Всё это пролетело перед взором спящей Аронии в один миг — как скоростное кино. Она будто заново прожила эту свою давнюю жизнь. А заодно вспомнила и умения, когда-то втолкованные малолетней девчонке батькой-пластуном. Их она успешно применяла потом в своей многолетней службуе царю и Отечеству на охране рубежей Кубанской губернии и Российской империи.
Пока годы не лишили когда-то послушное тело Проши-Прасковьи гибкости. Тогда уж она, как некогда отец и пластун Георгий, взялась учить пластунскому делу станичных мальчишек-казачат. У неё это гарно получалось — не в пример иным. Батькова выучка хорошо помнилась.
К слову сказать — своих детей Прасковья так и не завела. Служба была ей дороже — родину защищать, товарищей спасать, земли свои оберегать…
* * *
— Ну, шо, доню? Всё вспомнила? — спросил Фома. — Не забудешь?
— Да, батько! Вспомнила, — со слезами на глазах ответила Арония. — Спасибо вам за пластунскую науку! И шо вы пришли до мэнэ — напомнить её. Присгодится.
— Та як же ж я тебя брошу, моя донюшко, — ласково кивнул тот. — Та ни за шо! Ну, бывай, доню. Не давай пощады врагам! И до встречи!
И, улыбаясь, он бесшумно — как и всегда, отступил куда-то в сторону — в область серой мглы. Там раздался мощный низкий звук — будто от движущегося поезда. Миг и всё исчезло.
Арония проснулась в слезах — жаль было с батькой расставаться.
Или Проша. Поскольку вся славная жизнь этой неугомонной девки-пластуна осталась в её памяти. А главное — умения и знания.
Глава 10
Маршрутка
После встречи с батькой Фомой во сне Арония проснулась, чувствуя себя неким супер-киборгом. Она теперь была пластуном-Прошей, знающим, как обвести и победить врага.
Это было немного странно.
Раньше она была Ларой — скромной и неконфликтной девушкой, потом стала Аронией — способной схватить за ухо домового и скрутить в бараний рог ночное чудище, а теперь вот она ещё Проша — невидимый ниндзя, легко побеждающий матёрых врагов. Чего ей ещё от себя ждать? Имён теперь у неё — «як у собаки блох», как сказала бы чародейка Фаина. А батько Фома, наверное, поучительно изрёк бы: «Имя, доню, це не главно. Главно — чоловиком остаться». И, наверное, он прав.
Кстати, она ведь теперь ещё и Прасковья. Но, к счастью, эта сторона личности проявлялась в Проше лишь в детстве. А потом, надев казачью форму, Проша, будто забыл её вовсе — да и себя тоже — посвятив свою жизнь службе. Хотя и он не имел явно выраженных личных качеств, предпочтений или желаний. Для пластуна это всё лишнее, главное дело для него — защищать, спасать, красться, проникать, быть невидимым и неслышимым. Идеальным воином стала Прасковья, так сказать — истинно Прошей. И теперь в облик Аронии, благодаря ей, добавились лишь уникальные способности. И ещё — стремление служить своему отечеству, не жалея ни сил, ни самой жизни. Ну, с этим Арония как-нибудь справится, преодолев эту тягу к служению. Всё ж, она девушка, а не солдат.
Кстати, благодаря жизни, прожитой с Прошей, Арония теперь знала ещё два языка — кубанскую балачку и черкесский. Что ж, как говорится — «може, присгодятся».
Но Арония никак не ожидала, что кое-что из этих новых знаний и способностей ей «присгодится» уже сегодня.
* * *
На завтрак Полина Степановна подогрела магазинные блинчики с творогом, которые Арония проглотила, даже не заметив их вкуса. Потому что решилась, наконец, сказать бабуле о том, что она переводится на заочное отделение.
В ответ она ожидала бури или, по крайней мере — возражений и советов. Но Полина Степановна лишь сказала:
— Да? Хорошо! Коли ты так решила, делай, как считаешь нужным. Ну, пока, внученька! — направляясь к вешалке, сказала она. — Я ухожу. Студия сегодня в детском доме выступает, опаздываю.
И, одевшись, упорх… То есть — убежала. Нет, всё ж, ушла.
А что Арония считает нужным, она пока и сама не знала.
Честно говоря, она надеялась, что бабуля затеет с ней полемику, в ходе которой ей и удастся как-то сформулировать свои планы на будущее. Но её бабуля в последнее время сильно изменилась, живя на своей волне — а это цветы и бальные танцы. Прямо какая-то пожилая цветочная фея! Аронии она тоже предоставила полную свободу, в условиях которой — танцуя и радуясь жизни — жила теперь сама. Особенно это было заметно по их питанию. С едой теперь она вообще не заморачивалась, как раньше. Никаких супчиков, оладий, пирожков и котлеток. Теперь они ели одни полуфабрикаты, поставляемые ею из магазина и ближайшей «Кулинарии». Не особо вкусно, зато времени свободного — валом. Что Полину Степановну, гастролирующую со своей бальной студией по городу, подобно цыганской шансонье, вполне устраивало. А Ароние, занятой учёбой, это было вообще без разницы. Просто непривычно.
«Раньше — занятой учёбой, — вздохнула девушка, спеша по заснеженной улице к остановке. — Теперь-то у меня совсем другие интересы, к которым ни учёба, ни качество еды не имеют никакого отношения».
Да и Прошу — вспомнилось ей — еда мало интересовала. Был бы хлеб да квас с молоком. Лишь иногда бывая на кордоне, она харчевалась у Марьи, жены младшего брата Андрея. Он, хоть в пластуны и не сгодился, но казаком стал справным. Детей им с женой бог не дал, вот Марья и ошивалась вечно на кордоне. То обстирывала кого-то — за деньги, то кухарила — тоже не бесплатно. Хотя готовила Марья ещё хуже, чем стирала — вечно в стирку щёлок экономила, а в борщ — заправку. Да и хлеб у неё был не пропечён. Есть кубанская поговорка: «Умила Марья готувати, та не умила подавати». А Марья ни «готувати», ни «подавати» не умела, но харчевателей у неё всегда было полно. Красивая она баба да языкатая, вот ей всё это и сходило с рук. Так что, стряпня из кулинарии по сравнению с Марьиной — это просто деликатесы…
«Ой! О чём это я? — спохватилась Арония. — Причём тут Марьина стряпня? Я ж в институт еду — заявление подавать. Тут бы подумать надо — что мне делать дальше?»
Сев в маршрутку, Арония и принялась размышлять на эту тему.
Может, ей попытаться применить вновь обретённые пластунские способности? Вряд ли они ей «присгодятся» в борьбе с нарушителями Покона — там нужны совсем другие умения. Тогда на что же батько Фома намекал, приказав ей не давать пощады врагу? Он не из тех казаков, кто зазря слова на ветер бросают. Не на ловлю же оборотней и ведьм он её благословлял? Этим пластуны — сами, порой, похожие на ведьмаков — никогда не занимались.
А что если ей заняться воспитанием бойцов-пластунов? Как Проше, под старость, Хотя, надо заметить — сейчас этих тренеров кунг-фу, айкидо и прочих восточных единоборств, как горбуш на нересте. Но про пластунов что-то она не слышала. Возможно, это хорошее дело — возродить эти техники? Но где же взять учеников? Мало кто согласится отдать своего ребёнка на обучение девчонке без образования. Ведь у неё — кроме неоконченного педвуза — нет ни солидных корочек, подтверждающих её способности к этим техникам, ни престижных призов победителя состязаний и единоборств. Один лишь сон в активе да жизнь, прожитая Прошей. Но в это ж никто не поверит. К тому же, отбор для этой спортивной секции должен быть очень строгим. Далеко не каждый ребёнок способен стать пластуном. Она помнит, как тщательно Проша отбирал учеников. И на реакцию проверял, и на сообразительность, и на чувствительность, и на гибкость, а главное — на бесстрашие. За десяток лет он воспитал-то их всего… тринадцать. Арония даже сейчас помнила всех этих мальцов по именам. Штучный товар. Казаки ведь из рода в род защитники отечества, они гордились такими сынами. А сегодня всё по-другому. Любой родитель, узнав, что его чаду на несколько месяцев завяжут глаза — срок обучения технике иного виденья у всех ведь разный — посчитает это издевательством. И не позволит с риском для жизни, бродить ему по улицам с завязанными глазами. А уж давать ему в руки острые режущие предметы и вовсе посчитает невозможным. Не говоря уж об обратной адаптации — процесс привыкания глаз к свету довольно длителен и мучителен. Помнится, Прасковье, снявшей повязку, её глаза поначалу даже мешали. И лишь закрыв их, она могла подключать свой третий глаз и внутреннее видение.
