— Батюшки! — воскликнула Людмила. — Неужто, их убили? Как лишних свидетелей?
— Надеюсь, нет, — буркнул Владислав и сел в машину.
И поехал он не домой, а обратно в отделение.
По дороге Владислав напряжённо обдумывал ситуацию.
Он уже понимал, что у Аронии какие-то неприятности. Может — это продолжение разборок на мистическом уровне? Ведьма Евдокия и оборотень Силантий ведь всё ещё гуляют на свободе. Да и этот Ратобор — подозрительный тип. Всем им чего-то от Аронии надо. Евдокии — силы, Силантию — отомстить, Ратобору — союзника в поиске кладов. Очевидно — вместо матери, у которой к этому были особые способности.
И — честно говоря — Владислав собирался в этих мистических делах поучаствовать. Надо же Аронию выручать. Всё ж он из десантуры. И теперь он всерьёз на себя злился — зачем ему нужна была эта ювелирка? Надо было, когда Арония не ответила на звонок, сразу бросаться к ней на выручку.
Поначалу — если честно — вся эта мистика, которая присутствовала в жизни Аронии, показалось ему немного чепухой. Все эти заговоры, пассы и прочее. Вот пластунские техники, которыми Арония владела по родовой линии — это круто. С этим даром Арония может ничего не бояться. И вот — на, тебе. Пропала.
Надо срочно подключать своих ребят. Мистика мистикой, а человек пропал и его надо искать. И полиция тоже не детки с рогаткой. Они и против мистики — сила.
Глава 7
Чужое добро
Полина Степановна, сидя на пеньке, с интересом наблюдала за происходящим.
Ей, считающей, что всё это сон, наверное, было забавно, то, как Ратобор, что-то шепча, мерит шагами поляну меж этим самым пеньком и одинокой берёзкой на краю опушки. Благо, снег весь уже растаял, обнажив пожухлую траву и бурые листья, и ничто не препятствовало тому, чтобы ширина шага была нужной. Где-то на половине пути, сделав поворот на девяносто градусов, он, шепча, повёл счёт шагам дальше. Или, кто знает, о чём он там шептал?
Смугляк, тоже внимательно за ним наблюдая, крепко вжал руку в плечо Аронии. От чего она буквально не могла сдвинуться с места.
И сейчас Арония раздумывала — стоит ли ей повернуть на шее монисто и позвать чародейку Фаину на помощь? Это вполне можно сделать в тот миг, когда мавр уберёт от неё свою руку. Но, в конце концов, она решила повременить с этим. Ведь пока ничего катастрофичного не произошло. Стоит ли отвлекать её от дел только ради того, чтобы отобрать у мавра половину принадлежащего ей клада у магов? Которого, кстати, она ещё даже не видела. Так что она ещё подождёт и посмотрит, как дело пойдёт дальше. Хотя то, что она может получить эту помощь в любую минуту, делало её уверенней. Домовой, кстати, тоже пока тихо сидел в сумочке Аронии, наверное, ждал, когда же отроют этот богатейший клад. Когда ему ещё доведётся взглянуть на такое чудо и доведётся ли?
Ратобор тем временем действовал деловито и уверенно. А Арония, наблюдая за ним, недоумевала. Зачем всё так сложно? Ведь клад-то вон он — скрыт в земле неподалеку от пенька, где сидит бабуля. Даже она, никогда не участвуя в поисках, чувствовала это место. От него просто веяло леденящим жаром и неким тухловато-зеленоватым свечением.
Как видно, Смугляка посетила та же самая мысль. И он гаркнул:
— Эй, Ратобор, чего ты там бродишь? Кончай уже тянуть время! Вот же он, клад, — ткнул он чёрным пальцем в то место, которое почувствовала и Арония. — Давай, копай там! Нечего тянуть резину!
— Я и не тяну, — продолжая шагать, сосредоточенно ответил маг. — Лучше не мешай мне, Смугляк! А то я собьюсь и придётся всё начинать заново. Эти действия — часть заговора, открывающего клад. Иначе к нему не подступиться.
Вот Ратобор остановился, несколько раз притопнув, и закрутился на месте волчком — сначала по часовой стрелке, потом против часовой. И, присев на корточки, что-то тихо пропел. Завершив круг, он перешёл поляну ломаным зигзагом, повернулся и, пятясь, дошёл до места, откуда шло свечение.
Тут вдруг, будто из-под земли, перед ним появился человек — довольно молодой бородатый мужчина в потрёпанной старинной одежде — армяке и в сапогах. Его облик был слегка размыт — будто нечёткое изображение на снимке.
— Пошто опять притащился, Ратобор? — сурово сказал он и его зычный голос разнёсся над поляной. — Сказывал же тебе — без Арины не приходи! Клад ты не получишь! Вали отсюда восвояси! Пока цел!
«Это Калина!», — догадалась Арония.
Мавр тут же подтолкнул её в спину и прошипел:
— Иди, девка! Покажись ему! И только попробуй мне чего-нибудь выкинуть! Испепелю!
— А кто ж тебе тогда клад добывать будет? — усмехнулась Арония. — И повежливее, Смугляк! А то я сама тебя… испепелю!
Мавр только рот разинул от такого нахальства. Но тут же его захлопнул. И лишь что-то прошипел сквозь зубы.
— Иди, давай! — тихо повторил он.
Арония неспеша отправилась к беседующим мужчинам.
Ратобор уже что-то говорил Калине:
— …Тут со мной её дочь, Арония, — услышала она. — Как ты понимаешь, она наследница половины клада. Ей-то ты его отдашь?
— А ну, покажь, что за дочь такую ты приволок! — недоверчиво ответил Калина. — Не было ж у ней детей! И быть не могло! Она мне о том сказывала. Потому и замуж за меня не пошла.
— Только лишь потому? — не сдержавшись, ехидно спросил Ратобор. — А вот и есть дочь, как видишь, — указал он глазами на подошедшую девушку.
— От кого? — выдохнул Калина, с ненавистью глядя на Ратобора. — Твоя, что ль?
На Аронию он пока даже не глянул.
— Нет, не моя, — сник Ратобор. — Была б она моя дочь, я б ещё в первый раз её сюда привёл. Другого — обычного — человека дочь. Арина вышла за него замуж двадцать лет назад. Его сейчас и на свете нет. Как и её.
Калина, немного смягчившись, повернул голову к Аронии и сказал:
— Ну, здравствуй, Арония.
— Здравствуй, Калина. Или, может, так не принято говорить умершим? — засомневалась она.
— Так и говори, как сказалось, — усмехнулся тот. — Вижу — похожа ты на Арину. Чего ж раньше-то за кладом не пришла? Для неё берёг, теперь вот — для тебя, выходит.
— Так я о нём и не знала, Калина. И не только о нём. Мама меня Ларой назвала и силу от меня закрыла. А потом… я с ней встретилась. Она и имя мне новое дала, и силу вернула. А с Ратобором я случайно… познакомилась. Он и… привёл меня сюда за кладом.
— Как там… мама? — глухо спросил Калина.
— Сказала — нет на том свете худшей доли, чем у раскаявшейся ведьма, — вздохнула Арония. — Разве что — у нераскаявшейся.
— А я думаю — нет худшей доли, чем у самоубивца, — глухо возразил Калина. — Да у него её и вовсе нет. Токмо вот и остаётся, что клады чужие оберегать — чтоб вовсе без доли не скитаться. Так что мы обои с ней — не удачливые. Токмо вот у ней — дочь есть. Счастливая она, всё ж… А опосля меня никого и на свете не осталося.
— Но это было непросто, Калина. Мама за это всё отдала, что имела. И даже саму жизнь — чтобы я на свет появилась, — вздохнула Арония. — А теперь ей приходится на том свете за ведьмины долги расплачиваться. А могла бы здесь, на земле успеть рассчитаться за них — добром или помощью людям.
— Ну, теперя вот ещё и золотом да самоцветами тебя обеспечила, — заметил Калина. — Рази это не добро? — прищурился он.
— Я про другое добро, — нахмурившись, ответила Арония.
— Эй, Ратобор! — обернулся Калина к магу, который задумчиво слушал их разговор. — Оставь нас с Аронией на минутку, будь человеком! Мне слово ей сказать охота. Не для чужих ушей. Мы, всё ж, с ней не чужие.
— Ладно! — кивнул тот и, отойдя к краю поляны, сел на упавшее дерево.
— Вот что, Аронеюшка, — тихо шепнул ей Калина. — Ты это золото да самоцветы не бери! Проклятые они! Никому не принесут ни счастья, ни радости. Одно лишь горе. Чужое это добро и лихом добытое. Не про добрых оно людей. А возьми ты всего лишь одну вещицу неприметную, — ещё ниже склонился он к ней, шепча: — В самом верху сундука есть кувшинчик зелёненький, нефритовый, на вид небогатый. А в ём — зелье чудесное. Оно все хвори лечит, даже молодость и саму жизнь возвертает. И людям, и зверям. А надо его брать лишь малую капельку на ведро воды. Пить её и брызгать на больное место. А по кувшину на древнем арабском рецепт зелья прописан. Зелью тому три тыщи лет, не мене. И помогает оно только тем, кто чист сердцем.
