Не очень скоро, но Арония и Полина Степановна Санины получили от государства эту компенсацию. И на эти деньги ими был учреждён Частный Фонд «Добро», занимающийся помощью детям. Сами они оттуда не взяли ни копейки — себе дороже. Причём, Полина Степановна это одобрила. Вон только ведь подумала изумруды взять, а разбойники уже весь дом перевернули. Чур, меня!
Да. И до ухода в декретный отпуск, Арония работала в Антитеррористическом Штабе, куда её пригласил полковник Щеглов. Туда же за ней перешёл и майор Чунильский.
Помогали спасать мирных граждан от террористов. И, возможно, вскоре будут воспитывать новые кадры, владеющие пластунскими техниками. Подвижки есть.
Но это уже совсем другая история.
Зинаида Порох
Древнее сокровище
«Страх — самое древнее и сильное из человеческих чувств, а самый древний и самый сильный страх — страх неведомого»
Говард Филлипс Лавкрафт
Часть 1
1
Наутро Арония проснулась с таким чувством, будто она, после экскурсии в судьбу Проши, прихватила оттуда его уникальные способности и превратилась в некого суперкиборга.
Это дарило ей странные ощущения…
Девушка поняла, что теперь умеет невероятные делать вещи — всё, на что раньше были способны только казаки-пластуны, владеющие незауряднымиутерянными ныне техниками и приёмами. Могла, став практически ниндзей, быть невидимой и неслышимой лишь одной силой мысли.
Да и кто она теперь? Прасковья Проша или, всё же, Арония? А прежде ещё и Лара. Имён у неё нынче — «як у собаки блох», как съязвила бы чародейка Фаина. А батько Фома — она так и слышала его тихий голос, поучительно изрёк бы:
— Имя, доню, це неважно, главно — чоловиком остатысь.
Кстати та сторона личности, которая была когда-то Прасковьей, почти не проявлялась. Надев казачью форму, Проша будто вовсе забыл свою женскую суть, посвятив всего себя службе Отечеству. И, благодаря въевшимся в подсознание пластунским техникам, почти утратил личностные качества, не имея ни собственных предпочтений, ни желаний. Для пластуна это лишнее, отвлекающее службы. Главное это одолевать «ворога», красться и прятаться в засаде, проникать всюду незамеченным. Быть идеальным воином, боевой машиной, каким был его отец батько Фома. Вне дома таким и был. И такой же стала Прасковья, полностью трансформировавшись в Прошу…
Теперь и в облике Аронии проявились эти стальные черты воина. Её внутренний «сокол», разбуженный временной слепотой во время ношения на глазах повязки, соединившись с её даром ведающей, бдил теперь за окружающим пространством постоянно. И — она это чувствовала: мгновенно реагировалн а малейший сигнал опасности.
Интересно, а сейчас она, приобретя пластунские навыки, «почуяла» бы опасность, исходящую от ведьмака Ратобора? Тогда, встретив его, она ощутила лишь симпатию. Явно, колдовским образом наведённую им. А чего удивляться? Даже Фаина против него не всегда «сдюживает». Увёл же он её оборотней — она и не почуяла.
И ещё Арония отметила, что в ней вдруг проснулось яростное стремление служить своему Отечеству — не жалея ни сил, ни самой жизни.
Ну, с этим она как-нибудь справится, преодолев эту неудержимую тягу к служению. Всё ж, она девушка, а не солдат. И не Проша, который «змалку» оберегал свою Родину, привык. Да и времена нынче иные — границы далеко расступились. Не идти ж ей в пограничники, в самом деле. Да и кто её туда возьмёт, служить? В качестве кого? Разве что — училки для детей офицеров.
Кстати, Арония, кроме русского и английского, знала теперь ещё кубанскую балачку, черкесский и адыгский языки.
Что ж, как говорится — «може, присгодится». Хотя — где? Впрочем, она, например, если после окончания вуза может работать в республиках, где живут эти маленькие, но гордые народности. Батько Фома ведь считал, что надо уважать и знать традиции и язык тех людей, рядом с которыми живёшь.
Однако оказалось, что эти её вновь обретённые способности и знания «присгодились» ей в этот же день. Батько Фома «як в воду глянув», говоря своей «доне», что времени у них мало…
* * *
Арония, быстро оделась, собираясь в институт, и пришла на кухню.
Там её уже ждал завтрак. Ну, как — завтрак? Полина Степановна, в связи со своей активной танцевальной деятельностью, почти полностью перешла на полуфабрикаты. И на завтрак лишь подогрела внучке магазинные блинчики с творогом. Арония проглотила их с горячим чаем, даже не ощутив вкуса. Если он у них был, конечно.
Девушка решилась немедленно поведать бабуле, что намерена перевестись на заочное отделениев универе. И слегка тревожилась — как она воспримет эту весть? Подбирала про себя нужные слова. Но Проша, теперь прочно поселившийся в душе Аронии, не любил политесов и та, неожиданно для себя, брякнула:
— Вот что, бабуля, я перехожу учиться на заочное. Скучно мне там.
Между двумя блинчиками.
В ответ Арония ожидала возражений или, по крайней мере, удивления. Но неузнаваемая бабуля лишь бросила на ходу:
— Вот как? Хорошо, поступай, как считаешь нужным. Ну, пока, внученька!
И, чмокнув в щёку опешившую девушку, Полина Степановна сняла передник и устремилась к вешалке.
— Я побежала! Сегоднянаша студия в детском доме выступает, опаздываю, — заявила она.
И, одев свою шикарную шубу и кокетливо водрузив такой же берет, убежала. Нет, всё же — ушла. Арония слегка зависла, глядя на захлопнувшуюся дверь.
А что она считает нужным? Этого Арония пока и сама не знала.
Честно говоря, девушка ожидала, что бабуля затеет с ней перепалку, в ходе которой ей и удастся как-то определиться со своими планами на будущее. Но та, живя в последнее время на своей волне, предоставила и ей полную свободу. Мол — переводись и радуйся жизни. Или танцуй, как я.
«Прямо какая-то пожилая цветочная фея стала, а не бабуля! Никакой ответственности за внучку! — усмехнулась девушка. — Взять хотя бы эти блинчики», — вставая из-за стола, покосилась она почти на полную тарелку общепитовских изделий».
Никакими супчиками с фрикадельками, домашними сырниками и котлетками в последнее время в доме и не пахло. А холодильник был забит полуфабрикатами из ближайшей «Кулинарии». Полину Степановну, гастролирующую по городу с бальной студией, подобно цыганскому табору, это вполне устраивало, да и Аронию, занятую учёбой, тоже. Просто непривычно как-то. Даже участие в массовках бабулю так не отвлекало от домашнего быта. А что ж, в этом есть и свои плюсы — после такого разговора на тему перевода девушка почувствовала крылья за спиной — лети, куда желаешь, бабуля не против.
Свобода!
Она быстренько покидала в раковину посуду, оделась и побежала, нет — полетела, по заснеженной улице к остановке.
«Это раньше я была занята учёбой, — радостно думала девушка. — Теперь-то у меня будет совсем другая жизнь, в которой качество еды окончательно потеряет значение. А что не потеряет? — озадачилась она и решила: — Там видно будет!»
И встала на остановке, ожидая свою маршрутку.
Всё же ей было немного не по себе — будто собиралась прыгать в холодную воду. Откуда, возможно, вынырнуть не удастся.
И тут Проша — видно чтобы отвлечь от сомнений, напомнил о себе — мол, для него качество еды вообще не имело значения.
«Был бы хлеб та квас з молоком и — будя! Та шоб хлопцы казаки, шо рядом зи мною, были бы живы, та и — ладно», — тихо шепнул он.
И то, правда. Проша был очень нетребователен в быту. И лишь иногда он харчевался у Марьи, жены двоюродного брата Андрея. Детей им бог не дал, вот Марья и ошивалась с мужем на кордоне. То обстирывала кого-то — за деньги, то кухарила — тоже не бесплатно. Хотя стряпухой Марья была «ще худшей, чим прачкою» — вечно для стирки щёлок экономила, а для борща заправку. Да и хлеб у Марьи то пригорал, то не пропечён был. Кубанская поговорка гласит: «Умила Марья готувати, та не вмила подаваты», а эта Марья ни «готувати», ни «подавати» не умела. Но харчевателей у неё было — хоть отбавляй, красивая она баба была, та языкатая, вот ей и сходило всё с рук. Так что стряпня из кулинарии по сравнению с Марьиной — это ж просто цимус.
