Я горько хохотнул. Наверное, нескоро.
— Давайте немного выдохнем. Вы же насчет перевода, верно? — спросил Вернер.
Я приподнял бровь. После всех этих приключений, спокойно говорить о всяких «переводах» как-то даже забавно. Но, ладно, посмотрим, что скажет этот странный тип.
— Именно. Но в СПАИРе и слышать об этом не хотят. Я для них ценный кадр.
— Ну судя по вашим успехам в Комнате, это недалеко от истины, — покачал пальцем директор. — Слушайте сюда. У вас есть два варианта, Илья Тимофеевич. Первый — ехать обратно, писать в деканате заявление об отчислении, а потом возвращаться сюда и поступать к нам.
— И это займет, наверное, месяц.
— А по почте год, — хихикнула Метта, и я передал ее замечание директору.
— Так точно. Это еще не говоря о том, что место в СПАИРе за вами закреплено привилегией вашего рода. Такие места на дороге не валяются, и просто так от них не отказываются.
— Мне придется писать Императору?
— Хотелось бы обойтись без этого… Второй вариант вы озвучили в кабинете у Юлии Константиновны — поступить к нам, рассчитывая на лазейку в законах.
— А она есть?
— Есть. Но нужно ли вам учиться и там, и здесь? Ведь просто так забыть про СПАИР у вас не получится. Экзамены, экзамены и еще раз экзамены! А способный ученик-недоучка нам здесь не нужен.
— Я прошел полугодичный курс за две недели. Мне не привыкать.
Директор хлопнул руками по подлокотникам:
— Заметьте, не я это предложил!
— Ну так что? Или вы хотите вступительных экзаменов?
Он отмахнулся и полез в стол. Вытащив оттуда гербовый лист, быстро набросал текст, расписался, а затем снова схватил трубку.
— Прошу, загляните в верхний ящик. Там должен быть такой же.
Я сделал, как он просил, и поднял чистую бумагу.
— Отлично, а теперь к стеклу, пожалуйста.
Нахмурившись, я приложил лист к окну. Он сделал то же самое. Выравнив уголки, Вернер шепнул что-то себе под нос, а затем края бумажки сверкнули.
— Прекрасно, а теперь отрывайте! Но аккуратней, не порвите.
Взяв за уголки, я осторожно отлепил бумажку от стекла. На ней значилось «Приказываю зачислить в Шардинский Институт Изучения Резерваций барона Илью Тимофеевича Марлинского…», дата и размашистая директорская подпись.
— Отдадите Свиридовой. Лично в руки.
Аки же оглянулась ко мне. В ее глазах читалось одно слово — «помогите».
— Благодарю, — сказал я в трубку. — А теперь, пожалуйста, пусть моя подруга выйдет на мою половину.
— Эхх, а я так рассчитывал, что проведу этот вечер в приятной компании, — повесил усы директор.
— Мы не спешим покидать вас. Но в зазеркалье Аки очень некомфортно.
— Это не зазеркалье, Илья. Это… как объяснить, чтобы не вдаваться в научные тонкости?.. Это план, понимаете? Идеальный слепок, с которого Цитадель воссоздает себя. Что-то вроде идеального себя, с которого сооружение постоянно пытается воссоздать себя в материальном мире.
— Не понимаю.
— У вас в голове есть идеальный вы, которым вы хотите стать?
— Конечно.
— Вот. У вас есть идеальный вы, который следил за вашими поступками и оценивает их. Или тот, которым вы хотите стать, но, возможно, никогда не станете. Вот именно это и есть «зазеркалье» Цитадели. Это, если угодно… ее идеальное представление о самой себе…
— Ох, мать, наговорил, — закружилась Метта на месте. — Сказал бы проще — дед с Аки застряли в мыслях этого комплекса!
— Допустим, — кивнул я. — Вы хотите сказать, что Цитадель живая и умеет мыслить?
— Конечно, но немного не так как люди. В этом и основная проблема изучения Цитадели. Мы пытаемся познать ее образ мысли и действия, исходя из наших собственных представлениях о логике. А она имеет свои собственные. Вот и мы, ученые, уже долгие годы ходим по кругу.
— И что, перестраивая коридоры она пытается создать идеальную себя?
— Должно быть. Вот только я полагаю этот процесс — как сама жизнь, изменчива, а идеала в ней нет. Ибо и изменчивость, и идеал это разные полюса.
— Кстати, насчет полюсов. Моя подруга…
— Ах да, точно! — и он посмотрел на Аки. — Чтобы выбраться отсюда, сударыня, вам придется выйти в коридор, спуститься на десять этажей вниз, а затем найти тот самый «портал», через который вы сюда и попали.
— А… — раскрыла рот Аки. — А обязательно?
И директор расхохотался.
— Как зашли так и выходите, — покачал головой Вернер. — Вы же не собираетесь выходить через окно, не так ли? Можете, конечно, но тогда посадка вас ждет не из приятных, а вот через дверь…
Он поглядел на выход, и дверь сама собой открылась.
— … выходить всегда мудрее. Я всегда так говорю!
Аки посмотрела на меня с мукой во взгляде.
— Хотя, полагаю, тот портал уже черт знает где… — почесал подбородок Вернер. — Вы же видели, метроном стучал после того, как вы покинули «исчезающий этаж»?
— Да, и очень настойчиво.
— Вот-вот. Если стучит этот механизм, значит, этаж что-то задумал. Лучше не обращать на него внимание, и тогда он оставит вас в покое. Обычно он безобидный, и меняется тогда, когда никто не видит, но в исключительных случаях…
И Вернер скосил глаза в сторону.
— … в исключительных случаях он очень настойчив.
— Как нам помочь Аки?
— Мы можем попробовать обмануть Цитадель, но мне понадобится помощь.
И он ткнул в стекло. Я проследил за его пальцем, но в том месте никого, кроме Метты не было.
Так, стоп…
— Да, да, вы, сударыня! — сказал Вернер, указывая на Метту. — Кроме вас, на «стороне» Ильи Тимофеевича нет никого. Вы поможете нам спасти Акихару!
Мы с Меттой переглянулись. Он ее видит⁈
Глава 13
Тома лежала на диване в гостиной и пялилась в потолок. Руки дрожали, на лбу пульсировал тройной синяк. Впрочем, все тело было одним большим синяком, после того как она…
…она выхватывала револьвер снова и снова, снова и снова…
Фокс зажмурилась, но в перед глазами все еще было перекрестье прицела, а на нее бежала Сен. Бух! — и вновь перед глазами искры. И стоило только подняться…
…а затем снова и снова… снова и снова… Хвать! Бух! Хвать! Буть! Хвах…
— Когда-нибудь я пристрелю эту сучку, — пробубнила Тома и, подняв веки, огляделась.
Как бы ее не услышала эта сучка. Так, а это что в кресле за тень?
— Ой, — вздрогнула фокс, заметив движене. Рука сама собой потянулась к бедру, но там было пусто.
Но нет… это не Сен, а всего лишь автомат размером с пятилетнюю девочку. Она скромно сидела в кресле, и поначалу Тома решила, что это сломанная «пустышка», но нет — та еле заметно болтала ножками, на которых раскачивались большие красные туфли, явно ей не по размеру.
— Привет, — приподнялась Тома. Не могла она устоять перед детишками, пусть и автоматическими.
Автомат-девочка слегка приподняла голову и в ее пустом личике фокс углядела свою побитую физиономию. Лучше, бы молчала…
Ответа не последовало.
— Что-то я не припомню тебя здесь, — продолжила она и придвинулась поближе. — Как тебя зовут? Я Тома.
Та снова промолчала, и фокс попыталась улыбнуться, но с ее разбитой нижней губой наверное получилось ужасно.
Тогда, увидев неподалеку лежащего плюшевого зайца, Тома подняла игрушку. Заяц чем-то напоминал выпотрошенного и заново сшитого тюленя с ушами, но чего только эти производители игрушек не придумают?
— Это твой? Какой красивый! Как зовут?
Но автомат-девочка и тут не ответила. Даже ножками мотать перестала. Плюх! — и на ковер упала туфелька.
— Ну же. Я не обижу тебя. Дай помогу, — и нагнувшись, Тома подняла туфельку. — Держи!
Она придвинулась еще ближе, и тут уж девочка среагировала. Подогнув под себя ноги, она вжалась в кресло. На пол упала вторая туфелька.
— Я вас закусаю! — угрожающе сверкнуло ее пустое личико. — Это мое кресло, Мио разрешила в нем сидеть!
Тома охнула.
— Кресло?.. Да сиди на здоровье, я просила про за…
