Орден во всю спину 4 (СИ) - Ежов Константин Владимирович

В городе мальчишки к его возрасту давно бросали учёбу: шли работать, помогали семьям. А у Ярослава внутри сидела странная жажда знаний. Он тянулся к учёбе, как растение к солнцу, хоть и не всегда понимал, что именно получает. Да, когда имеешь не ценишь, а когда потеряешь, волосы на голове рвёшь.

И вот сейчас, слушая сиплый голос старика, слова про "тригонометрию" и "синусы", всё уносились мимо него, как чужой язык. В теории он про это помнил, но на практике, только сами слова, а что за ними стоит… увы.

Он сидел и чувствовал себя так, будто забрёл в плотный туман: ни дороги, ни света, только бесконечные непонятные формулы на доске, от которых мутило в голове.

Он хотел вцепиться в каждое слово, сохранить всё, как раньше сохранял уроки Учителя. Но здесь это было невозможно – знания ускользали, текли сквозь пальцы.

И впервые в жизни Ярослав понял: он ничего, вообще ничего не понимает.

Когда Косой пришёл в школу, чтобы оформить поступление, ему торжественно всучили стопку новых учебников – свежих, с ещё пахнущими типографской краской страницами. Бумага хрустела под пальцами, и от неё тянуло лёгким химическим запахом клея. Но, к его удивлению, все книги оказались предназначены для 12-го класса. А ведь даже если бы он захотел догнать остальных, начинать всё равно пришлось бы с программы 10-го.

На перемене Ярослав быстро покинул своё место. В углу класса сбились несколько учеников – они шептались, переглядывались, иногда вздыхали или морщились, будто перед ними стояла какая-то серьёзная угроза.

Не надо было гадать, о чём речь. Все они обсуждали его, с которым судьба занесла их в одну школу.

Ярослав уже привык к такому. В крепости отношение к беженцам всегда было тяжёлым – смесь жалости и презрения. В разговорах людей слышалось недоверие, будто чужаки могли принести не только бедность, но и заразу. Иногда ему даже казалось, что в городе, за стенами крепости 289, жизнь была свободнее, хоть и куда опаснее. Там под боком дышали пустоши – полные стаек волков, странных подопытных тварей и прочей дряни. Но всё равно – свободы там было больше.

Те, кто выжил в городах-убежищах в пределах крепости, едва ли понимали, сколько смертельных угроз таилось вокруг. Для них пустоши оставались дикой, пугающей, но далёкой загадкой. Вот и приходилось Ярославу, Лёхе и прочим терпеть колкие насмешки. Другого выхода не было – они ещё не нашли себе иного приюта, который мог бы сравниться по защите со стенами крепости.

После перемены все уже знали: Косой – чужой. Словно по щелчку, воздух в классе стал холоднее. Взгляды учеников – жёстче. Тепла в них не осталось. Некоторые парни, которые ещё утром думали протянуть руку и познакомиться с новеньким, теперь отшатнулись, пряча за улыбками растерянность и неловкость. Туповат и трусоват оказался в школе народец.

К тому же влиятельные консорциумы подливали масла в огонь. Они годами вбивали людям в головы простую мысль: за стенами живёшь – низший сорт. Чтобы никто не смел им сочувствовать, распространяли слухи: мол, пришлые "заражены", "грязные". Удобный предлог, чтобы отказывать им в убежище и тем самым снимать с себя ответственность.

– Я бы и рад пустить жителей подола внутрь, – говорил кто-нибудь из горожан, – да ведь все они заражены. Пусти – и вся крепость под угрозой.

Такие речи люди здесь слушали ежедневно и почти уже не замечали. Самого Ярослава это не сильно тревожило. Конечно, ему хотелось завести друзей, но он не собирался никому навязываться. С Лёхой они и так всегда держались вместе, плечом к плечу. Во всяком случае, пока. Что о них думают – да какая разница? Главное, выжить.

В тот же день, едва прозвенел звонок, Ярослав закинул за плечи свой потёртый рюкзак и вышел из класса. Домой он не спешил – куда важнее было не потерять из виду Ярославу Журавлёву.

В памяти всё ещё стояла та ночь в уральских горах: холодный воздух резал лёгкие, когда он впервые увидел, как она достаёт из пустоты снайперскую винтовку. Хребет словно пробежала дрожь. Если позволить ей опередить себя и первой занять укрытие – конец. Там он понял, что с ней нельзя расслабляться.

Он был уверен: Журавлёва попытается его убрать. Стоило ему рассказать Леву Станиславовичу Ланскому, что она пробралась в 13-ю старшую школу, – её план накрылся бы медным тазом. И мало того – беда пришла бы и к тому, кто помог протащить её сюда.

Ярослав подозревал, что Консорциум Потанина всё ещё имел длинные щупальца даже в этой крепости. Узнай они про Ярославу – и Владимир Ланский, и сам Ланский-старший ухватились бы за шанс избавиться от угрозы.

Он вышел из класса – и случайно заметил её. Журавлёва покидала соседнюю аудиторию. На её лице мелькнула короткая, тёплая улыбка, спрятанная под козырьком кепки. Но вместо выхода из школы она вдруг повернула в другую сторону – наверх, к лестнице, ведущей на крышу.

Крыша после уроков пустела, становилась тихой, почти чужой.

Ярослав нахмурился: что она там задумала?

Тем временем ученики толпами высыпали из здания. Была всего-то пять вечера – время, когда школьный двор оживал: где-то грохотал мяч по асфальту, в другом углу раздавался весёлый топот ног – мальчишки играли в футбол.

Ярослав на секунду задержался и задумался: а каково это – видеть всё это с другой стороны стены? Беженцы, умирающие от голода и страха, даже не подозревают, что здесь, за крепостными стенами, подростки спокойно смеются, гоняют мяч, строят планы на завтра.

Выходило, что стены защищали не только от зверья и дикой природы. Они скрывали правду – насколько сытой и уютной может быть жизнь внутри.

И всё же Ярославу казалось, что в этом есть какая-то кривизна. Словно сама недавняя катастрофа подтолкнула людей ещё сильнее тянуться к комфорту, к радости – лишь бы забыться, лишь бы жить так, будто беды не существует.

В потоке школьников, шумно высыпавших на улицу, две фигуры выделялись словно тёмные стрелы против течения: Ярослав Косой и Ярослава Журавлёва двигались наверх, к крыше. Все остальные спешили к воротам, и никто не обратил внимания на то, что двое выбрали дорогу в противоположную сторону.

Следуя за ней по лестнице, Ярослав вдруг заметил – у Журавлёвой походка лёгкая и упругая, спина прямая, а фигура – стройная, высокая. Она словно скользила по ступеням. На повороте она бросила на него быстрый взгляд из-под козырька кепки. Он смутился и тут же отвёл глаза.

Наверху ржавая железная дверь со скрипом поддалась под толчком Ярославы. Сквозь щель хлынул свежий воздух, пахнущий железом крыши, пылью и далёким дымком от чьих-то печных труб. Ярослав вышел следом – и дух захватило: перед ним открывалась панорама крепости, тянувшейся серыми кварталами до самых стен. С крыши, пусть и невысокой школьной, мир казался шире. Это был его первый взгляд сверху на то место, где он теперь жил.

Вдруг Ярослава ловко кинула ему что-то. В воздухе мелькнул металлический блеск. Ярослав машинально поймал – и сердце кольнуло: это был его собственный кинжал, тот самый, который она когда-то утащила.

– Теперь мы квиты, – спокойно сказала Журавлёва. В её голосе не было ни оправдания, ни угрозы. Почему забрала – объяснять не стала, и Ярослав решил не спрашивать.

Они застыли друг против друга на ветреной крыше. Время словно замедлилось.

И вдруг сзади раздались шаги. Ярослав обернулся – и остолбенел. По лестнице поднималась парочка: парень и девушка, держащиеся за руки, тихо переговариваясь. Лица их были залиты румянцем, они выглядели так, будто мир вокруг не существовал.

Заметив, что наверху уже кто-то есть, они нисколько не смутились, продолжая подниматься. Тогда Ярослав резко захлопнул тяжёлую дверь прямо у них перед носом. Металл глухо лязгнул, и изнутри донеслось удивлённое:

– Эй!

Пара осталась за закрытой дверью, а он снова повернулся к Журавлёвой – и похолодел. В её руках блеснул маленький серебристый пистолет.

Ярослав узнал его сразу – SIG Sauer P238, карманная "красотка" среди пистолетов, оружие изящное и смертельно точное.