Они вернулись в крепость и, попрощавшись, разошлись в разные стороны. Елисей уже почти добрался до дома, когда из толпы вывалилось какое-то тело и, навалившись на него всей массой, хрипло выдохнуло, обдавая запахом перегара и лука:
— Где ружжо украл? А ну дай сюда.
С этими словами тело попыталось вырвать ружье у него из рук. Моментально извернувшись, Елисей выскользнул из-под навалившейся туши и, перехватив вытянутую к нему граблю за пальцы, одним движением вывернул руку так, что мужик взвыл от боли. Резким ударом сапога по щиколотке парень уронил неизвестного на землю и, выдернув из-за голенища нагайку, рявкнул, зверея от злости:
— Ты кого вором назвал, тварь! Запорю!
Нагайка свистнула в воздухе, и мужик заверещал так, словно его кастрируют тупыми маникюрными ножницами. Народ, обрадовавшись нежданному развлечению, окружил место экзекуции, с интересом комментировал происходящее. Нагайка свистела, мужик визжал, даже не пытаясь подняться, а Елисей, чувствуя, что все больше злится, уже перестал замечать, что происходит вокруг.
Неожиданно чья-то сильная рука перехватила запястье парня, и властный голос негромко посоветовал:
— Уймись, парень. Не бери греха на душу. Наказал дурака, и будя.
Сообразив, что неизвестный прав, Елисей сделал глубокий вдох и расслабил руку с нагайкой.
— Вот и молодец, — стоявший рядом с ним кряжистый казак крепко хлопнул его по плечу. — Крови нам и так хватает. Ни к чему лишнюю лить.
— Ты кто? — угрюмо спросил Елисей, сворачивая нагайку и убирая ее за голенище сапога.
— Я-то? А я, парень, атаман Терского казачьего воинства, Халзанов, Егор Лукич. А ты кто? — улыбнулся казак.
— Елисей Кречет, казак.
— Неужто Руслана Кречета внук? — неожиданно оживился атаман.
— Его самого, — вздохнул Елисей.
— Из Пригорской?
— Из нее.
— Да как же ты жив-то остался?
— Бабка Степанида вымолила да выходила. А на Рождество прошлое сама преставилась.
— Сирота, значит, — понимающе кивнул атаман. — А тут каким ветром?
— Так в станице не осталось никого, вот и решил к людям перебраться.
— А занимаешься чем?
— Оружейником пока. А дальше, как бог даст.
Но поговорить им не дали. Раздвигая толпу, к месту происшествия прошел вновь прибывший поручик в сопровождении двух солдат и, презрительно кривя губы, спросил:
— Что здесь происходит?
* * *
Народ притих, с интересом разглядывая новое лицо. Только атаман, моментально подобравшись, не спеша расправил усы и, с вызовом глянув на поручика, спокойно ответил:
— Наветчика наказали.
— Что значит наказали? — наливаясь дурной кровью, повысил голос офицер. — Это мой слуга! Да я всех вас на каторгу! Кто посмел?! Кто, я вас спрашиваю!
— Я, — шагнул Елисей вперед, с вызовом глядя поручику в глаза. — Он посмел меня вором назвать.
— Арестовать! — рявкнул поручик, указав пальцем на парня.
Но, к удивлению Елисея, солдаты только смущенно затоптались на одном месте, неловко перехватывая ремни своих ружей.
— Я сказал, арестовать! — еще громче завопил офицер.
— Не замай парня, благородие, — шагнув вперед, загородил атаман собой Елисея. — Твой холоп напраслину возвел, за то и наказан.
— Что?! Бунтовать? Всех арестовать, — принялся бесноваться поручик.
Но тут зашумели собравшиеся казаки, и в воздухе явно запахло нешуточной угрозой. Солдаты несмело шагнули вперед и тут же шарахнулись назад, когда на них навелось сразу десяток уже взведенных стволов.
— Уймись, благородие, — посоветовал атаман с угрозой в голосе. — Тут тебе не Питербух. Тут у нас свои законы.
— Да вы… да я… — багровея и заикаясь от бешенства, принялся брызгать слюной поручик, но что именно, высказать офицер не успел.
Послышался конский топот, и, раздвигая толпу конем, на запруженный пятачок улицы выехал комендант.
— Что случилось, станичники? Кто это его так? — уточнил он, приметив ворочавшегося в пыли выпоротого мужика.
— Елисей за навет наказал, — коротко сообщил атаман. — Этот прыщ его посмел вором назвать.
— Господин штабс-капитан, вы обязаны немедленно арестовать всех этих людей. Они все бунтовщики! — обретя дар речи, завопил поручик.
— Вы в своем уме, господин поручик? — закаменев лицом, холодно спросил комендант.
— Что?! — окончательно растерялся поручик. — Вы о чем?
— Угомонитесь, господин поручик. Вы наших местных реалий не знаете, так что держите свои чувства при себе. И слуг своих научите. Словесами глупыми тут бросаться чревато. За такое оскорбление его могли и на казачий круг вытянуть. А там шутить не будут.
— Но ведь… — сбитый с толку, поручик мучительно пытался подобрать слова, но не понимал, что происходит.
— Еще раз повторяю, — голос коменданта брякнул сталью. — Вы местных реалий не знаете, и ваш человек попал впросак. Казаки с бою живут и добычу берут только после боя. А вот за обвинение в воровстве могут и языка лишить, особенно ежели обвинение это ложно. Так что холоп ваш, граф, еще легко отделался. Братцы, прихватите это, и к доктору, пусть посмотрит, что с ним. А тебя, атаман, благодарю за службу. Прости, что вышло так неловко, — закончил он свою речь.
— Что, и это все? — растерянно спросил поручик.
— Поговорим у меня в кабинете, граф, — отрезал штабс-капитан таким тоном, что всем собравшимся сразу стало ясно, разговор этот будет нелегким.
Солдаты подняли выпоротого мужика, и тот, икнув, неожиданно смачно рыгнул, обдав солдат ядреным запахом перегара.
— Ваше благородие, да он пьян, словно свинья, — не удержавшись, сморщился один из солдат.
— Объясните своим людям, граф, что в крепости пьяным ходить запрещено, — отчеканил комендант. — Никому не запрещается выпить, но меру знать надо.
Солдаты потащили мужика к доктору, а комендант и заметно сникший поручик отправились в комендатуру. Народ начал расходиться, и тут атаман рассмотрел оружие в руках парня.
— Дозволь глянуть, — попросил он, не сводя взгляда с ружья.
— Изволь, — улыбнулся Елисей. — Только сегодня закончили. В балке испытывать ходили.
— Это что же? — удивленно комментировал казак. — Вы что ж такое учудили? А куда тут порох сыпать?
— А не надо его сыпать, — усмехнулся Елисей, доставая из кармана гильзу. — Вот. В этом стакане и капсюль, и порох, и пуля. Вот так его кладешь, затвор закрываешь и стреляешь, — рассказывая, Елисей продемонстрировал, как это делается, и вхолостую щелкнул курком.
— Ловко, — одобрительно кивнул атаман. — Это что ж выходит, ты теперь из этого ружья можешь быстрее стрелять?
— И стрелять быстрее, и сырости патрон не боится, — кивнул Елисей. — Я пыж воском еще заливаю.
— Ох, добрая придумка, — оценил казак. — И как долго такое ружье делать?
— Пока не знаю, — вздохнул Елисей. — Это первое ружье. Вот завтра начнем штуцер переделывать, тогда время и засеку. Но тут главное не в переделке.
— А в чем? — тут же отреагировал казак.
— В гильзах. Их отдельно заказывать надо. Точного литья тут у нас не делают. В Пятигорск за этим ехать надо.
— Ладно, — помолчав, кивнул атаман. — Давай так уговоримся. Как сделаешь все, меня найди. Я тебе пару своих казаков доверенных дам, чтоб сопроводили. И денег выделю, чтоб гильз этих побольше заказал. Народу показывать станем. Доброе это дело. Шибко доброе.
— Добро. Найду, — пообещал Елисей.
Он вернулся домой и, вычистив ружье, отставил его в сторону. Завтра должна была настать очередь его карабина и пистолета. С пистолетом он решил поступить еще проще. Полностью использовать систему одноствольного куркового охотничьего ружья. Что-то вроде тозовской одностволки шестидесятых годов выпуска своего времени. Переломный шарнир, курок и спусковой крючок. Даже без элементарного предохранителя.
Вечер прошел спокойно, а утром Елисей с оружием, приготовленным к переделке, был в кузнице. Артельный, оценив карабин, качнул его в руках и, глядя на парня, осторожно поинтересовался:
