Год 1985. Ваше слово, товарищ Романов (СИ) - Михайловский Александр Борисович

Живя на закате жизни тихой жизнью среди сосен и холмов, в спокойствии и достатке, я все же не мог быть достаточно умиротворен. Образ благочестивого старичка был мне чужд. Я не мог не читать газет, не смотреть телевизор, не обсуждать все это с супругой. Я не мог не писать… Я видел, что происходит в Америке и мире, и мне было не все равно. Всё шло совсем не так, как мне виделось. Крупные корпорации, вместо того, чтобы вкладывать деньги в фундаментальные исследования, которые в будущем принесут им огромные прибыли и заодно процветание всему человечеству, предпочитали вкладываться в проекты мелкие, сиюминутные, но гарантирующие пусть небольшую, но быструю прибыль. Изобретут яйцеголовые унитаз с автоматической задоподтиралкой — и радуются этому факту, как дети.

В чистую науку у нас вкладывается только американское государство, и то только для того, чтобы не отстать от Советов в гонке вооружений и престижа. Все более дальнобойные ракеты, все более мощные боеголовки, более компактные системы наведения, не оставляющие шансов на промах. Конечно, такие исследования тоже двигают научно-технический прогресс, но таким способом, что стоит проскочить случайной искре — и больше не будет никакого человечества.

Порой мне казалось, что только желание досмотреть это мировое кино до конца, до воя финальных сирен, поддерживает меня в состоянии относительной бодрости. Я полнился мыслями, чувствами, я спешил записывать их — пусть даже не для грядущих поколений (которых, как я был уверен, у нас не будет), а для самого себя и, быть может, для Господа Бога, который непременно спросит меня на Страшном Суде, что я сделал для того, чтобы человечество избежало самого худшего.

Я был разочарован… И это разочарование и привело за собой Великий Страх. Думаю, так происходило со многими. Страх поселился в душах, страх заставлял прислушиваться по ночам, страх побуждал готовиться к чему-то неизбежному и мрачному. Нет, совсем не так представлял я себе свою старость… Мне мнилось, что на Земле настанет довольно беззаботное время, когда достижения науки сделают человеческую жизнь легкой и приятной, а потом мы все вместе соберем чемоданы и отправимся покорять Галактику. Другие мои фантазии были не столь радужными, но я не хотел о них вспоминать. Ведь верить-то все-таки хотелось в лучшее.

Все те, кто, как и я, понимал, что происходит, испытывали только ощущение отчаяния, будучи не в силах хоть что-нибудь изменить. А во мне это чувство сочеталось с пониманием собственного угасания. И превалирующим моим состоянием стала мрачная меланхоличность.

Но вот случилось это пресловутое «вдруг». Я не любил этого слова. Я знал, что ничего не бывает вдруг. Но все же оно случилось, и с этого момента некий неудержимый поток захватил меня и понес, и я ничего не мог с этим поделать, да и не хотел.

Я словно оказался в чьем-то вымысле, в чьей-то неудержимой фантазии, полной таких деталей, что для их осмысления мне требовалось время.

Вот он, Страшный, и в то же время Правый суд, с зависшим над землей галактическим линкором планетарного подавления. Вот суровый, справедливый и, что самое главное, неподкупный судия, Сергий из рода Сергиев, обладатель той самой загадочной и непостижимой русской души. В нем нет ненависти к самой Америке и простым американцам, но более чем достаточно гнева на явных и тайных владык Америки, что ведут нашу страну самоубийственным путем. Мистеру Сергию в силу его происхождения из будущих времен это известно достоверно. И вот он пришел к нам, чтобы отклонить Америку и весь мир с гибельной траектории, ведущей прямо к пропасти. Мощь в руках у мистера Сергия невероятная, но пользуется он ей, по словам моего второго Я, с чрезвычайной осторожностью, чтобы не навредить невинным людям и не причинить ненужных разрушений. Наотмашь он бьет только там, где некого уже спасать, где все подряд заражены ненавистью и враждой. Смерть таких людей должна послужить уроком остальным, чтобы не вздумали они повторять чужих ошибок и преступлений. Поэтому не плачьте, люди, о генерале Зия-Уль-Хаке и его приближенных — это были настоящие американские сукины дети, чья власть зиждилась исключительно на голом насилии, без капли демократической поддержки со стороны народа.

Собственно, да, передо мной встал выбор. Я и предположить не мог, что мне еще когда-нибудь придется выбирать: жизнь моя была довольно предсказуема. А ЭТОТ выбор был серьезен. От меня ждали ответа. При этом мне отчетливо дали понять, насколько и для них важен мой выбор. Значит, и сам я был для них важен. Мне дали шанс ЧТО-ТО ИЗМЕНИТЬ… Разве не об этом мечтал я в своих стариковских фантазиях, будучи встревожен тем, какой ныне стала наша Америка?

Но в том-то и дело, что размышлять гипотетически и иметь возможность совершить что-то реальное — это разные вещи. И тогда я впервые подумал: а способен ли я к тому, чтобы действовать? Я всю жизнь писал книги, донося через них свои идеи; в них я воплощал свои представления о Человеке действия. Но был ли я сам я таким человеком?

Лет двадцать назад я, не раздумывая, согласился бы на предложение мистера Сергия. Тогда я был другой… Согласился же тот, ДРУГОЙ Я? Но сейчас… Не слишком ли я мудр для того, чтобы следовать за чужими идеями, пусть они и прекрасны? Что если это все будет напрасно, и меня постигнет еще большее разочарование? Не лучше ли дожить свои дни здесь, в покое и привычной обстановке? Ведь если я сейчас изменю образ жизни, то мне придется изменить и мое мышление. Точнее, оно изменится само, это неизбежно. Мой мозг вынужден будет трудиться — и не только в привычном направлении. Нужно ли мне это?

Ах да, вторая молодость… Это сильнейший аргумент. Но это не более чем соблазн. Я должен принять решение разумом. Хотя… кому, как не мне, не знать, как зависит образ наших мыслей от возраста? Если кровь вновь закипит в моих жилах, тело наполнится силой и энергией, то я и размышлять буду по-другому… Как в молодости… когда я не боялся никаких авантюр, плевал на опасности и легко рисковал. Да, этот Серегин не просто так предоставляет возможность прожить жизнь заново… Совсем не в качестве подкупа — и как я это сразу не понял? Ведь он сам говорит, что никого не покупает, а только преподносит дары за долгий и усердный труд по воспитанию человечества. Все же мое мышление закоснело с приходом старости. Но все может измениться! Я снова обрету смысл существования, я смогу прожить новую жизнь еще продуктивнее! Я воплощу все то, что мне не удалось. Может быть, я и вправду смогу внести свой вклад в то, чтобы изменить мир в лучшую сторону? Как сказал мистер Сергий, «один Роберт Хайнлайн хорошо, а два еще лучше». Ведь каждый из нас самостоятельная личность; мы близки, но не идентичны друг другу, как братья-близнецы. Дайте нам точку опоры, и мы перевернем мир.

Я почувствовал, как сердце бьется во мне размеренно и четко. Я вытянул руки перед собой — они слегка дрожали от волнения. Я согласен. Я согласен, черт возьми! Ах да — что скажет Джинни? И я тут же рассмеялся: что может сказать женщина, к которой вернется ее молодость?

Когда я принял решение, мне стало радостно и легко. Казалось, все вокруг заиграло новыми, более яркими, красками. Перспектива смерти отодвинулась на неопределенное время. Но разве дело в этом? Нет, дело в том, что мне выпала такая честь, которой удостаиваются немногие — участвовать в грандиозном замысле самого Творца, решившего изменить к лучшему судьбы миров! Впрочем, о концепции Творца-экспериментатора мне еще предстояло подумать, так как я до сей поры даже не представлял Его в этой ипостаси.

— Да, мистер Сергий, — сказал я, — конечно же, я согласен на все ваши предложения. Рекомендации моего ДРУГОГО Я для этого достаточно.

22 марта 1985 года, 10:15 мск, околоземное космическое пространство , линкор планетарного подавления «Неумолимый», главный командный центр

Капитан Серегин Сергей Сергеевич, великий князь Артанский, император Четвертой Галактической Империи

Только я прибыл из Шантильи на свой передовой командный пункт, как там же появилась из Тридесятого царства Бригитта Бергман и сразу положила предо мной протоколы допроса мистера Кейси. Чем богаты, как говорится, тем и рады. Впрочем, ничего другого, кроме попытки потянуть время и получше разведать обстановку, я от переговоров с этими муфлонами и не ожидал. Не такие это люди, чтобы вести откровенный диалог и честно договариваться на взаимоприемлемых условиях. Тот день, когда эти деятели никого не ограбили и не обжулили, прошел для них зря.