Команда загудела, раскладывая одеяла и разводя костер. Несколько пиратов сбегали на корабли и притащили два больших навеса, сообразив тенек от утреннего солнца. Филипп плюхнулся на камень, вытирая лицо рукавом, и буркнул что-то про «пустую затею». Анри молчал, а Маргарет, вся красная от солнца и злости, скрестила руки.
— Я не останусь здесь, — заявила она, ткнув пальцем в сторону шлюпки. — Спать на земле с комарами? Нет уж. Я возвращаюсь на корабль. Там хоть каюта есть.
— Как изволите, леди, — пожал я плечами. — Сэм, проводи леди до корабля. И дуй потом обратно.
Марго фыркнула, но ушла, а Сэм потрусил за ней. Я смотрел ей вслед и думал: может, и к лучшему, что она свалила. Меньше нытья. А у меня в голове уже крутилась идея. Пока все укладывались, я присел у костра, глядя в огонь. Пират Джим, тот, что погиб на обломке мачты, сказал перед смертью: «В глазах святого Бернара». «В», а не «на» или просто «глаза». Может, я все не так понял? Может, он имел в виду «внутри»? Бред, конечно, но что, если сокровища не просто зарыты, а спрятаны где-то глубже — в пещере, под землей? Карта ведь не давала точной глубины, только место. Я хмыкнул. Почему бы не проверить? Если есть вход, я его найду.
Ночь прошла неспокойно — я ворочался на одеяле, слушая храп Стива и шорох ветра в зарослях. С первыми лучами солнца, когда небо только начало сереть, я встал. Команда еще дрыхла, костер тлел, а я, тихо ступая, пошел проверять свое предположение. Карту я помнил наизусть — каждый изгиб, каждый крестик. Если «глаз» — это полянка, то «переносица» сенбернара должна быть чуть западнее, где скалы поднимались над водой. Переносица — это ближайший берег, поэтому я там и хотел посмотреть. Я двинулся туда, шагая вдоль берега. Вода в заливе была чистейшая, как стекло, и под утренними лучами солнца, что только-только вылезли из-за горизонта, она заиграла золотом. Мне повезло — свет падал под таким углом, что скалы отражались в воде, и я заметил темное пятно. Под водой, у основания одной из скал, что-то чернело — не то тень, не то дыра.
Я не сразу это заметил, раза два-три мимо проходил. Искал пещеру, но не нашел.
Сердце заколотилось. Я скинул куртку, разулся и нырнул. Вода обожгла холодом, но я поплыл вниз, к пятну. И точно — это был вход в пещеру, узкий, но вполне проходимый. Каменные края обросли водорослями, а внутри было темно, как в трюме без фонаря. Я вынырнул, хватая воздух, и ухмыльнулся. Вот оно. Надо было подготовиться.
Вернувшись к лагерю, я двигался тихо — все еще спали, даже Филипп, свернувшись калачиком у остывшего костра. Я порылся в наших припасах, нашел пару факелов, кресало и кусок парусины. Обмотал факелы тканью, чтобы не намокли, и сунул кресало туда же. Потом вернулся к берегу, к тому месту у «переносицы». Никто не проснулся — отлично. Я снова нырнул, сжимая сверток с факелами в одной руке. Вода сомкнулась над головой, я проплыл через узкий вход, чувствуя, как камни цепляют плечи, и вынырнул внутри.
Темнота была густой, как смола, но я выбрался на каменный выступ, стряхнул воду с рук и развернул парусину. Факелы остались сухими — повезло. Я чиркнул кресалом, искры полетели. Через пару секунд пламя затрещало, разгоняя мрак. Пещера открылась передо мной — низкая, сырая, с неровными стенами, блестящими от влаги.
Я поднял факел повыше, и тени заплясали вокруг меня. Вперед уходил узкий проход. Я хмыкнул. Я был прав — «в глазах святого Бернара» значило «внутри». И я, похоже, нашел это «внутри». Теперь осталось понять, что там дальше. Шагнув в проход, я чувствовал, как пульс стучит в висках. Один, с факелом в руке, я шел за сокровищами Дрейка. И будь я проклят, если вернусь с пустыми руками.
Я шел по туннелям с факелом в руке, и пламя отбрасывало длинные тени на влажные стены пещеры. Проход был узким, низким — пару раз я цеплялся головой за выступы, чертыхаясь про себя. Воздух пах сыростью, а под ногами хрустел мелкий гравий вперемешку с песком. Туннель вился, как змея, то сужаясь так, что я протискивался боком, то расширяясь в небольшие каверны, где эхо шагов гудело, как в пустом трюме.
Факел трещал, смола капала на камни, и я шел дальше, пока туннель не вывел меня в большую пещеру. Я остановился, подняв свет повыше, и замер. Передо мной стояла статуя. Не золото, не сундук, а каменная фигура, грубо высеченная, но явно кем-то сделанная. Это был наверное святой Бернар — не собака, а человек, монах в длинной рясе с капюшоном, что свисал на лицо. В руках он держал посох, а у ног лежала большая собака — сенбернар, вырезанный так, будто он спит, положив морду на лапы. Статуя была старая, потемневшая от времени, с трещинами на камне, но глаза монаха выделялись — два круглых углубления, словно кто-то нарочно их выдолбил. Они смотрели прямо на меня, и я хмыкнул. «В глазах святого Бернара». Вот оно. Как-то даже просто все это. Или это из-за того, что я акцентирую внимание на эти «глаза».
Я подошел ближе. Факел осветил статую, и я заметил, что глаза монаха не просто углубления — они были чуть выпуклыми, как кнопки, и отличались по цвету от остального камня. Интуиция, что не раз спасала мне шкуру в операционных и на пиратских палубах, подсказала: это не случайность. Я протянул руку, коснулся одного «глаза» — холодный, гладкий. Надавил. Ничего. Тогда я нажал сильнее, одновременно на оба, и тут раздался низкий скрежет, как будто камни зашевелились под ногами. Я отскочил, держа факел наготове, и увидел, как часть стены за статуей начала двигаться. Она отъехала в сторону, открывая грот — небольшой, но глубокий, с низким потолком.
Я шагнул внутрь, и свет факела упал на пирамидальный постамент в центре. А на нем стоял сундук. Небольшой, деревянный, обитый железными полосами, потемневший от времени. Резьбы или замков я не заметил — простой, но крепкий, как будто ждал меня здесь веками. Я замер, чувствуя, как пот стекает по спине. Это сокровища Дрейка. Все, за чем я гнался через шторма, долги и пиратские разборки, лежало передо мной.
Я поставил факел в трещину на стене, чтобы свет падал на сундук, и подошел ближе. Руки сами потянулись к крышке. Я ожидал замка, цепей, какого-то подвоха — Дрейк ведь был не дурак. Но нет. Сундук не был заперт. Я взялся за края, потянул, и крышка со скрипом поддалась, открывая то, что скрывалось внутри. Я выдохнул, глядя на содержимое.
Глава 22
Я уставился в сундук, и пламя факела отразилось в том, что лежало внутри, ослепив меня на миг. Золото. Монеты, слитки, цепи — все сверкало, как маленькие солнца, замурованные под землей. Сундук был размером с полметра в ширину, полметра в высоту и метр в длину — не огромный, но увесистый. Я прикинул в уме: такой объем, если набить его золотом под завязку, мог вместить примерно 200–250 килограммов, учитывая плотность золота. Но он не был заполнен целиком — где-то треть пространства занимало не золото, а что-то другое. Я провел рукой по куче монет, чувствуя их холодную тяжесть. Испанские дублоны, английские гинеи, какие-то потертые куски с непонятными клеймами — Дрейк явно грабил всех подряд. Среди золота поблескивали драгоценные камни — рубины размером с ноготь, изумруды, что переливались зеленью даже в тусклом свете, и россыпь жемчуга, белого и черного, как слезы моря. Я хмыкнул. Это было богатство, о котором пираты вроде Роджерса могли только мечтать.
Но мое внимание быстро переключилось на то, что лежало поверх сокровищ. В углу сундука, будто нарочно уложенный так, чтобы его заметили, стоял ящик. Небольшой, деревянный, размером с толстую книгу, с резной крышкой и железными уголками. На нем лежали несколько пожелтевших листков, прижатых драгоценными камнями, чтобы не унесло сквозняком. Я взял один из них, поднес к факелу. Почерк был неровный, но разборчивый — явно писано в спешке. Вверху стояла подпись: «Фрэнсис Дрейк». Я пробежал глазами текст: обрывочные записи о плавании, упоминания каких-то «теней на закате» и «ключа к вечности». Ничего конкретного. Может Дрейк с ума сошел от этого богатства?
