— Володь.
— Да всё молчу-молчу, — он погладил свои чёрные короткие усики, пряча смешинку. — Наш Иван хоть и поцелован Боженькой, но вот к алкоголю страсть как чувствителен, так что мы ему много не наливаем, да, господа? — спросил он стоявших неподалёку мужчин, очевидно, слышавших их беседу.
Те понимающе закивали, а Ломоносов опустил глаза. Я увидел, как покраснели мочки его ушей.
— Позвольте представить вам моего нового друга, — Владимир перевёл на меня всеобщее внимание. — Это Артём Барятинский, талантливый молодой человек, младший сын Бориса. Недавно он поборол страшную болезнь и теперь далеко пойдёт, прошу не обижать, только любить и жаловать.
Мне похлопали со всех сторон, а часть посетителей подошла познакомиться и поздороваться, расспрашивая о всяких пустяках и не только. Владимир и Иван под шумок ускользнули, и я увидел краем глаза, как оба вошли в комнату для чтения, закрыв дверь.
Я постарался от создавшейся ситуации взять как можно больше и познакомился со множеством новых лиц. Тут были и государственные служащие, и помещики разных мастей, военные (как чистые маги, так и церковные паладины), деятели искусств (парочка художников, зодчий и даже один композитор). Помимо этого, встречались влиятельные купцы и промышленники-заводчики. С ними Скаржинский тоже вёл свои делишки.
Я старался быть скромней, шутить там, где надо шутить и вставлять умную мысль, когда того требовала обстановка. Вокруг царила атмосфера некоего равенства, и, как потом выяснилось, это была визитная карточка «Прайда».
Так как ни для кого больше не было тайной наше с Владимиром предприятие, я поделился успехами мастерской. Это заинтересовало троих потенциальных покупателей, один из которых попросил на пробу товар для возможного опта.
Мне надавали визиток и поздравили со славным начинанием. Несмотря на разницу в достатке, здесь не принято было кичиться деньгами. Кто хотел, тот заключал сделки, но все шли сюда за возможностью вырваться из душных оков светского быта и церемоний. В этом я их отлично понимал.
Владимир какой-то внутренней чуйкой нащупал нерв этой потребности и аккумулировал людей вокруг себя, создав в сословном обществе свою экосистему, где талант мог найти деньги и связи, а обеспеченные люди ещё больше приумножить свои богатства.
Я и сам не заметил, как прошло два часа, прежде чем Владимир снова появился на публике. Интересно, что они там обсуждали? Неужели экс-священник может быть так полезен ему. Мотивацию Скаржинского, если честно, я не понимал. Среди всех потенциально-выгодных предприятий в Громовце он выбрал самое безызвестное и влил в него сто тысяч рублей. Больше похоже на безумие, чем на холодный расчёт.
— Не скучал? — он взял меня под локоть и отвёл в сторону.
— Да куда там, что ж ты раньше не сказал…
— Что тут одни «львы»? — Владимир с хитрецой подмигнул, обхватывая губами сигару. — Тогда бы ты сразу прибежал, а так пришёл из уважения ко мне.
Я, кажется, понял его намёк.
— Буду рад и тебя видеть в гостях.
— С удовольствием, мой друг, с удовольствием, — улыбнулся Скаржинский, и мы отошли к лоджии, свежий летний воздух тут же ворвался в ноздри. — Знаешь, Артём, сам по себе один человек мало что может, а вот вместе, — он показал сжатый кулак. — В «Прайде» все свои, всякую шваль я сюда не приглашаю, так что цени это. Клуб мой, но если львы решат, что ты недостоин, не обессудь. Держи своё слово…
— Живи достойно или умри, — перебил я его.
— Что?
— Это моё кредо.
— Звучит красиво, — он выдохнул струю дыма, — а мне нравится, слушай. Молодец.
— У нас небольшие проблемы намечаются, — я рассказал вкратце про подозрения Елисея в чёрной полосе, на что Владимир лишь пару раз кивнул.
— Справится, Елисей — мужик надёжный. Скажешь мне, когда пойдут тридцадки. Всю остальную мелочь твой человек и сам втюхает. Будем делать большие деньги Артём.
— А кто сказал, что я остановлюсь на тридцадках?
Эти слова заставили поперхнуться Владимира, он откашлялся и сплюнул пару табачных понюшек.
— Высоко метишь, но если сможешь, — он немного задумался и стряхнул пепел в принесённую лакеем бронзовую пепельницу. — Можем выйти на Москву или Питер, у меня там есть связи. Вот где деньги крутятся. Шестидесятки, семидесятки… На вот глянь, — он с гордостью протянул мне висевший на поясе клинок с ножнами.
Я приоткрыл лезвие и от такого даже затаил дыхание. Восемьдесят. Эта вещица стоила как половина поместья Барятинских. Ветряная стихия на острейшей и прочнейшей стали. Да даже без зачарования сам меч не постыдился бы носить какой-нибудь граф или Великий князь. У основания клинка, ближе к гарде, гордо выгравировано латиницей: «Demidov CO».
Сама эмблема представляла собой круг, в центре которого короткий клинок, слева нарисована волна, символизирующая воду, справа — порыв воздуха, а из навершия вырывается пламя. Помимо этого, по бокам от гарды выгравированы листья, очевидно, как символ земли. Так я узнал, что эта мастерская специализируется аж на четырёх стихиях.
— Нравится? — хмыкнул Владимир, заметив мою реакцию.
— Мы сделаем лучше. Со временем, — добавил я, отдавая этот шедевр обратно.
— А кто сказал, что это лучший образец?
— Ну, больше девяносто девяти всё равно не прыгнешь, — ответил я, вспоминая, про пресловутый один процентиль под «Эго» мага, но Скаржинский только скептически кивнул. — Сто? — не поверил я своим ушам. — Но это же смерть сразу.
— А ты как думал, уходят лучшие зачарователи? На пике Артём, на пике — только так можно оставить своё имя в истории. У Павла VII, кстати, сейчас атлант огня. От Никиты Демидова, основателя рода.
Так назывались уникальные мечи, полученные столь страшной ценой. Существование клинков-атлантов сразу же подстегнуло моё жадное до магических изысканий воображение. Мне захотелось заполучить себе такой артефакт. Проверить его функционал.
Мы ещё побеседовали на разные темы, снова вернулись в зал, и подошло время разъезжаться. Я ничуть не пожалел, что вырвался из поместья Барятинских, и для себя поставил галочку наведаться сюда ещё раз, как только будет возможность.
По поводу Софи в голову пришла одна отличная идея. Для её осуществления потребуется Феликс с его необычными талантами. Фаэтон с телохранителем отвёз меня домой, где меня встретила ругающаяся Марфа. Тётка была недовольна, что ржание лошадей и стук колёс разбудил её.
— Взяли моду по ночам шляться, и что вам дома-то не сидится? — бухтела она, держась за бок, но накидываться на меня, как раньше, не смела, только неодобрительно зыркала.
Она со светильником прошла на кухню и растолкала Степановну, чтобы та заварила ей семена льна от желудка. — Аничков опять запил, скотиняка, как нужен, так хрен сыщешь, — жаловалась она приглушённо дородной поварихе, сонно разлепившей глаза.
Я прошёл мимо них к себе наверх и, не раздеваясь, завалился спать. Усталость взяла своё. Сегодня я наболтался больше чем за последний месяц, а способность говорить только-только вернулась к этому телу, потому язык онемел.
На следующий день, после утренней баньки ко мне припёрлась сестра вместе с матушкой, чтобы насладиться моими мучениями и, конечно же, проследить за дозировкой феликсовской дряни. Эликсир, мать его, от всех болезней. Ну да, если ты кони двинешь, то избавишься от всего. Тут не поспоришь.
У меня складывалось впечатление, что с каждым приёмом этой заразы вероятность помереть кратно увеличивалась. Мои запасы маны никак не помогали. Я провалялся два дня и совсем потерял ощущение реальности. Единственное, что я делал, это просил пить, потом блевал этой же водой и чудовищно потел.
Закончилось всё это безобразие на третий день, когда что-то холодное коснулось моей головы и сразу её остудило. Я почувствовал, как сердцебиение приходит в норму, а температура спадает. Не глядя, повернул шею, в которой каждая мышца болела так, словно её застудили.
Передо мной стоял Ломоносов.
— Чт… Что ты тут… — прохрипел я, не понимая, откуда он взялся, похоже, я начинаю бредить.
