— Артём Борисович, я с Володей к вам в гости, он попросил глянуть вас. Получше стало? — я точно видел, что Иван подсыпал что-то в воду, но, как уже упоминал, от этого человека опасности не исходило, потому я спокойно выпил всё, что он дал.
Спустя полчаса это возымело эффект. Лихорадка ушла, но я был ослаблен борьбой с отравой и не смог нормально поблагодарить. Весь третий день я проспал и разлепил глаза с первыми петухами. Рядом сидел спящий Семён. Слюна стекала по его выбритому покрасневшему подбородку.
Я толкнул камердинера ногой.
— А? Что? — пуча глаза, спросил он и поправил слуховой аппарат. — Жив, барин, слава те хоспади.
— Принеси чего-нить, во рту ни росинки. Дома как?
Семён было ринулся на кухню выполнять поручение, но остановился и сжал кулак, будто что-то крошил в руке, потом решительно повернулся ко мне.
— Беда у нас, Артём Борисович. Феликс пропал.
— Да вернётся он, всегда возвращался.
— В том и дело, барин, третий день ни слуху ни духу, — качнул головой дед.
Как бы он ни был предвзят к фальшивому целителю, но переживал за него. Я было хотел сказать, что он, наверное, где-то продаёт артефакты, но потом вспомнил, что дал ему поручение со сбором информации и тут всё сложилось.
«Поймали».
Глава 18
Ломоносов
Пока я «прохлаждался», пытаясь не превратиться в мясной кисель, Феликс обходил знатные дома один за другим, вынюхивая предпочтения чтецов, если таковые были.
Книги по магии у многих не в приоритете. Их освоение не выглядело простой штукой, и, как и все обычные громовчане, дворяне желали отдохнуть не только телом, но и умом. Потому у большей части высшего света чтение ассоциировалось либо с любовными романами, либо с приключенческими сагами. Отдельно можно было вынести философские и исторические трактаты, путевые заметки великих путешественников, поэзию и, конечно же, детективы.
Этот жанр обожали все.
И вот сейчас встала загадка: кто же похитил нашего Феликса?
Нет, вариантов было не то чтобы много, но он же не дурак, чтобы напрямую соваться к Пронским? Явно в курсе нашей конфронтации. Уж что-что, а собирать сплетни и чесать языком этот балабол умел.
— Так, неси одежду сюда, — сказал я, вставая с мокрой от пота кровати.
— Поберегли бы себя, барин.
— Делай, что говорят.
Я снял всë тряпьë и быстро обмылся из ведра холодной водой. Через двадцать минут, прогнав ману по телу, я был как огурчик и одет в свеженький костюм для поездок в город.
Каким бы ни был Феликс, я своих людей не бросаю. Пусть он и чудак, но предан мне и таких, как он ещё поискать надо. К тому же я не мог допустить падения командного духа. Что же это за лидер такой, что не впрягается за подчинëнных?
Первой моей мыслью было заехать к Скаржинскому и спросить совета. Семëн сказал, что тот к нам зачастил — уже два раза приезжал в гости. Второй вместе с Ломоносовым.
«Ломоносов…» — я отчëтливо помнил именно его у своей постели, это не могло быть галлюцинацией. Щуплый интеллигент использовал неизвестную мне магию, причëм два раза: при знакомстве и когда спасал от интоксикации. Надо будет его расспросить о подобной технике лечения, ведь Иван не был некромантом.
И это событие не заставило себя ждать — Владимир тут же посоветовал зайти именно к Ломоносову.
— И как сельский учитель поможет мне в поисках? — спросил я молодого повесу, приютившего у себя на коленях купеческую девицу. — Феликса где угодно могут держать. Три дня прошло.
— Ну, молись, чтобы он был в городе, а от помощи Ивана не отказывайся. Ты, кстати, сам как?
Я взял со стола кружку кваса и залпом опорожнил.
— Получше, ладно, Володь, я побежал, сам понимаешь.
— Понимаю, — его ладони попытались перекочевать с боков девахи на её груди, та взвизгнула, но так просто не далась, отпихивая наглые руки обратно на талию. — Да мой пирожок? Мы всë понимаем?
— Вова, ну хватит, неудобно же люди смотрят.
— Люди уже уходят, ты мне тут не чирикай, — он всё-таки прорвался к заветным округлостям и, как алкаш занюхивает хлебушком выпитую стопку, так и Скаржинский жадно занюхнул бабу, спрятавшись носом в еë шею. — Какая фемина, о боже…
Я вышел из этого любовного гнёздышка и оседлал гнедого коня, ожидавшего на улице вместе с остальными спутниками. Рядом, кряхтя, примостился на своего Семён и мой маг-телохранитель. Я взял первого попавшегося с тренировочного плаца. Мы мигом добрались до общежития, где снимал себе комнату Ломоносов.
Воздух здесь был сырой, как в пещере. По ходу подвал затоплен. По углам ползали тараканы, а проходившие мимо жильцы так и стреляли завистливым взглядом по мне, жалея, что не могут придушить и забрать деньги, одежду, оружие…
Консьерж, рассыпаясь в любезностях, лично проводил нас до места. Ещё бы, Барятинские у всех на слуху — семья-то влиятельная и опасная. Я кинул этому лизоблюду рубль и сказал, чтоб убирался.
— Здравствуй, Иван.
Сельский учитель был удивлён увидеть нас. Свои утренние занятия он уже закончил и ел борщ из глубокой тарелки, в одной руке держа ложку, а во второй ломоть хлеба. В красной жижице гордо плавала клякса сметаны.
— День добрый, Артём Борисович, простите, — он вытер ладони и губы полотенцем, встал и ответил на рукопожатие. — Какими судьбами?
— В общем, дело к тебе есть. Три дня назад пропал мой финансовый помощник. Его Феликсом кличут, может, слышал о таком? — Ломоносов отрицательно покачал головой. — Есть подозрения, что это Пронские взяли его в заложники. У нас некоторые разногласия сейчас… Мне позарез нужно найти этого охламона, Вань. Помоги, а я в долгу не останусь.
Ломоносов почесал глаз.
— Если он ещё в городе, то я могу попытаться, но в противном случае…
— Владимир сказал, ты в этом разбираешься. Попробуй, а там видно будет. Я заплачу.
— Не надо, если Володя попросил, так сделаю, — отказался Иван. — У вас есть что-то, принадлежащее Феликсу или, может быть, созданное его руками?
Я похлопал себя по карманам и отрицательно помотал головой. Однако Семён, к удивлению остальных, достал из нагрудника хрустальный флакон размером с мизинец.
— Это что?
— Антипохмелка, — отдав склянку, сказал камердинер. — Что? — перевёл он взгляд на меня. — Камердинер всегда должен быть во всеоружии.
— Но я же не пью.
Старик сделал вид, что не услышал этого, и поправил слуховой аппарат, стараясь не глядеть на барина.
— Пойдёт, — сказал Ломоносов и, отыскав пустую кружку, вылил туда содержимое зелья.
— Я думал, Чепухарь только отраву делает, — отметил я вслух.
— Вкус гадкий, но помогает. Люди так говорят, — поправился Семён и смахнул загрубевшей рукой невидимую пылинку с идеально чистой ливреи.
«Ну-ну».
Иван опустил пальцы в жидкость и размазал её по подушечкам. Я внимательно следил за всеми его действиями, но никакого усиления магического фона не уловил.
— Едем к Пронским, — вдруг сказал учитель и вытер руку полотенцем.
— Ты уверен? — спросил я у него.
— Нет, но так исключим главного подозреваемого. Едем. Мне только собраться надо…
Спустя полчаса мы уже стояли возле дворца знатного семейства. Территория была огорожена высоким кирпичным забором. У чугунных ворот дежурила всегда готовая уничтожить чужаков сильная охрана из магов и мечников. Сам же трёхэтажный дворец возвышался над остальными постройками, сверкая серой черепицей и белоснежными колоннами.
— Пусто, — почти сразу сказал Иван. — Надо объехать все главные улицы, я почувствую его присутствие.
Это показалось мне интересным. Можно было предположить, что у Ломоносова идеальный нюх, но зачем тогда ему рукотворные вещи? Учитель сидел позади Семёна и указывал направление.
— Кажется, что-то есть. Он здесь был.
— Так Николаевская площадь же — кто тут только не был, — мы стояли в самом центре города, но Иван призвал к терпению, и всадники зацокали по дороге, мощённой булыжником.
