— Лабиринт помню, — неожиданно для себя произнёс я.
Олег оторвался от телефона.
— Чего? Какой лабиринт?
— Каменный. Огромный. И плиты… лестницы неудобные… тьма за проёмами… — слова вылетали сами, вслед за обрывками сна, который всё ещё цепко держал меня в своих лапах.
— О как… — протянул Олег, чуть нахмурился, снова уткнулся в свой гаджет, и принялся суетливо водить пальцем по экрану. — Блин, чё за фигня… Сеть отвалилась. Значка нет. Вот же ж… Только хотел посмотреть, какой вчера счёт в футболе был. Вечно так!
— А может, тебе лицо поломать, Олег? — спокойно, почти равнодушно спросил я, глядя прямо в выцветшие глаза.
Он вздрогнул и отложил телефон.
— Ты чё⁈ Совсем кукухой поехал? За что⁈
— Сколько раз тебе, непонятливому, нужно повторять, что с памятью у меня катастрофа? Полный швах! — я повысил голос, уже не сдерживая злость. — Какой, в задницу, отвалилась⁈ Какая, мать твою, сеть⁈ Я имя своё вспомнить не могу, а ты мне про футбол и про сеть! Ты сам-то в разуме?
Олег растерянно заморгал.
— А… ну да… Извини, мужик, — пробормотал он. — Забыл как-то… Просто никак не могу вкурить, каково это — не помнить ни шиша, даже как тебя зовут… Жуть. Слушай, тут и света нет, похоже. Лампочка вон не горит.
Он кивнул на потолочный плафон.
— Может, пробки выбило или вообще во всей больничке электричество кончилось? Сходи в коридор, глянь, а? А то лежать в темноте как-то стрёмно. И телефон не зарядить…
Электричество меня сейчас волновало меньше всего, но мысль о том, чтобы снова пройтись по коридору, показалась неплохой. Нужно было двигаться, что-то делать, а не тухнуть в этой палате с похмельным философом. К тому же он был прав — лампы действительно не горели, только тусклый утренний свет сочился сквозь грязное окно. И это было странно. Очень странно.
Но главное — Я чувствовал, что это явление было как-то связано с моим сном. Оставалось только разобраться, как именно.
Глава 4
Я поднялся с койки и снова подошёл к двери. За ней простирался всё тот же мрачный, а теперь ещё и тёмный коридор. Только слабый свет из окон в дальних концах коридора немного разгонял мрак. Я толкнул створку двери напротив.
Внутри обнаружилась почти точная копия нашей палаты, только поменьше, и коек было три, а не четыре. Заняты все.
Мужиками помятыми и неуловимо напоминающими Олега своей общей запущенностью и выражением лиц. Двое уставились на меня с немым вопросом, а один, самый здоровый на вид, с бритой головой, решил уточнить вслух:
— Чего надо? Дверью ошибся?
— У вас тоже света нет? — спросил я, для убедительности щёлкнув выключателем у двери.
— Да тут, походу, во всей больничке свет тю-тю, — ответил другой, худой и желтолицый. — Ещё с ночи, вроде. Генератор, видать, не завели. Экономят, сволочи.
— А сеть есть в телефоне?
Позвонить можно? — задал я следующие вопросы, уже почти не надеясь на положительный ответ.
— Не-а, — протянул третий, самый старый из них, с седой щетиной. — Глухо, как в танке. Ни позвонить, ни в «одноклассниках» посидеть. Скукота, итить…
Ясно. Полная изоляция. Отлично.
— Ага… Спасибо.
Я вернулся в «свою» палату. Взгляд случайно упал на маленький, старый холодильник «ЗиЛ», притаившийся в углу палаты. Он не гудел, но дверца была приоткрыта, и сквозь щель виднелись пластиковые бутылки с водой.
И тут я почувствовал её. Жажду. Дикую, всепоглощающую. В животе заурчало, и засосало под ложечкой. Я так долго был занят своей амнезией, шрамом, Олегом, что совершенно забыл про базовые потребности. Но организм напомнил о себе с неумолимой силой сразу, как увидел возможность. И настойчиво сообщил своим состоянием, что если я не попью прямо сейчас, то просто свалюсь.
Причём немедленно.
Не говоря ни слова, я шагнул к холодильнику, вытащил первую попавшуюся полулитровую бутылку минералки без газа, свернул крышку и надолго припал к горлышку. Вода была тёплой, но это оказалось неважно. Я пил жадно, глотая вместе с водой воздух, и не останавливался до тех пор, пока бутылка не опустела. Однако этого оказалось мало. Я вытащил вторую и осушил её так же быстро.
Вот это меня придавило сушняком!
Организм, переживший операцию и наркоз, требовал жидкости. Я открыл третью бутылку, сделал несколько больших глотков и только тогда смог перевести дух.
Олег молча наблюдал за моими действиями, не говоря ни слова.
Снова поймал себя на непреодолимой жажде действия, подстёгиваемой внутренним нарастающим беспокойством — нельзя просто лежать и ждать у моря погоды. Особенно когда нет ни света, ни связи, а в соседях у тебя Олег. Нужно найти врачей, медсестру, хоть кого-то ответственного.
— Надо к врачам идти, — сказал я скорее самому себе, вытирая губы тыльной стороной ладони.
— Да погоди ты, не суетись, — вставил свои пять копеек Олег. — Сейчас завтрак принесут… потом обход… Всё само рассосётся. Куда ты дёргаешься? Расслабься, ты в больнице. Тут люди лежат, а не бегают.
Но сидеть на месте я не мог. К тому же, головная боль, и так донимавшая меня с момента пробуждения, заметно усилилась. Решено! Иду к сестре. Хотя бы таблетку от головы попрошу.
Я кивнул ему, мол, сам разберусь,
и снова двинул по тёмному коридору к сестринскому посту. На этот раз
марш-бросок дался мне заметно тяжелее. В висках застучало так, будто там поселился дятел. Голова закружилась, появилась лёгкая одышка, ладони вспотели, а в желудке заворочался какой-то склизкий, неприятный ком. К горлу подкатила тошнота.
Всё это состояние — слабость,
потливость, головокружение — что-то смутно напоминало… какое-то дежавю, но что именно, я вспомнить не мог.
Сестра сидела на том же месте, но теперь не читала журнал, а тупо смотрела перед собой отсутствующим взглядом. Лампа под зелёным абажуром не горела, и лицо медсестры в полумраке казалось ещё более усталым и серым.
— Опять ты? — спросила она беззлобно, когда я подошёл. — Чего тебе? Сказала же, жди в палате.
— Голова раскалывается, — пожаловался я, стараясь говорить ровно. — И вообще хреново как-то. Можно таблетку какую-нибудь?
Она вздохнула, порылась в ящике стола, извлекла оттуда блистер с таблетками.
— На, держи. Цитрамон. Это тебя после наркоза ещё штырит, бывает такое. Пройдёт. — Она протянула мне две таблетки. — Воды дать?
Я кивнул. Она налила полстакана воды из большой пластиковой бутыли. Я проглотил таблетки.
— А что со светом? И связи нет… — начал было я.
— Доктор придёт на обход — ему все вопросы и задавай, — отрезала она, явно не желая продолжать разговор. — Я тут не справочное бюро. Иди давай, иди. Жди в палате. Сменщица моя не явилась на работу, сижу тут с вами, болезными, жду, когда замену найдут.
Спорить было бесполезно, да и сил на это не хватило. Шаркая тапками, я побрёл обратно. Голова кружилась всё сильнее. Добравшись до своей койки, я просто рухнул на неё, даже не сняв халат. Веки сами собой отяжелели. Комната поплыла перед глазами… и я незаметно для себя провалился в тяжёлую, вязкую дрёму, а потом и в сон.
Пробуждение вышло резким, как удар по яйцам. Я буквально подскочил на кровати от острого чувства тревоги, заставившего меня покрыться испариной. Рефлексы сработали молниеносно — я перекатился на бок, сбросил ноги с кровати и практически сразу отскочил к стене с окном, затравленно озираясь.
Олега в палате не было, его незаправленная кровать подсказывала, что вышел он буквально только что. Да и вообще всё было тихо, но тревога не отпускала. Наоборот, она нарастала, словно снежный ком.
Пока я пытался понять, что же заставило меня проснуться, из-за двери донёсся странный звук, похожий на урчание. Каким-то образом я сразу понял, что слышу его не в первый раз, но память, как и прежде, оставалась девственно пуста.
