И меня накрыло. Теми же самыми мыслями, из‑за которых я чуть не разрыдался в душевой.
– Я… Не знаю, – только и смог произнести я в тот момент. – Просто… В другом случае – нет смысла.– В чём нет смысла? – спросила блондинка.– Да вообще ни в чём нет смысла, – ответил я. – Мы ведь… Ты мертва. Ещё куча парней, что были со мной, мертвы. Мы… Не мы…– Что «не мы»? – спросила она.– Не мы начали эту войну, – сказал я. – Это они. Когда мы вернулись… Мы ведь хотели спокойно жить? Насколько это возможно в нынешних условиях.
– Ну, ты‑то ничего не хотел, – ответила она. – Ты вообще валялся в бреду, что‑то кричал, дёргался… Три недели, Серёжа. Три недели ты провёл между жизнью и смертью.
– Да я всю жизнь между жизнью и смертью. Бегаю по острию. Один укус, одна случайная пуля, осколок… Да что угодно – и я отправлюсь на тот свет. К тебе.
– Да чего ты вообще с ним говоришь? – услышал я голос чуть в стороне.
Повернул голову, и увидел, что на диване сидит Саша. А вот она была точно такая же, как я видел её в последний раз. Ноздри её раздувались от ярости, щеки раскраснелись, недлинные светлые волосы были всклокочены. Похоже, что она искренне ненавидела меня. Как и тогда, при последней встрече.
– С ним вообще говорить бесполезно, – сказала она. – Он отморозок сраный. Ему ничего, кроме этой грёбаной войны, не надо. Ты ведь не думаешь, что он за тебя мстит?
– Ну, вообще… Я именно так и думаю, – Лика чуть улыбнулась.
– Может быть. Но не может, – сказала Саша. – Ему только война и нужна, ему больше ничто не интересно. Ты что, рассчитывала на счастливую жизнь с ним?
– А ты не рассчитывала? – спросила Лика у своей подруги. – Тоже хотела быть с ним. Я знаю с самого начала. Могли бы, кстати, втроём…
Я вдруг усмехнулся.
Втроём? Ну да… Как какой‑нибудь падишах из красивой восточной сказки, с гаремом. Но увы… Моя жизнь – это не сказка. Это вполне себе настоящая реальность. Во всей ее красе.
Да. Могли бы втроём. Это было бы интересно, на самом деле. Я не извращенец, конечно, но… В какой‑то мере я ведь любил их обеих. И продолжаю любить, как ни крути. Иначе они не явились бы мне во сне.
– Твоя единственная настоящая любовь – это война, – жёстко проговорила Саша. – Тебя вообще ничего, кроме этого, не интересует. Можешь считать, что ты смысл потерял, можешь думать вообще что угодно. Ты только вот – это никак. Ты ведь боевая машина. Киборг ебаный.
Нет. Что‑то здесь было не настоящее, нереальное. Саша никогда не материлась при мне. Ну, практически никогда. А тут вот так – с агрессией. Ну, хотя в последний раз, когда мы были вместе…
– Мы так‑то с тобой роды принимали, – проговорил я. – Принесли, так сказать, на этот свет новую жизнь.
– Ага. Только ты всё сбежать норовил, – ответила девушка‑хирург. – Ты ведь этого не хотел. Просто невольным свидетелем оказался. Всю работу сделала я сама.
– На самом деле, так, – кивнул я. – Ну не умею я роды принимать.
– А вот убивать – умеешь, – девушка надула губы и отвернулась.
– Убивать можно по‑разному, – сказала Лика. – Можно долго мучить. Удовлетворять, знаешь, свои садистские наклонности. А можно – быстро. Убивать и умирать во имя великой цели.
Саша рассмеялась:
– Думаешь, я не знаю, что он тебе затирал? Про свободу. Про ваших детей
Нет.
Это были не девушки. Это были две стороны моего характера. Если одна из них продолжала поддерживать меня… То вторая моя часть устала. Дико устала за эти годы войны. Сколько мне лет? Ну на вид, конечно, уже за тридцать, но в своем досье я прочитал, что мне всего двадцать семь. Из них я почти десяток провёл на войне.
– Время такое, – сказал я.
Хотя это и прозвучало, как оправдание глупого школьника, которого спалили за курением за школьной теплицей.
– Время такое… – передразнила Саша. – Время героев, ещё скажи. Или что там по телевизору говорили?
– Так‑то реально – третья мировая война идёт, – Лика улыбнулась. – Я же тоже знаю, о чём тут речь. Я же военный корреспондент. Повидала разное. Сама знаешь, я тебе рассказывала…
Да мне она тоже об этом рассказывала. И о том, как осталась в Крыму ухаживать за нетранспортабельной бабушкой.
– Ну, вообще‑то, я тоже разное повидала, – заявила Саша. – Только вот, в отличие от него, я лечу людей. Я не убиваю.
– Ну и лечи дальше! – Лика уже сорвалась на неё. – Что тебе надо‑то от него? Он прав, на самом деле. «Воронов» надо уничтожить. Не должно больше быть такой структуры.
– Ага. Он тебе тоже это говорил – про свободу. Про тот мир, который настанет. И про ваших детей?
– А тебе вот он такого не говорил, – блондинка улыбнулась. – Ты же понимаешь, что он… Всего лишь пытался закрыть дыру в душе. После моей смерти.
– Это не так, – возразил я. – Я любил её. Так же, как любил тебя.
– Вот, про дыру в душе – это скорее про Бренну, – проговорила Саша.
– Да… Может быть, мы её позовём? – вдруг улыбнулась Лика. Она‑то ее не знала, но во сне все становится реальным.
Вдруг, в действительности, дверь гостиной открылась, и в помещение вошла Бренна.
– О чем болтаете без меня? – спросила она.
Я знал, что это не она, что это только её образ. Потому что у неё были длинные рыжие волосы. А та, реальная, побрилась, чтобы избавиться от запаха после зачистки логова морфов. И теперь выглядела как типичная «сильная женщина» из какого‑нибудь старого боевика.
И говорила она на русском, без своего привычного ирландского акцента. Тоже часть моего подсознания, видимо. Удивительно, что все они оказались женщинами, с которыми я так или иначе имел связь. Ещё только Яны не хватало… Там тоже что‑то было, да только никуда это не зашло. Так…
– А что вы тут без меня обсуждаете? – снова спросила Бренна.
– Да, в общем‑то, ничего особенного, – Лика улыбнулась. – Я пытаюсь подбодрить Серёжу. Саша вот его осуждает. Ну и что, с твоей точки зрения, он должен сделать‑то сейчас?
– Вернуться, – ответила девушка‑хирург. – Прямо сейчас свалить. Вернуться на базу Росгвардии. Может быть, украсть машину. Время‑то самое подходящее, ночь. Там его примут. Не могут не принять, такой боец всем нужен.
– И что ты хочешь сказать? – спросила Лика. – Типа ты будешь с ним?
– Нет, мы вместе уже не будем. Но… Придумать‑то можно разное. И это гораздо лучше, чем сложить голову в напрасной войне.
– Она не напрасна, – заявила Бренна. – Врагов нужно уничтожать. А эти ублюдки – они враги. Ты всё делаешь правильно, Край. Молодец.
Бренна подняла кулак вверх, будто подбадривая меня и продолжила:
– Если нужно убить – убивай. Если нужно будет разрушить ещё один город – так пускай он горит красным пламенем. Пусть уйдет в небо дымом. И пусть превратится в пепелище.
– Да вы за кого меня вообще принимаете? – удивился я. – То, что было в Белогорске – это случайные жертвы. Я не хотел никого убивать специально. Из гражданских. А, что потом…
– Ты про этих партизан? – спросила Лика. – Ну, так они сами нарвались. Могли ведь остановиться, поговорить, попробовать. Это ведь те же самые парни из Земляничного, ты же в курсе. И где они воюют? Воюют как могут. За освобождение острова.
– Настоящие мужики, – сказала Бренна. – Я от таких теку.
– На твоём месте я бы уже ушла, – сказала Саша.
– Так ты не на его месте, – жестко проговорила ирландка. – У тебя кишка тонка. Тебя убить никого сил не хватит. Если бы не он, тебя бы вообще изнасиловали бы и убили. Спрятали бы в том самом подполе, куда вы в итоге спустили труп того парня.
– Да только вот если бы он не начал эту войну, она была бы жива, – парировала Саша.
– Да заткнитесь вы все уже наконец! – не выдержал я. – Какой‑то бабий трёп слушать приходится. Что вам от меня надо?! Какого хуя вы вообще припёрлись? Что вы хотите? Скажите конкретно!
– Я от тебя уже ничего не хочу, – сказала Саша. – Всё, что я хотела – ты мне дать всё равно не способен. – Лике от тебя уже ничего не надо. Потому что она мертва.
