— Неужели все так плохо? — спросил Григорий Романов.
— Я поймал вас за шиворот на самом краю пропасти, — сказал я. — Следующей моей остановкой, скорее всего, будет год нашей величайшей геополитической катастрофы. Я непременно дам вам возможность посмотреть на то, от чего я с такой настойчивостью оттягиваю вас за уши. Был у меня уже такой момент, когда я двум версиям царя Николая Второго, из пятого и пятнадцатого годов, показывал Советскую Россию образца тысяча девятьсот восемнадцатого года. Воистину, то был шок и трепет. — Я подумал и добавил: — Однако если среди участников организованных преступных группировок попадутся ветераны боевых действий в Афганистане или где-нибудь еще, оказавшиеся за чертой закона силою обстоятельств, из-за равнодушия бюрократического аппарата или еще по каким причинам, то передавайте их мне. С каждым из этих деятелей мы будем разбираться в индивидуальном порядке, совсем этот человек конченый или еще может исправиться. В любом случае обратно в родной мир он не попадет никогда, и для вас он все равно что умрет. Просто тем, кто проливал кровь за Родину, можно дать один новый шанс, а вот всем остальным — нет.
— Мы вас поняли, — кивнул Гейдар Алиев, по старинке делая пометки в блокноте. — Что-нибудь еще?
— Дальше у нас общие вопросы, — сказал я. — Чтобы избежать катастрофического исхода, нам потребуется устранить все факторы, что привели к столь печальному результату, а не одного лишь месье Горбачева, будь он неладен. В первую очередь, речь идет о диспропорциях в экономике, выраженных в том, что тяжелая индустрия гипертрофирована, а легкая промышленность недоразвита. Из-за этого в стране правит бал дефицит потребительских товаров. В значительной степени такая ситуация вызвана тем, что ваши советские элиты подсели на потребление импортных изделий класса «люкс», и потому им безразлично, в каком количестве и какого качества выпускаются товары для широких народных масс. Также не стоит забывать о завале в сельском хозяйстве, вызванном даже не столько организационными, сколько идеологическими причинами. Идеологический кризис марксизма-ленинизма как левого революционного вероучения — вообще важнейшая из всех причин распада Советского Союза. Как можно выйти из кризисной ситуации, когда методы, рекомендованные «теорией», только ухудшают положение, а иные прочие, не рекомендованные, будучи применены бесконтрольно и в неумеренном объеме, приведут к краху советской власти. Впрочем, пока даже товарищи Маркс, Энгельс и оба Ленина не обещают быстрого результата, потому что, изучая явления в экономических системах двадцатого века, они столкнулись с колоссальным количеством фактического материала, который еще нужно переработать. И в самом ближайшем будущем, на уровне девяностых и двухтысячных, объем информации только увеличится. Так что все это время рекомендую действовать симптоматически, постоянно руководствуясь консультациями соционжинеров и сверяясь с результатами психосканирования. Однако самое главное — помнить то, о чем многие забывают. Это достижения социализма должны работать на советских граждан, а не наоборот, когда люди выглядят как придатки к голословным лозунгам. Понятно?
— Это-то понятно, — хмыкнул Григорий Романов, — непонятно, где и когда вы, Сергей Сергеевич, так подковались по идеологической и хозяйственной части?
— Пришлось, — коротко ответил я. — Чем больше миров проходишь, тем больше знаний получаешь и тем больше у тебя печалей. Шучу. Главное — идти от простого сложному, а не наоборот. А теперь я хотел бы заслушать Сергея Леонидовича на тему того, как, с его точки зрения, выглядит обстановка в Афганистане.
— Нормальная обстановка, рабочая, — ответил министр обороны Советского Союза. — Сопротивление душманов почти прекратилось, взлетающие и садящиеся самолеты «стингерами» не обстреливают и засад на автоколонны не устраивают.
— Вот то-то же, — сказал я. — Но вы и сами, даже без моей помощи, если бы набрались нахальства, могли бы закончить Афганскую войну с тем же результатом, только при несколько больших издержках. Силы Советского Союза и Пакистана, стоящего за спиной у афганских бандитов, несопоставимы, а если вспомнить про Индию, то можно сказать, что у Зия-Уль-Хака не было бы даже малейшего шанса увернуться от возмездия. Генерал-диктатор пришел к власти путем военного переворота, и потому не обладал ни малейшей легитимностью, а советские военнопленные на пакистанской территории — это чистейший казус белли. Сначала — ядерные удары тактическими ракетами, потом — налеты тяжелых бомбардировщиков и высадка парашютного десанта в места содержания военнопленных, одновременно с сухопутным вторжением со стороны Индии, решающей собственные задачи. После такого вступать в силовое противостояние с Советским Союзом не стал бы даже самый воинственный из людоедов. А когда вы стоите на месте и позволяете себя бить со всех сторон, то сами напрашиваетесь на большие неприятности.
— К сожалению, — вздохнул маршал Соколов, бросив косой взгляд на Андрея Громыко, — наше политическое руководство заигралось в дипломанию и не давало нам санкции на сколь-нибудь решительные действия за пределами афганских границ.
— Вы, Сергей Леонидович, хотели сказать, что мы заигрались в дипломатию? — немного раздраженно спросил Громыко. — Должен заметить, что международные переговоры и дипломатические консультации — это неотъемлемая часть современной жизни.
— Нет, Андрей Андреевич, я сказал то, что хотел сказать, — упрямо произнес маршал Соколов. — Дипломания — это переговоры ради самих переговоров, без малейшей надежды на результат. Политическая трескотня, за которой не слышно вообще ничьих голосов, особенно людей дела.
— Ша, товарищи, — сказал я. — Сергей Леонидович (маршал Соколов) прав, а вы, Андрей Андреевич (Громыко) ошибаетесь. Американцы и западные европейцы — это персонажи с пониженной социальной ответственностью, которые держат свое слово только для того, чтобы потом ударить в спину, желательно насмерть. Не так ли, уважаемая Нина Викторовна?
— Именно так, — ответила моя министр иностранных дел. — Вести настоящие дипломатические переговоры имеет смысл только с союзниками и нейтралами, а врагов, если они не сдаются, следует уничтожать или хотя бы держать в страхе внезапного удара. Разговаривать с ними незачем по определению.
— Уж больно вы, Нина Викторовна, кровожадны для нормального министра иностранных дел, — проворчал Громыко.
— Нет в словах товарища Антоновой никакой особой кровожадности, — сказал я. — Если ты не убил врага, значит, через некоторое время враг убьет тебя, твою мать и отца, жену, дочерей и сыновей. О том нам говорит опыт двадцать второго июня сорок первого года. А если начать с врагом разговоры ради разговоров, то можно нечаянно отдать без боя все до последних трусов, но так ничего и не понять. От этого исхода я вас и отвращаю.
— Но вы-то сами в самом ближайшем будущем собираетесь вступить с американцами в переговоры? — спросил советский министр иностранных дел. — Или это не так?
— Все так, Андрей Андреевич, — сказал я. — Только это будут не переговоры, а ознакомительная встреча. Хочется глянуть на одного из подельников мистера Рейгана Истинным Взглядом в естественной, так сказать, среде обитания, прежде чем его возьмут за шкирку и упрячут в камеру, как мистера Кейси, мистера Уайнбергера и генерала Весси-младшего. Кстати, вы тоже можете участвовать в этих смотринах вместе с товарищем Лавровым, только смотрите не проблюйтесь, ибо под Истинным Взглядом американские политики выглядят гораздо гаже, чем если смотреть на них глазами обычного человека.
— Интересно, а почему вы так возитесь с этим молодым человеком? — завистливо стрельнув взглядом в сторону невозмутимого Лаврова, проворчал Громыко. — Неужели в нем есть какие-то особенные задатки?
— Есть, — подтвердил я. — В моем мире товарища Лаврова запомнили как, не побоюсь этого слова, великого министра иностранных дел, равного вам по всем достоинствам. А вот на некоторых его предшественников у меня зуб размером со Спасскую башню, однако сейчас на них у меня просто нет времени.
