Я же не теряю надежды поговорить с многорукими. Отправляю мыслеречь в ряды дикарей:
— Ну что, кто следующий? Может, ещё десяток на снос?
Дикари ведутся и улюлюкают яростно. Они посылают новую штурмовую волну: не десять — двадцать физиков, да ещё в придачу пять песочников. Они идут широким полукольцом, пытаются окружить.
Я встречаю их, как и предыдущих. Сначала убегаю, подразнивая, а затем — Каменный град по самой быстрой пятёрке физиков — и тела летят с сёдел. Песочников и оставшихся физиков же накрываю Голодом Тьмы. А так как они все низкоуровневые, то нет никаких шансов пережить мощную технику.
Я снова приближаюсь к центральной линии, где стоят щиты. Но едва я подбираюсь ближе — снова летят песочные техники. Укрыться невозможно. Приходится отступать опять.
— Мда, ситуация выходит патовая, — задумчиво бросаю.
Дикари не могут идти вперёд — я сразу собью передних всадников. Но и я не могу приблизиться — у них плотный залп на ближней дистанции. Да и толку долбить по щитам?
Что ж, мне не хочется торчать здесь весь день. Да и тратить время и силы, чтобы угробить целую армию в одиночку, у меня нет цели. Потому можно снова попробовать договориться.
Я усиливаю голос воздушной техникой.
— Кто здесь главный?
Ответа нет. Лица за щитами не двигаются. Никто не поднимается. Вожак не спешит подставляться. Я для них слишком непредсказуем. Какой-то одинокий берсерк явился на телепортирующемся коне и мочит их без разбору. Ага, конечно, скажут они мне, кто главный. Размечтался.
Тогда попробуем по-другому. Я кричу снова:
— Кто из вас знает Вереша⁈ Вереш! Есть такой⁈
И вот, наконец, кто-то откликается. Из второго ряда поднимается многорукий — крупный, в песочном доспехе. Восемь рук, широкие плечи, голос грубый:
— Вереш — мой племянник! Ты откуда его знаешь⁈
Я усмехаюсь. Надо же, как свезло.
— Я — король Данила. Тот, кто вытащил твоего племянника из лап циклопов. Он не рассказывал?
Немая пауза. Ясно, вспомнили.
Тот же многорукий выходит вперёд, отодвигая бойцов:
— Так это ты тот самый король Данила⁈ Ты тех двоих гигантов завалил?
— Верно, — киваю.
Он поворачивается к своим, вскидывает руки. Все шесть, кроме двух, которые остались на поясе.
— Оружие уберите, олухи! — орёт он в сторону дикарей. — Не видите, кто перед вами⁈ Этот золотой человек спас моего племянника. А Вереш сейчас, между прочим, охраняет наше стойбище с женщинами и детьми! Нехрен наставлять оружие на друга племени, говорю!
Другие дикари недовольно заворчали, опуская мечи:
— Хорош «друг племени»! Уложил сорок наших!
Я поправляю:
— Вообще-то только десятерых. Остальные — просто вырублены, ну… или находятся при смерти, — вынужденно поправляюсь, просканировав лежачих. — Зато шестилапки почти не пострадали, — нахожу положительный момент.
Многорукие расступаются, убирая щиты и пропуская ко мне дядю Вереша.
— Я — Хмен! Вождь племени Жёлтых Рук! — восклицает многорукий и, оборачиваясь, снова кричит: — Да уберите вы уже оружие, не видите, с кем говорим⁈
Он сам первым скидывает с себя стихийный доспех, оказавшись в тканевой жилетке поверх льняной рубахи. Руки у него все на виду: восемь мощных, с узлами мышц и кольцами на запястьях.
Я скидываю доспех и спрыгиваю с Белогривого. Всё тысячное войско вылупилось на меня с одинаковым выражением ступора.
— У него всего две руки! — с гулом проносится по рядам.
Видимо, для них это настоящий шок, что какой-то двурукий приперся, раскидал их физиков Камнем и Тьмой, вырезал штурмовые отряды — и держал целую армию на месте.
Белогривый за моей спиной не убегает. Теперь-то он осознал, что его табун пойман, и ему придётся работать со мной. А может, ему просто понравилось громить конеедов.
Хмен выходит навстречу. Останавливается в нескольких шагах, на открытом месте. Ни щита, ни доспеха. Только рубаха, жилетка и восемь открытых рук. Глаза чёрные, серьёзные, но без злобы.
— Скажи, король Данила, — говорит он. — А почему ты на нас напал-то?
Я хмыкаю:
— Это вы напали на меня, вообще-то. А ещё я — Страж Молодильного сада, и вы ведёте войско туда с очевидными немирными намерениями. Ты серьёзно думаешь, что я должен был встретить вас объятиями?
Белогривый рядом недовольно переступает ногами, подрагивает холкой и издаёт низкое, раздражённое фырканье. Ему явно не по вкусу, что мы остановились и что больше не крушим конеедов, а также что я говорю с вождём, а не мчусь вперёд, разбрасывая их по степи. Я тянусь к его гриве, хлопаю по башке, передаю в мыслеречь:
— Тише, парень… Видишь — я договариваюсь. А конеедов ещё потопчем. Если не этих, так других.
Он фыркает в ответ, упрямо, но голос больше не подаёт. Хмен тем временем разъясняет свою позицию:
— Король Данила, да, мы действительно шли к Молодильному саду, но только потому, что туда движется другое войско. А именно — наши кровные враги, племя Рыжих Бродяг. Если они доберутся до ананасов бессмертия — всё, конец. Они будут жить вечно, а нам их не победить. Я не могу этого допустить.
Я морщу лоб:
— Чего? Каких ещё ананасов бессмертия?
Хмен искренне удивляется. Его глаза расширяются, он даже взмахивает верхними руками:
— Как это «каких»? Это у вас же они растут. Говорят, что жёлтые такие, шипастые. Если съешь хоть один плод — то будешь жить вечно, а ещё потом летать и стрелять молниями из глаз.
— И ещё отрастает новая пара рук с клешнями! — добавляет кто-то из войска.
— И ещё обрастаешь густой шевелюрой! — замечает лысый многорукий оттуда же.
— И с женщинами всегда можешь в постели! — кивает совсем уже старый дикарь.
— По слухам, у вас растёт в Саду целая роща таких ананасов, — грустно кивает Хмен. — Мы не можем позволить Рыжим Бродягам стать настолько сильными и наплодить огромное потомство.
Я качаю головой:
— Нет у нас никаких ананасов бессмертия. Это, друг мой, видимо, байка. Или кто-то вас дезинформировал.
Хмен зависает. Он скребёт затылок четырьмя руками сразу, щурится, бормочет:
— Даже так? Может, нас и правда ввели в заблуждение, раз сам Страж Сада так говорит.
И тут по мыслеречи говорит Дед Дасар:
— Шеф. Со вторым войском договориться не получилось. Сразу начали осыпать нас огнём. Кричат, чтоб мы им выдали какие-то «ананасы бессмертия и вечного либидо», или они вырежут всех и унесут нас в мешках. Кажется, они совсем охренели. Видимо, будем принимать их как положено.
Я отвечаю мысленно:
— Ясно. Зато я в шаге от того, чтобы договориться с восточным войском. Мой приказ остаётся без изменений. Стройтесь на опушке, как договаривались.
Я возвращаю взгляд на Хмена. Тот все еще растерянно чешет голову, видимо, ждёт моего решения.
— Что мне теперь с вами делать, Хмен? Вы напали на меня целой армией. Это не забывается. Теперь вы в долгу.
Он не спорит. Только кивает, вздыхает, отвечает честно:
— Мы и так тебе должны за спасение моего племянника. Он жив благодаря тебе. У нас принято держаться за родню и щедро благодарить за её спасение.
— Отлично, — говорю. — Значит, будете биться со своими врагами — с вашими этими Ржавыми бомжами, как вы и хотели. Только теперь — под моим командованием и с моей боевой поддержкой.
Хмен расправляет плечи, его лицо проясняется. В голосе — искренняя радость:
— Конечно! С таким сильным союзником нам никто не страшен. Веди нас в бой, король Данила!
Я запрыгиваю на спринта, хлопаю Белогривого по шее.
— Покажи класс, дружище! — бросаю, стиснув бёдрами конские бока.
Он послушно поднимается на дыбы, громко ржёт. Многорукие притихли, глядят. Потом Хмен, вскочив в седло, выкрикивает боевой зов. И вскоре всё войско оживает и следует нашему примеру.
Я направляю Белогривого вперёд, к Молодильному саду. За спиной разносится топот. Войско Жёлтых Рук вскакивает на шестилапок и несётся за мной, громко улюлюкая.
* * *
