Газлайтер. Том 27 (СИ) - Володин Григорий Григорьевич

Проблема, однако, не только в дикарях. Остров — сплошная скала, редкие карликовые деревца не годятся на строительство корабля. На попытки уговорить подданных соорудить хотя бы жалкий плот дикари отвечали вялыми вздохами и философским бездействием.

К Воителю подходит главная жена, толстая чернокожая дочь прежнего вождя. Широкими ладонями она бережно протягивает ему веник из крупных, веерообразных листьев:

— Гоба, — напыщенно произносит она ритуальную формулу подношения.

Феанор в ответ лишь тяжело вздыхает. Пора на вершину скалы — исполнять ежедневный «танец дождя». Он вскарабкивается по раскалённым камням, обрывает с тела последнюю тряпицу — набедренную повязку — и, сверкая бледной задницей в зените небес, начинает размахивать веником, выкрикивая гортанные, многозначительные звуки. Внизу племя восторженно подвывает, размахивает руками и подпевает вождю: без этого фарса местные считают, что дождь никогда не наполнит единственную каменную чашу водоёма. Ведь рек на острове нет, и только дожди не позволяют племени умереть от жажды.

В самый разгар пляски воздух рассекает ослепительная вспышка: искры жёлтых молний ползут по скале, и на площадке материализуется Лиан — турбо‑пупс с лукавой улыбкой и вечным шлейфом электрических разрядов.

— Ого‑го! — ухмыляется малыш‑Организатор. — Могучий Воитель скачет, да голым задом сверкает!

Феанор резко замирает, опустив веник. Он срывается вперёд, хватая мелкого гостя за плечо:

— Организатор, это ты? Вытащи меня отсюда немедленно! Обещаю, что останусь в долгу!

Лиан, всё так же посмеиваясь, мягко высвобождается:

— Председатель и так велел спасти тебя, — кивает он. — Но только в обмен на один‑единственный ответ: зачем Багровый Властелин перенёс Крепость Пагубы в Антарктиду?

У подножия скалы дикари замирают, вытянув шеи в ожидании продолжения святого танца, а наверху Феанор, вопреки всей своей воинской гордыне, едва не падает на колени — настолько привлекателен шанс покинуть проклятый каменный остров и своё абсурдное гаремное царство.

Феанор замирает, трёт пальцами мокрый от пота затылок: никакой идеи, зачем Багровый Властелин тащился в антарктический холод к Филинову. Одно ясно — Организация не заберёт его с этого проклятого камня без убедительной версии, а превращать Лунный Диск во врага — роскошь, которую он сейчас не потянет. Придётся соврать да так, чтобы обман долго ещё не вскрылся.

В голове Феанора лихорадочно рождается первая правдоподобная чушь, за которую он тут же цепляется, как утопающий за щепку:

— Ну… Багровый Властелин, кажется, положил глаз на сестру Данилы. На Екатерину.

— Да ладно! — у Лиана глаза становятся, как большие монеты, блеск аж в потолок. — Багровый решил породниться с королём Данилой?

— Говорю же, как слышал. Я свою часть выполнил, твоя очередь. Сделка есть сделка.

Лиан молча кивает, его маленькие ступни ускоряются, и в следующее мгновение он хватает Феанора за лодыжки, легко закидывает рослого Воителя себе на плечи. Размазавшись в жёлтую молнию, турбо‑пупс срывается вниз по отвесному склону, проносится через побережье и мчится над морем, оставляя за собой шлейф озона и жёлтый электрический след. Остров исчезает за горизонтом — словно его и не было. Океан внизу сверкает, как расплавленное стекло.

На подлёте к материку Лиан ускоряется и резко тормозит уже посреди пустынного плато — песок взрывается под ногами, поднимая облако, словно пыльный гейзер. Он сбрасывает Феанора в горячие дюны, хлопает ладонями — мол, «сам справишься» — и тут же уносится дальше, сверкая в воздухе разрядами молний.

Через секунду он уже замирает в фиолетовом полумраке — прямо посреди коридора штаба Лунного Диска.

Турбо‑пупс, постучавшись, заходит в кабинет Председателя. За массивным столом Хоттабыч читает какой‑то свиток, покуривая кальян. Его седая борода струится по шёлковому халату, кальянное облако повисло под потолком.

— А Лиан, вернулся уже? Ну и? — глухо бурчит Председатель.

— Выбросил Феанора в пустыне, подальше от живых душ. Король Данила не должен разозлиться — теперь Феанор точно не вырвет у него победу в корабельной гонке.

Хоттабыч, нахмурив брови, кивает:

— Стало быть, он рассказал, что Багровый Властелин делал в Антарктиде?

— Так точно. Феанор считает, что Багровый сватался к Екатерине Игоревне Вещей Филинове, сестре короля Данилы.

— ЧЕГО⁈ — Председатель, как раз втягивавший дым, закашливается. — Кха‑кха… Багровый хочет… кха… породниться с родом Вещих Филиновых⁈

Он хлопает себя по груди, чтобы перестать кашлять, тяжёлый стул скрипит, брови поднимаются в удивлении. Багровый был безразличным к женщинам сотни лет со времён разрыва с Дианой — и вдруг сватовство? Да ещё к девчонке‑менталистке? Такого Хоттабыч точно не ожидал. Вот сколько сотен лет он живёт, вроде бы ко всему привык, но как только познакомился с Филиновыми, то никак не перестанет удивляться. Мало ему сюрпризов от самого Данилы, о нет — даже такие, казалось бы, неизменные фигуры, как Багровый Властелин, вдруг выкидывают кульбиты! Будто все, кто хоть раз пересекается с королём Данилой, немедленно заражаются его непредсказуемостью.

— Что будете делать, Председатель? — спрашивает Лиан.

— Что‑что… — сквозь хриплый смешок проходит стальной тон. — Свататься к сестре короля Данилы, конечно.

— И вы тоже? — Лиан чуть не спотыкается на месте.

— А я чем хуже Багрового? — Хоттабыч стряхивает пепел с трубки, старые морщины разглаживаются звериной ухмылкой. — Я вообще‑то его моложе! Да и так будет легче выяснить, чего Багровый добивается. А то слишком много вопросов! Почему ему понадобилась именно Екатерина? Почему он хочет породниться с родом Вещих Филиновых?

Я стою на травянистом пригорке у самой опушки. Внизу, у подножия, скрипят прицепы, которые тавры только что подтянули — внутри клеток мечутся спринты: бурые копыта лупят по доскам, хвосты хлещут по решёткам, ноздри раздуваются. Клетки, вроде бы, просторные, но для диких лошадей любая решётка — уже приговор.

Впрочем, держать их там я и не собирался долго. Я же не живодёр, в конце концов.

— Данила, ты решил приручить всё стадо? — ленивый баритон Багрового Властелина стелется сбоку. Древнего мага, похоже, заинтересовала наша возня, раз он до сих пор тут стоит с Аустом, молчащим за его спиной, и с любопытством наблюдает за моими действиями.

Поворачиваюсь с усмешкой:

— А что, Ваше Багровейшество, разве это сложно?

Красноволосый юноша, под обликом которого прячется маг старше моих прадедов, прикрывает глаза, будто размышляет, смеяться или сделать морду кирпичом:

— Любопытно, как ты собираешься приручить табун. Это дикие спринты, и они никогда не знали поводьев и седел.

— Дикие? — кладу ладонь на серебряную холку Белогривого, он фыркает, росчерк серебра по гребню. — По‑моему, вполне домашние.

Властелин хмыкает:

— Серебряный Луч — другое дело. Когда‑то он принадлежал Зигру Могучему; после его смерти Луч никого не подпускал к себе. Он умеет носить всадника, но выбирает его сам. И всё‑таки: как подчинишь остальных?

Улыбаюсь:

— Табун слушается вожака, а вожак уже подо мной. Остальное — техника.

— Понятно… — в рубиновых зрачках Властелина вспыхивает догадка, а затем он меняет тему, действительно более важную для него: — Где, кстати, Красивая?

— Вон же она, — киваю вниз.

По склону поднимаются Настя и Красивая — золотистая тигрица и рыжая волчица бок о бок. Настя сразу обращается: вспышка зелёного света, и передо мной девушка в потёртых джинсовых шортиках, майка липнет к коже. Лёгкой пружинистой походкой она подбегает к Белогривому, глаза сияют:

— Даня, вау! Ты справился! Какой красавец! — она нерешительно тянет ладонь к гриве и тут же одёргивает. — А можно?

— Гладь, пока добрый, — шучу.

Пальцы Насти ловят серебряную гриву, жеребец снисходительно фыркает и даже чуть склоняет голову. Красивая проходит мимо Багрового, будто он всего лишь сорняк; тот мрачнеет, словно получил леща тигриной лапой: