Осень. Мусорка
Только на нём Семён догадался, что местный схимник просто пьян.
— В общем, мне надоело ждать, я устал, я ухожу! Всё! Оставаться небезопасно, район опустел, даже бомжи бегут. Свалку всю передвигают к парку. Сейчас технику увезли, а то совсем рядом стояла, незаметно не выберешься. Отправлюсь сдаваться. Посылать сообщение через явочный пункт инспекции. По районной сети они не отвечают, сменили ключи шифрования… Главе ордена сдамся, или в Совет Адмиралов, плевать! Плевать. Не знаю, можно ли бросать пост, нарушение это кодекса ордена, или нет, и куда меня отправят ещё, но… Спорная ситуация! Выхода не имею. Аудио-копию журнала и вырезки из видео за два месяца взял для отправки в совет. Если кто-то придёт, пусть соберёт всю информацию с камер за последний день и за мной тоже дует. Передислоцировать базу надо. А сам — не могу.
Потом Семён посмотрел отчёт по камерам. Камер оказалось восемь, информации — слишком много. Начиная со второй недели Семён стал пролистывать, а потом и вовсе тыкать хаотично.
Сначала показывали мирную жизнь — автомобили на тесных улицах, густонаселённые кварталы, подростки на велосипедах, дворы. Потом картинка на половине камер резко изменилась. Появились марширующие полки патрульников с роботами, толпы бегущих с чемоданами семей, некогда людные районы опустели. Семён понял не сразу. Когда понял, почесал репу и попытался вдуматься в происходящее, решил даже пересмотреть фрагменты из середины периода.
Но вдруг бункер резко шатнуло, а потом стало непривычно легко. Чай в чайничке наклонился вбок на градусов пятнадцать, потёкло на стол.
— Фиксируется долговременное изменение наружной гравитации, восемьдесят от нормы, — сказала роботётка через полминуты.
— Вот, судрь, что за?…
Не сказать, чтобы Семён, выросший на космическом грузовике, не был готов к подобным вещам, но в непривычном месте, в одиночестве от такого пробежал холодок по спине. Даже гопнику было понятно, что дольше десяти секунд замена востроскруч, стабилизирующих гравитацию, обычно не производится. Роботётка тем временем добавила ужаса:
— Фиксируется наружное падение температуры.
Что-то происходило снаружи. Семёну стало не по себе, пришло время решить — то ли бежать куда-то, то ли переждать происходящее в бункере. Но сможет ли бункер оставаться в изолированной среде достаточно долго? В итоге клаустрофобия победила, и он решил идти наружу.
— Эй, я это, буду выходить.
Защёлкали ящики гарнитура, открывающиеся и подсвечивающие детали амуниции и прочие вещи. В дальнем углу открылись дверцы платяного шкафа. Внутри висел лёгкий скафандр и потёртый балахон защитного цвета.
— Скопирни-ка мне на что-нибудь всё это, а? — попросил Семён и полез в шкаф.
— Что именно и куда скопировать?
— Вот дурная же! Соблаговоли мне скопировать на внешний носитель архив камер за последний день, журнал и что там ещё из важного.
— Из важного — состояния датчиков, архив переносимых сообщений…
— Да-да. Побыстрее.
Через пять минут «блинчик» кристалла с информацией вылез на стол. В ящиках нашлись браслет и остальные детали комбинезона. Семён обулся, нацепил балахон с рюкзаком и поднялся наверх.
— Включить автосуфлёр и подсказки новичка? — спросила роботётка.
— Давай.
— Вы — закон. Орден Правопорядка занимается поиском нарушений Протокола на поверхности и в космосе. Нет иного закона, кроме Протокола Инспекции. Любая попытка любых вооружённых групп воспрепятствовать вашей деятельности должна быть зарегистрирована и пресечена. Вы — закон.
Снова огляделся, поёжился от холода и непонятно откуда нахлынывшего адреналина. Балахон адаптировался под нужный размер одежды, скрепился с комбинезоном и включил подогрев.
Местность показалась Семёну смутно знакомой. Снаружи было ветрено и сыро, мокро под ногами. Откуда-то из восточных кварталов ветер нагнал много туч. Слева, из парка текли ручейки воды.
Залаяла собака. Семён подошёл к ней на близкое расстояние, посмотрел. Уставшая, оголодавшая псина была привязана на верёвку, она уже скорее скулила, чем лаяла. Семёну вдруг вспомнилось, как в его раннем детстве помер соседский пёс. Стало жалко животину. Полез в рюкзак под балахоном, нащупал банку с паштетом, вскрыл и кинул в паре метров от привязи. Когда собака набросилась на жратву, Семён подошёл и отвязал её от дерева.
Посмотрел в парк. Что-то подсказывало, что он пришёл оттуда, но чувство тревоги нарастало каждый раз, когда он думал о прошлом. К тому же, оттуда дул ветер и из-за наклона гравитации текла вода.
— Маршрут покажи! — пробормотал он, сам не зная, сработает, или нет.
Сработало! В подсветившейся голограмме перед глазами нарисовался маршрут на карте. Семён посмотрел по сторонам и понял, что надо идти через мусорку.
Выругался. Ветер был попутный, но через десяток метров стало ясно, что вонь невозможная. Выбирать не приходилось. Мусор здесь навалили огромными кучами, и, судя по всему, недавно. Виднелись комья грунта, даже фрагменты домов с окнами, какая-то мебель, гигантские ржавые корпуса машин, поросшие перевёрнутой травой. Между холмами шла извилистая старая тропинка длиной полтора километра, упиравшаяся, если верить карте, в барьерную скалу, ведущую в ближайший жилой массив. Затем надо было пройти через него и спуститься на юг, к главному водяному каналу на экваторе, вдоль которого ходят поезда.
И Семён зашагал. Идти приходилось как будто бы немного в гору — из-за искажения гравитации. Одна из неровных куч, нависающая над тропой, рассыпалась на дорожку в пяти метрах перед Семёном, пришлось обходить, наощупь нашаривая дорогу в полумраке. Через пару сотен метров Семён взобрался на соседний пригорок и посмотрел на небо. Сверху, в вакууме над огнями жилых кварталов виднелись силуэты мелькающих в космосе кораблей и перегоняемых над куполом табунов востроскруч. Длинная исполинская конструкция виднелась на самом краю горизонта. Её верхушка, расположенная по отношению к Семёну из-за большой кривизны почти горизонтально, сверкала в лучах местного солнца, светившего снизу, с освещённой стороны карликовой планеты.
Космопорт, вспомнил Семён. Вот бы добраться туда. Но далеко, семьдесят километров. Сначала, видимо, надо до явочного пункта Инспекции. Странно, но домой, на «Тавду» пока что не хотелось. Вдруг у него теперь будет другое задание? То ли ещё работал приключенческий азарт, то ли…
Семён шагал ещё полчаса. Остановился, вслушался в звуки вокруг. Где-то лаяли собаки — их он опасался, потому что слышал, что стаи диких собак могут напасть на человека. Сквозь лай собак пробивался вой сирены. Семён спустился с горки и ускорился, напевая под нос от волнения попсовую мелодию.
Звук сирены приближался. Маршрут на подсказке вёл именно туда, к сирене. Источника видно не было — горизонт здесь, как и на любых карликовых планетах, был очень низким. Семён расслышал, как сквозь сирену в рупор кто-то говорит с акцентом:
— Срочно покинуть сектор! Ведутся ремонтные работы!
То же самое повторялось на бессарабском, динамик в капюшоне перевёл фразу. К сирене примешался грохот техники, и через минуту на близком горизонте появилась исполинская фигура робота. На трёх массивных и коротких ногах-колоннах возвышался прямоугольный остов высотой в двадцать метров. Семён замер, ему стало не по себе. Конструкция присела и наклонилась, приоткрыла пятиметровый ковш у основания, похожий на рот. Загребла в своё лязгающее нутро часть соседней кучи, проглотила-прожевала её, а затем довольно резво направилась навстречу Семёну.
— Сюда, сюда! — послышался крик с пригорка.
Он увидел силуэт, прячущийся между пригорков, и рванул, спотыкаясь. Из столов и шкафов на обломках было сложено что-то вроде хижины. Повсюду валялись разбросанные кастрюли, одежда и другие предметы быта. Поодаль стояла какая-то скрюченная груда железяк, в которой виднелись очертания самодельного робота.
Мужчина, с редкой грязной бородой, непропорционально короткими ногами и длинными руками, пригнулся и наблюдал на шагающим мимо роботом-исполином.
