Камень Книга двенадцатая (СИ) - Минин Станислав

Николай вздохнул в ответ:

— Не могу не согласиться, сынок, но что сделано — то сделано. И учти, я перед внуком на задних лапках скакать не собираюсь, вымаливая прощение… Даже если на кону будут стоять наши грандиозные планы.

Цесаревич вскинулся и обратился к Белобородову:

— Прохор, как думаешь, Лешке нужны чьи-то извинения?

Воспитатель великого князя помотал головой.

— Не нужны, Саша. Лешке требуется обычное человеческое уважение и немного свободы. — Белобородов развел руками. — Таким уж сынка уродился. — Он повернулся к императору. — Государь, позволено ли мне будет предложить один вариант?

— Предлагай, — кивнул тот.

— Надо бы оставить Лешку в покое еще на денек-другой, продемонстрировав ему таким образом свое уважение и право на свободу. Мы же с Ваней в это время будем сынке потихоньку капать на мозги, взывая к его чувству долга. Там, глядишь, Лешка отойдет и…

Прохор замолчал и в ожидании уставился на императора, который долго не думал:

— Договорились, — ударил он ладонью по столу. — Князя Пожарского к промывке мозгов внуку необходимость привлечь есть?

Белобородов переглянулся с Кузьминым и отрицательно помотал головой.

— Пока нет, государь, но, если что, мы с Михаилом Николаевичем сами переговорим.

— Добро.

Тут на носу яхты появилась морячка, принесшая завтрак цесаревичу. Когда девушка удалилась, проводивший ее взглядом император продолжил разговор:

— Ванюша… — Он повернулся к колдуну с улыбкой, не сулящей ничего хорошего. — Расскажи-ка мне, дорогой, какой такой штурм дворца Гримальди вы с Лешкой и импортными принцами вчера чуть не осуществили? И про сегодняшние учения не забудь поведать. А то меня царственные братья и их наследники вечером в ресторане вопросами достали. Пришлось строить таинственное выражение лица и отмахиваться, мол, молодежь сама все увидит.

Александр хохотнул и вернулся к поглощению омлета, Прохор перевел ничего не понимающий взгляд с императора на колдуна, а тот притворно засмущался:

— Государь, да там эти принцы сами к царевичу полезли, видите ли, им скучно стало, а все русские молодые люди так или иначе развлекаются… Испанию еще приплели… Вот царевич меня и позвал…

Дальше Кузьмин в подробностях поведал о грандиозном во всех отношениях плане штурма дворца Гримальди, в лицах описал реакцию на план импортных принцев и с крайне довольным видом подвел итог:

— Скуки, государь, больше у малолеток не наблюдалось. Когда же царевич предложил принцам провести учения, эти ссыкуны благородных кровей дружно отказались.

Улыбавшийся император для порядка прикрикнул на колдуна:

— Но-но, Ванюша, без оскорблений! Не забывай, что все эти молодые люди — члены правящих родов, а Гогенцоллерны вообще наши родственники.

На что Кузьмин буркнул:

— И это не помешало Гогенцоллернам и Виндзорам заставить Савойских напасть на нас на Ибице, а Медичи так и вообще подослали в Москву убийцу.

Реакция императора не заставила себя ждать, но была она совсем не такой, как от него ожидали старший сын и воспитатель внука: Николай выпрямил спину, сверкнул глазами, собрался уже что-то сказать, но передумал и только махнул рукой.

— Хорошо, Ваня, ты прав. Готов выслушать твои предложения по этому поводу.

Растерявшийся Кузьмин нашелся не сразу, а когда начал говорить, голос выдавал его сильное волнение:

— Гогенцоллерны и Виндзоры, как я понял, государь, за инцидент на Ибице ответили деньгами и потеряют еще больше, когда у нас все заработает в Монако. Медичи тоже попали на деньги. Но, может, все-таки стоит их всех наказать доступными мне методами, государь? Гарантирую, никто ничего не заподозрит!

Император хмыкнул.

— Не сомневаюсь, Ваня. А теперь поставь себя на мое место, убери эмоции и ответь себе на простой вопрос: выгодны ли России смерти двух не шибко дальновидных правителей Британии и Германии, упустивших существенную долю контроля за энергоресурсами, и одного испуганного до ужаса итальянского короля, которого твой любимый царевич цинично избил, показав ему и его родичам их настоящее место в конце пищевой цепочки? — Николай опять хмыкнул. — Ваня, ты с ответом только не торопись, подумай хорошенько.

Кузьмин, однако, долго не думал:

— Я понял, государь… Этих мы убивать пока не будем, нам это невыгодно. — И тут же добавил: — Но раз этих нельзя, кого тогда можно? При всем уважении, государь, весь мой жизненный опыт подсказывает, что, когда в деле фигурирует контроль за таким огромным финансовым потоком, кого-то валить все равно придется.

Император глянул в сторону улыбавшегося цесаревича.

— Наш-то соображает! — И опять уставился на колдуна. — Ваня, а кто теперь, кроме нас, получает доступ к этому огромному финансовому потоку, дополнительной власти и влиянию?

— Гримальди и Бурбоны, государь. Но Гримальди мелковаты для серьезных дел, а вот Бурбоны на пакости вполне способны…

Николай опять хлопнул ладонью по столу.

— Так точно, Ваня! Я просто уверен, и аналитики это подтверждают, что в будущем с Бурбонами у нас появится куча проблем. Точно таких же, как и с Гогенцоллернами и Виндзорами. Но это будет потом, Ваня, когда лягушатники освоятся и попривыкнут к своим новым возможностям. Пока же… Ты в курсе про заходы в сторону Алексея со стороны европейской аристократии через прелестницу фон Мольтке и Петровых-Врачинских?

— Да, государь.

— Передел энергетического рынка в первую очередь ударит именно по интересам отдельных европейских дельцов, а мириться с этим они не собираются и будут устраивать разного рода провокации. Так что в самое ближайшее время тебе придется довольствоваться не такими родовитыми жертвами из европейской шушеры, но в том, что они у тебя будут в товарных количествах, можешь не сомневаться. — Николай ухмыльнулся. — Я тебя порадовал?

Колдун вскочил с кресла и обозначил поклон.

— Государь, вы вселяете в меня робкую надежду!

— Как мало человеку надо для счастья! А теперь покажи нам этого… ну, которого ты принцам показал. Джокера, во!

Через несколько секунд побледневший император истово крестился.

— Ваня, убирай эту погань! Чтоб тебя черти в ад уволокли!

Еще через пару минут, отошедший от увиденного, Николай заявил:

— Теперь я принцев вполне понимаю. Слушай, Ваня, а Лешка так может?

— Он еще и не так может, государь, — тяжело вздохнул колдун.

— Ужас какой… — снова перекрестился Николай. — Ладно, это все лирика, а вот твое вчерашнее выступление поимело далеко идущие последствия: на учениях пожелали присутствовать все без исключения старшие родичи принцев и принцесс. Даже Филипп-младший, это который Савойский, напросился. Что делать собираешься?

Кузмин осклабился.

— Государь, все зависит только от вас. Какой приказ отдадите, так учения и пройдут.

— Очень интересно… А поподробнее? И будь так добр, оперируй понятными нам всем терминами…

— Ну что, Вова, рассказывай.

Мария Федоровна откинулась на спинку кресла и с ожиданием посмотрела на устроившегося напротив нее подполковника Михеева. Тот тяжело вздохнул и начал:

— Все плохо, тетка Маша. Дядька Коля злой, Саша тоже, Александровичи вообще на тебя обиделись из-за твоего конфликта с тетками Катей и Наташей. Что касается Алексея, то он обиделся вообще на всех — не пожелал разговаривать ни с отцом, ни с царственным дедом. Попытка Михаила Николаевича поговорить с внуком тоже особой пользы не принесла: Алексей вроде как трубку взял, но, когда дело дошло до выяснения отношений, молодой человек сбросил вызов.

— Что еще? — подчеркнуто равнодушным тоном спросила императрица.

— Дядька Коля и Саша думали, что Алексей может улететь в Москву, но он этого не сделал, а нам с Прохором и Ваней заявил, что ни за что не пропустит помолвки братьев, лучшего друга и своей собственной.

Мария Федоровна постучала пальцами по подлокотнику кресла.

— Как Алексей вечер провел? Не сотворил что-нибудь в своем стиле?