Я усмехнулся и кивнул. Повернулся к Мико, которая с моей помощью осторожно сползла с Обжоры, стараясь не опираться на раненую ногу.
— Тебе тоже не стоит одной ковылять. Пошли с нами. Место найдётся.
Но девушка решительно мотнула головой, поправляя растрёпанные волосы.
— Нет уж, спасибо. Батя волноваться будет. Да и… штаны надо зашить, — она с досадой посмотрела на аккуратный разрез на своих драгоценных «Никсах». — Пока дырка свежая, залатаю.
Я усмехнулся. Даже в такой ситуации она думала о штанах. Есть в этом что-то… обнадёживающее.
— Как знаешь. Дай-ка сюда ногу.
Она подозрительно посмотрела на меня, но подчинилась. Я снова приложил ладонь к повязке, вызвав Руну Малого Исцеления. Я чувствовал, как энергия течёт, ускоряя регенерацию, снимая остатки боли и воспаления. Не панацея, конечно, но ходить ей будет значительно легче.
— Готово, — сказал я, убирая руку. — Постарайся не бегать марафоны пару дней.
— Постараюсь, — буркнула она, но в глазах мелькнула благодарность. — Спасибо, Кир. Буду ждать вестей. Если что… ты знаешь, где меня найти.
Она развернулась и, заметно меньше прихрамывая, скрылась в одном из тёмных переулков.
— Пошли, — кивнул я Миндену.
Мы вошли в кантину. Внутри было тихо и почти пусто. Несколько мрачных личностей сидели по углам, цедя дешёвую карзу. За стойкой маячил Хеог Сворг, владелец заведения. Его лицо, как обычно, не выражало никаких эмоций, кроме вселенской усталости. Увидев нас в общем зале, он вышел на крыльцо, осмотрел наших цезарей, оставленных у коновязи, покачал головой и вернулся внутрь, принявшись возиться с пустыми кружками. Один из посетителей, судя по виду старатель с лицом, выдубленным ветром и солнцем, доедал дымящуюся кашу из кхеры, запивая её мутной карзой из щербатой кружки. Закончив, он кивнул Хеогу, расплатился монеткой и вышел, оставив нас почти единственными клиентами.
Мы с Минденом сели на лавку за длинный общий стол. Воздух был спёртым, пахло пылью, прокисшим пивом и какой-то подгоревшей едой, не поддававшийся опознанию. Тем не менее в животе от этого запаха заурчало. Минден достал кисет с дым-травой, ловко скрутил самокрутку и закурил, выпустив в полумрак облачко едкого дыма. Его руки слегка дрожали.
Я молча наблюдал за ним пару минут после того, как мы сделали заказ у Сворга, я активировал Руну, и в воздухе рядом с моей рукой в серебристом водовороте Звёздной Крови появилась бутылка тёмного стекла.
Цветочный бренди — хоть и призванный силой Звёздной Крови, не утратил ни изысканного букета, ни аромата. Редкая и дорогая штука в этих краях, не говоря уже об этой дыре.
— Будешь? — спросил я, кивнув на бутылку.
Минден поднял на меня глаза. В них плескалась такая тоска, что мне стало не по себе. Он медленно кивнул.
Напиток забулькал, наполняя его кружку, распространяя аромат далёких лугов, усыпанных диковинными цветами.
299
Вчерашней ночью я провалился в сон, словно камень брошенный в колодец — утонул быстро и погрузился глубоко, но на дне вместо прохладных струй живительной влаги ждала вязкая, удушливая дрёма, полная тревожных видений и обрывков воспоминаний. Зелёный туман, искажённое злобой лицо Миндена, крик Юлины, единственный внимательный глаз Драка, кривлявшиеся культисты… Всё смешалось в мутный калейдоскоп.
Разбудила меня ни утренняя возня в кантине Сворга, и ни привычные перекрикивания вставших пораньше жителей Посёлка Старателей. Из объятий Морфея выдернула возня на моей же кровати. Я открыл глаза и увидел трёх пушистых засранцев — медвежат редбьёрна, моих питомцев, устроивших на одеяле кучу-малу. Они кувыркались, шутливо покусывали друг друга за толстые загривки и рычали так тонко, что пока это больше походило на писк и ничего, кроме умиления не вызывало.
Тяжесть на груди, ощущение чужих лап, топчущихся по мне — вот оно, идеальное пробуждение в Кровавой Пустоши. Я со стоном приподнялся на локтях. Голова была немного тяжёлой после вчерашнего бренди, а тело ещё не в полной мере отошло от усталости и напряжения последних дней. На полу, укрывшись старым одеялом, спал Минден. Спал как убитый, даже не шелохнулся от шума звериной возни. Ему, видимо, бренди помогло лучше, чем мне. Вселенская несправедливость — я, Восходящий, едва сомкнувший глаз за всё путешествие до реки, и он, проигравшийся в пух и прах мошенник, дрыхнущий без задних ног.
Медвежата, заметив моё пробуждение, тут же переключили внимание на меня. Один, самый наглый из них, с тёмными пятнами на ухе, попытался лизнуть меня в нос. Двое других неуклюже полезли на плечи, цепляясь когтями за рубаху. Я не смог сдержать улыбки. Внезапно оказался папашей для целого выводка ребъёрнов. Потрепал каждого по густой шерсти, позволил им немного побороться со своими руками, уворачиваясь от их острых, всё ещё молочных зубов и тоненьких коготков, ещё не успевших набрать прочность. В их нелепых играх было что-то первобытное, чистое, совершенно чуждое этому проклятому миру. Минутный островок спокойствия посреди океана хаоса, насилия, дерьма и крови.
Но и этому островку не суждено было долго продержаться на поверхности. Реальность вторглась в короткий идеальный момент, и мой островок с бульканьем пошёл на океанское дно суровой реальности.
В коридоре раздались невнятные возгласы и возня, после чего в дверь нашей комнаты отчаянно забарабанили кулаком или каблуком. По крайней мере, звук был именно таким, и это радикально отличалось от тактичного «тук-тук-тук» костяшками пальцев Сворга — местного хозяина. Шестое чувство внутри меня затаилось в ожидании новых проблем.
Я открыл задвижку, и дверь в нашу комнату распахнулась с такой силой, что ударилась о стену. На пороге стоял седой, морщинистый мужчина, на удивление подтянутый и жилистый.
На поясе у него висела кобура с револьвером в открытой кобуре. Глаза лихорадочно блестели на сухом вытянутом лицо, впалая щека дёргалась, жёсткий взгляд. Суровое, обветренное лицо старателя сейчас искажала гримаса растерянности, гнева и отчаяния.
Я вспомнил его. Это именно он подсказал мне дорогу до кантины, когда я только приехал в Посёлок Старателей. Пак Гили, отец Мико. Но выглядел он неважно — бледен, одежда перепачкана пылью и чем-то тёмным, похожим на кровь.
— Утро доброе, — ответил я хрипло, — чем обязан?
От возмущения у Пака даже дёрнулись острые кончики ушей — особое отличие большинства местных. Но он не выглядел агрессивно — скорее потеряно.
— Какое оно доброе! — выкрикнул он срывающимся голосом.
Медвежата испуганно зашипели и юркнули под кровать. Минден рывком сел на полу, непонимающе хлопая глазами.
— Что стряслось, Пак? — спросил я, быстро подходя к кровати и натягивая штаны. Сердце неприятно ёкнуло.
— Они… они приходили ночью! — Пак задыхался, хватая ртом воздух.
— Кто приходил? — не понял я, застёгивая пояс и прилаживая кобуру к бедру.
— Культисты… эти твари песчаные! Вломились в Посёлок! Убили Мелкого Галияна у колодца… Старуху Идрис на пороге её лачуги… И… и Мико… Они забрали мою Мико! Утащили, сволочи!
Холод сковал меня изнутри. Мико… Нет. Только не это.
— Успокойся, Пак, — я подошёл к нему, положил руку на плечо. Он дрожал всем телом. — Расскажи толком. Когда? Как?
— Не знаю… Под утро, наверное… Я спал… А потом услышал выстрелы… крики… Выбежал… пристрелил одного, с другим сцепился, уложил, а её уже нет! Только… только следы… и…
Он не мог говорить дальше, лицо его скривилось от страдания. По старческой впалой щеке скатилась одинокая тяжёлая слеза. Минден вскочил на ноги, его лицо выражало смесь ужаса и растерянности.
— Мико? Забрали? Почему? Зачем?
— Разберёмся. Догоняй, — ответил я ему и сказал Паку. — Пойдём. Показывай.
Мы втроём вышли из кантины. Утренний Посёлок выглядел ещё более унылым и заброшенным, чем обычно. На пыльной улице виднелись тёмные пятна, которые я не хотел опознавать. Несколько перепуганных жителей выглядывали из-за занавесок. Воздух был неподвижен и сух.
