Страж Ордена (СИ) - Семин Никита

Мысли лихорадочно заработали. Где в этой глуши взять проволоку, да еще и в нужном количестве? Идеально — изолированную, но о таком здесь, ясное дело, и не слыхивали. Так, а у кого я видел проволоку? И тут память услужливо подбросила воспоминание — тусклый, позеленевший от времени моток, который Кузьмич приносил мне для самой первой ловушки. Точно, Кузьмич! Может, он знает, где взять еще?

Не теряя времени, я отправился к его избе. Кузьмич, завидев меня, оторвался от починки тележного колеса.

— Проволока мне нужна, хозяин, — сказал я прямо. — Такая, как ты мне давал. И побольше. Где взять можно?

Он почесал в бороде, прикидывая.

— Такая-то… у нас не водится. Это ж хозяйская, ерофеевская. Они ее в шпилях громоотводных пользуют да молнии свои ловят. Разве что… — он хитро прищурился, — работные люди его, бывает, остатки да обрезки приторговывают по-тихому. Вон, в соседнем селе, в Медянке, у них как раз склад, да бригада сидит. Может, у них и сыщется.

Вернувшись, я тут же приказал сыну Кузьмича:

— Игнат! Пока Семена нет, тебе все равно делать нечего. Бери у отца телегу, вот тебе деньги. Поезжай в Медянку. Найди ерофеевских. Купи у них всю проволоку, какую продадут. Если спросят, скажешь — на хозяйственные нужды. Не жалей денег, но и не переплачивай.

Игнат, обрадованный смене тяжелой работы на поездку, споро вытер руки о порты, и через четверть часа скрип его телеги уже затихал вдали.

Пока Игната не было, я вернулся к своим делам, проверяя работу рун на отопительных панелях. Ближе к полудню со стороны леса показалась одинокая фигура. Семён. Он шел не так, как утром — не крадучись, а ровным, уверенным шагом. Страх сменился гордостью за выполненное поручение.

Он молча вошел во двор и поставил передо мной короб-ловушку и набитый до отказа мешок.

— Исполнено, Михаил Иванович.

Я открыл короб. Внутри бились, пойманные в энергетическую сеть, три упитанных «червя». В мешке лежали ровные пласты коры и грибы — в точности как я и заказывал.

— Все инструкции выполнял в точности, — доложил он, и я заметил, как распрямились его плечи. — Амулет дважды светился красным, я те места обошел. Одного гада невидимого, как вы учили, стрелой подбил. Шипел, видать, больно ему было.

— Молодец, Семён, — кивнул я. — Хорошая работа. Отдыхай.

Он коротко кивнул и, сияя от скупой похвалы, отправился к колодцу — смывать с себя дорожную пыль и усталость. Ну что же, будем считать что экзамен был сдан.

Ближе к вечеру возвратился Игнат, довольный и гордый. На дне телеги, сверкая в закатном солнце, лежало несколько тяжелых, тугих мотков новенькой медной проволоки.

— Почитай, даром отдали, — хвастался он, выгружая добычу. — Сказали, им этого добра не жалко, лишь бы хозяин не углядел.

— Хорошо. теперь надо ее изолировать. Оберните льняной куделью, обмажьте смолой.

Когда проволока была готова, я, как паук, начал плести по дому свою сеть. Провода шли под полом, по балкам под потолком, сходясь в одной точке — в самом дальнем и защищенном углу мастерской. Там, на специально сколоченной полке, я установил сердце моей энергосистемы — большой глиняный горшок, доверху набитый мелко нарезанными грибами-аккумуляторами, залитыми специальным электролитом из сока «громового мха». Это был мой центральный аккумулятор. Моя личная электростанция.

К полудню вся система была готова. Приложив ладони к главному аккумулятору, я влил в него мощный поток Силы. Горшок загудел, руны на отопительных панелях по всему дому на мгновение вспыхнули теплым, оранжевым светом, а затем погасли. Я приложил руку к коре. От нее исходило ровное, мягкое тепло, как от хорошо протопленной печи.

Раз уж в доме теперь было тепло и светло, а на кухне появилась хозяйка, я за полчаса смастерил и для нее артефакт. Плоский камень-жаровня, испещренный рунами нагрева и подключенный к общей сети, стал первой в этом мире электрической плитой. Управление сделал сенсорным — достаточно было провести в определенном месте пальцем, как происходило замыкание цепи и плита нагревалась. Если проведешь в обратную сторону, то цепь размыкается и ток перестает на нее подаваться.

Оглядев результаты своего труда — теплые стены, ровный свет «ламп», гудящий аккумулятор — я почувствовал глубокое удовлетворение. Я строил свой мир.

Пора было снова ехать в город. Костюм наверняка уже ждал.

— Игнат! — крикнул я, выйдя из дома. Тот выпрямил спину, откидывая землю, которую только что зачерпнул лопатой и посмотрел на меня. — Телегу готовь, снова в город едем.

В просторном, отделанном темным деревом кабинете арендованного в Кунгуре особняка князь Дмитрий Иванович Голицын не находил себе места. Когда ему доложили о позорном фиаско роты капитана Зарубина, он лишь презрительно хмыкнул. Растяпы. Ну ничего доверить нельзя! Толку от этих вояк — просто никакого! Однако своей наглостью мужик развязывал руки князю — теперь можно было официально заявить об открытом бунте, после чего этого Молниев не рота солдат придет арестовывать, да еще из уездного городка, а более серьезные силы. Люди с опытом, обложат, как лисицу, строптивца. Подсказать только им надо, чтобы не лезли на рожон, а именно устроили осаду. Без еды и воды долго никто не продержится!

Но затем пришла весть, которая вывела его из себя окончательно.

— Как «забрал жалобу»? — холодно переспросил он, глядя на дрожащего капитана. — Ерофеев отозвал официальное прошение?

— Так точно, ваше сиятельство… — пролепетал Зарубин. — Лично явился, сказал — недоразумение вышло.

Голицын отпустил капитана и в ярости ударил кулаком по столу. Весь план рассыпался буквально на глазах. Без официальной жалобы поход капитана был уже не актом проявления закона, а его личной инициативой. Сам же капитан и будет помалкивать о своем позоре, чтобы нагоняй не получить. Его тонкая, изящная интрига, которая должна была загнать колдуна в долговую яму и сделать его ручным, разбилась о трусость какого-то мещанина.

— Позвать ко мне купца Ерофеева. Немедленно, — прошипел Голицын служке.

Василий Захарович явился через полчаса, потный и испуганный. Он вошел в кабинет, кланяясь, и замер у порога, не смея поднять глаз.

— Я слушаю вас, Василий Захарович, — ледяным тоном произнес князь. — Я желаю услышать, по какой причине вы решили простить своему обидчику долг в триста рублей и саботировать мои усилия по наведению порядка.

— Ваше сиятельство… князь-батюшка… не гневайтесь! — забормотал купец. — Страшно! Он же… он же не человек! Солдаты сказывали, он всю роту их одним махом обезоружил, порох в сумках поджег, нечисть, а не человек! Ежели я снова на него жалобу подам, он ведь придет… и семью мою изведет, и меня самого…

— Довольно, — оборвал его Голицын. — Мне надоели ваши бабьи страхи. Вы сейчас же сядете и напишете новое прошение. Более подробное и более жесткое.

— Не могу, ваше сиятельство! — взмолился купец, и в его голосе прозвучали нотки подлинного отчаяния. — Помилуйте! Он же меня убьет! Он приходил уже!

Голицын медленно поднялся. Его лицо было спокойно, но в темных глазах горел холодный, злой огонь. Он сделал шаг к купцу.

— Вы, кажется, не поняли, Василий Захарович, — произнес он тихо, почти ласково. — Вы боитесь не того человека.

Ерофеев ничего не успел понять. Он лишь почувствовал, как тонкая, ледяная нить чужой воли проникла в его сознание, обволакивая нервы, отбирая контроль над собственным телом. Он хотел отступить, но ноги будто вросли в пол.

С ужасом, который был страшнее всего виденного при встрече с Молниевым, он смотрел, как его собственная правая рука, тяжелая и непослушная, медленно поднимается. Он боролся с ней, мысленно кричал, но рука жила своей жизнью. Она замерла на уровне его лица, а затем, с резким, унизительным звуком, наотмашь ударила его по щеке.

Шлеп!

Удар был несильным, но пощечина в пустом кабинете прозвучала оглушительно. Ерофеев застыл, не веря. Его щека горела.