До пхегата оставался всего один день, когда мы подверглись атаке гиксосов. Гиксосы являлись потомками хурритов. Ещё почти две сотни лет назад, во времена самого могущественного правителя Митахни Аталшена, хурриты вторглись в Древний Египет и даже разграбили часть его городов. Гиксосами их назвали египтяне, намекая на внешний вид и войско, в основном состоявшее из пастухов.
Часть хурритов, отступая из Египта, осела на землях амореев, недалеко от городов Газа и Ашдод. Со временем, под влиянием амореев и ханаанцев их язык частично изменился, и сами они стали считать себя отдельным народом. Тем не менее гиксосы часто служили в хурритской армии и старались поддерживать отношения с Вешикоане и Аррапха.
Атака случилась ранним утром: стража вовремя успела заметить неприятеля и подняла тревогу, вступая в бой. На наше счастье, враги рассчитывали на неожиданность и не ожидали встретить столь значительное число воинов внутри двора. Нападавших было пятнадцать, всё, кроме одного раненого, были убиты в схватке. Получив две серьёзные раны, гиксос всё ещё пытался вырваться из рук моих воинов, бешено вращая глазами.
— Кто тебя послал? — пленник проигнорировал мой вопрос, продолжая вырываться. Один из воинов кончиком кинжала расширил рану на плече гиксоса. Даже теряя кровь, пленник продолжал дёргаться, теряя силы с каждой секундой.
— Принесите чистую тряпку, — я наложил повязку и закрутил её словно жгут, чтобы остановить кровотечение.
— Что ты делаешь? — опешил Этаби, — они пришли убить тебя.
— Он ранен, нельзя дать ему умереть, я хочу знать, кто стоит за нападением.
— Ты всё делаешь неправильно, — Этаби подошёл к воинам, державшим пленника:
— Снимите с него одежду и вышвырните за ворота.
— Нет, я всё скажу, — завопил молчавший пленник, но потерял сознание.
— Что это было? — я удивлённо смотрел на Этаби.
— Для хурре нет большего позора, чем когда с него снимают шаровары, — хуррит осклабился, довольный своими словами. — Он вытерпит боль, но не позор. Если его разденут и выкинут среди людей, позор падёт на весь род до седьмого колена. Его потомкам будут припоминать про это, с ними никто не захочет родниться.
— Дикари, — пробурчал себе под нос на русском, но Этаби меня понял. Недаром уже год мы с Адой учили его, Тахарис, Ириму русскому языку.
— Не дикари, это наши законы, Арт. — Похлопав меня по плечу, Этаби сдавил рану на плече гиксоса. Застонав, тот открыл глаза:
— Кто вас прислал? Говори или готовься, что я выкину тебя за ворота без одежды.
— Убей меня, — взмолился пленник, но мой друг был неумолим:
— Снимите с него одежду! — Когда воины дошли до шаровар, гиксос заговорил:
— Это был эсор из дворца, родственник нового правителя, так он сказал. Заплатил пит сикль, чтобы мы убили хурре с голубыми глазами. Про остальных ничего не говорил.
— Шулим, оставь ему одежду, убейте и вывезите трупы ночью. Отвезите в сторону Вотикоа и оставьте в пустыне. Эти шакалы не заслуживают склепа или похорон в земле.
— Их родные будут мстить за такое неуважение. Может выдадим трупы, — впервые я слышал, чтобы Шулим возразил.
— Пусть попробуют, они перестали быть хурре, когда взяли деньги эсора. Делай, как я сказал, — закрыл тему хуррит, показывая мне пройти с ним в сторону.
— Даже выиграв суд пхегата, ты не сможешь здесь жить, Арт, — в голосе Этаби звучала грусть. — Эти шакалы не перестанут и однажды добьются успеха.
— Надо вначале выиграть на пхегате, — напомнил хурриту, на сто процентов согласный с его словами.
— Выиграешь, большинство за нас. Многие хурре станут на твою сторону, потому что помнят твои подвиги. Некоторые станут назло эсорам, которые окружили моего двоюродного брата. Хотя вряд ли он мне больше брат, — сплюнул хуррит.
— Какой ты видишь выход? — Я напряжённо ждал ответа. Этаби повёл плечами:
— Идти в земли твоего народа, здесь всё уже не будет как раньше. Эсоры как змеи просочились в мой народ и будут его отравлять.
— Ты пойдёшь со мной, Этаби?
— Мы с тобой братья, конечно, пойду, — хуррит обнял меня: — Вчера я разговаривал с нашим «окасаг» — многие из моего рода готовы следовать за эти горы, — хуррит махнул на север в сторону кавказского хребта. — Говорят, там живут дикие люди, но разве мы боялись встречи с врагами?
Для проведения пхегата требовалось много места — прибыли «окасаги» всех родов. Как и раньше, пхегат проходил на открытом месте, чтобы вместить всех. Говорить имели право только старшие представители родов, младшие могли присутствовать и слушать. Солнце уже стояло высоко, когда пришёл человек от Эрби с требованием явиться на народный суд. Ещё одним непреложным законом пхегата -было появление на суде без оружия. Оружие было запрещено для всех, даже для правителей хурритов. На время проведения пхегата прекращались все распри — даже кровники могли находиться лицом к лицу, не имея права мстить.
Я едва не присвистнул, когда оказался на площади перед дворцом. Для проведения пхегата это место выбрали не случайно — здесь могли разместиться тысячи людей. На суд надо мной собралось не меньше полутора тысяч человек, видны были войлочные шапки эсоров и тюрбаны сангаров. Они находились на периферии, но составляли внушительную группу.
— Шакалы что здесь делают, — недовольно прорычал Этаби, но действовать не решился. Неписанный закон хурритов разрешал присутствие на пхегате любому желающему, даже чужеземцу.
«Окисагов» или старейшин родов я насчитал двадцать семь. Только они сидели на маленьких, нагретых солнцем камнях, все остальные, включая самого Эрби, стояли.
— А где жена Шутарны?
— Женщины на пхегат не допускаются, вместо них выступает отец, муж, брат или сын, — пояснил хуррит, оглядывая толпу свирепым взглядом.
Один из «окисагов» поднял руку, призывая к тишине. Его старческий голос едва можно было расслышать:
— Мы сегодня собрались, чтобы выслушать обвинения Эрби, сына Шутарны из рода Харанни. Чужеземец здесь?
— Здесь, — ответил Гиссам, видимо исполняя роль модератора этого суда.
— Говори, сын Шутарны, — старик замолк. Эрби вышел вперёд, став перед «окисагами» изложил свою версию насчёт отравления. После своей версии Эрби дополнил её словами матери, которая первой обнаружила покойного. Следующим выступил Гиссам, показавший, что незамедлительно был вызван стражей, а в зале Шутарны кроме него находились только Эрби и вдова.
— Где это снадобье? — перебил Гиссама один из стариков с густой бородой до пояса. Тыквенная бутыль появилась мгновенно, словно этого вопроса только и ждали.
— В ней яд? — Вопрос «окисага» не был адресован кому-либо конкретно, но ответил Гиссам:
— Яд, наши лекари проверили и уверены, что это яд.
— И этим ядом был убит наш правитель Шутарна, сын Артадама?
— Да, — уверенно ответил Гиссам, метнув в мою сторону злобный взгляд.
— Как быстро действует яд? — Вновь заговорил старик с белой бородой.
— Когда я пришёл, снадобье даже не успело высохнуть на его руках, — ответ удовлетворил «окисагов». Гиссам отошёл в сторону, бутыль осталась перед стариками, словно все брезговали до неё дотронуться.
— Пусть выйдет чужеземец? — я еле расслышал слова старика, но Гиссам продублировал их, колыхаясь своим тучным телом.
— Ты знаешь язык хурре? — я стоял перед стариками, которые собирались вынести решение жить мне или умереть.
— Знаю, — за полтора года жизни среди хурритов я сносно говорил на языке, постепенно забывая язык Халов.
— Ты дал это снадобье Шутарне, сыну Артадама?
— Его привёз мой караванщик из земли фуралов по моей просьбе. Правитель болел, его руки отказывались ему повиноваться, он с трудом мог оседлать своего коня.
По рядам собравшихся прокатился гул: виданное ли дело, чтобы хурре не мог оседлать лошадь.
— Ты лжёшь, — Эрби выскочил в круг, но ретировался под грозными взглядами старейшин.
— Кто ещё знал о недуге правителя? Может, Гиссам, его ближайший помощник? — Этот старик выглядел моложе других, его злобный взгляд сверлил меня с неприкрытой ненавистью.
