Эрби не препятствовал нашему отъезду, он даже преподнёс подарки мне и Этаби. Двух великолепных жеребцов привели за день нашего предполагаемого путешествия.
Из пяти наших служанок, только одна эсорка сирота решила сопровождать Аду. Для жены и детей я подготовил самую лучшую крытую повозку, умудрившись обить колёса кусками шкуры быка. Это могло немного уменьшить тряску. Внутри повозки находилось много шкур и пуховых подушек из нашего дома. Ада осталась довольной после пробного проезда.
— Итого нас четыреста двадцать два человека, включая детей, — доложил Саленко, сверившись со своими записями.
— Сорок четыре повозок, двадцать три осла, десять верблюдов, сто три лошади, сто волов и больше трёх сотен голов овец и коз.
— Есть расклад по гендерам?
— Есть, — порывшись в повозке, археолог вытащил пергамент.
— Сто девяноста один мужчина, из них девяносто девять воинов. Сто семьдесят девять женщин и пятьдесят два ребёнка разного возраста обоих полов.
— Как с продуктами и водой?
— Десять повозок загружены только семенным материалом, — Саленко собирался перечислить, но я перебил его:
— Без подробностей.
— Ещё три повозки полностью забиты мотыгами, топорами, ножами, тяпками, стременами, поводьями, сёдлами и прочими орудиями труда. Есть три примитивных плуга, выкованным по моим чертежам, — похвастался археолог.
Ещё четыре повозки заставлены дубовыми бочками, что мы купили специально для воды. В остальных наших повозках — шкуры, одежда, запасы еды на дорогу. Только три повозки выделены для женщин и детей, остальные загружены всем необходимым, — бодро отрапортовал Саленко, сворачивая пергамент.
— Что по примкнувшим? Они в курсе, что питание за свой счёт?
— Я всем сказал, всего примкнуло восемнадцать повозок. У многих ослы, нагруженные мешками с едой.
Наших повозок оказывалось двадцать шесть: я взял на себя обязательство кормить всех воинов из своего отряда. Некоторые были со своими семьями, но большинство оказалось холостыми. Меня удивило количество женщин, но Саленко объяснил, что они в основном из семей примкнувших. Было несколько таких семей, где отец с двумя или тремя дочерями решил присоединиться к переселению.
Это была последняя ночь в Вешикоане, вернее, в Вотикоа, где был назначен общий сбор. С первыми лучами солнца мы собирались в путь: всю ночь мне мешал уснуть разноголосый говор. Люди сидели у костров, обсуждая будущее путешествие. Издалека доносилось блеяние овец и коз, рёв верблюдов и мычание волов, прерываемые криками ослов. Казалось, что животные понимают, какой предстоит далёкий и опасный путь, и делились своими переживаниями.
Глава 21
Наше великое переселение, о котором мы столько говорили между собой, началось шестого марта. По подсчётам Саленко мы должны были подойти к кавказскому хребту в середине мая, оптимальное время, чтобы пересечь хребет и дойти до места постоянного жительства ещё в летнее время. Я надеялся, что до наступления зимы мы успеем поставить срубы, очистить и распахать поля для озимых. Несколько повторных обсуждений, где Ада с Виктором оказались на одной стороне, так и не определили конечной цели маршрута. Я склонялся осесть в дельте Дона, чтобы иметь под рукой богатое рыбой Азовское море.
— Там степи, будут холодные ветра, лучше дойти до Днепра. Там и лес, и море под рукой, как ты говоришь, и теплее, — настаивала Ада, поддерживаемая археологом.
— Снова вы хохлы начинаете бузить? — Я изображал гнев, но Ада быстро меня раскусила и смеясь доказывала, что её выбор продиктован не национальным вопросом, а целесообразностью.
— В конце концов, славянские племена ближе к Днепру, чем к Дону, — вторил ей археолог. Порешили определиться на месте: первой такой остановкой будет дельта Дона.
— Если условия жизни там не самые лучшие, будем думать о Днепре, — пообещал украинцам. Этаби такие нюансы не волновали, для него не имела разницы пара сотен километров до конечной цели.
Вешикоане скрылся из наших глаз два дня назад: караван полз с черепашьей скоростью, напоминая гигантскую змею. В авангарде ехали я и Этаби вместе с четырьмя десятками воинов. Примерно столько же замыкали движение под командованием Шулима. Караванщик Самум отказался покидать родные места, мотивируя, что скоро ему умирать и он хочет быть рядом со своим родом. Ахбухч и Берди с радостью приняли предложение: оба происходили из бедных семей и работали пастухами до знакомства со мной.
Сразу за авангардом ехала повозка с Адой и близнецами, следом повозки с семьёй Этаби и Саленко. За ними тянулся обоз с семенным фондом, утварью, инструментами и припасами воды и еды. Затем шли сангары, хурриты, эсоры и эламиты. У кого-то была повозка, но большинство шли пешком, загрузив ослов продуктами и вещами. Даже рассадив моих слуг на свои повозки, у меня не хватало людей, чтобы править всеми. Пришлось попросить мальчишек из семей примкнувших беженцев — им доверил семь повозок, попросив Берди присматривать за возницами.
Двигались мы очень медленно, в сторону севера от Вешикоане не было накатанных дорог. Колёса повозок вязли в песке, иногда даже волы оказывались бессильны. Сразу за беженцами, примкнувшими к нам, двигалось стадо животных. Контроль за пастухами со стадом и арьергардом каравана лежал на Шулиме.
Я не представлял, каким трудным окажется передвижение такого количества людей и животных. В последние дни перед отъездом поток желающих ехать с нами возрос. Цифры Саленко корректировал дважды в сутки, последний подсчёт показал, что нас почти шесть сотен. Но и после этого на второй день пути к нам присоединились две хурритские семьи на ослах и с одной повозкой, запряжённой двумя волами.
Чтобы образовать лагерь для такой массы людей и животных, приходилось долго искать подходящее место. Первую ночь провели у двух колодцев на караванном пути в Хаттуш. Повозки поставили по кругу, чтобы женщины, дети и пожилые оказались внутри. Пастухи всю ночь промучились: овцы и козы вели себя тихо, но ослы и волы рвались в тёмные просторы. За первый день мы едва прошли пятнадцать километров. Не прошли больше и за второй день: выявлялись мелкие поломки, приходилось смазывать оси повозок из-за движения по песку.
На третий день ландшафт стал меняться, среди песка попадались участки с твёрдым покрытием и островки пожухлой травы. Волы, тянущие повозки, останавливались, чтобы сорвать пучок травы. Окрики возниц и плеть помогала мало. Лишь набив рот жухлой травой, животные продолжали путь.
— Так, мы до середины лета не доберёмся до Каспийского моря, — мы только расположились на третью ночёвку и разложили костёр.
— Они привыкнут, станут идти быстрее, — возразил Этаби, укладываясь рядом. Наши жёны хлопотали вместе со служанкой, раскладывая нехитрую снедь на куске ткани. Караван закончил построение повозок кругом, и люди, смеясь и шутя приступали к трапезе. Я понимал, что не у всех в караване с собой большие запасы еды и мне придется с ними делиться. Именно потому изначально закупил столько животных, учитывая, что это запас еды на своих четверых.
— Пора бы, такими темпами я сам скоро пешком пойду, чем целый день мучить лошадь.
— Находишься ещё как доберёмся до места, — Ада пригласила нас к столу. Задумчивый Саленко молча ужинал, временами кивая.
— С кем говоришь, Виктор?
— А? — очнулся археолог и пояснил: — я думал, как говорить с туземцами: предками славян. Поймут они нашу речь или нет и мысленно старил слова так, как они, возможно, звучали тысячи лет назад.
— Мы как-то смогли общаться с Халами, сможем и с ними. Ты отмечаешь наш путь на карте?
— Отмечаю и подсчитываю пройденной расстояние, исходя из средней скорости пешехода. За два дня мы прошли порядка тридцати — тридцати пяти километров.
— Когда дойдём до Каспийского моря с такой скоростью?
— Дней через тридцать пять-сорок, — мгновенно ответил археолог, — надо ускориться, иначе рискуем подойти к Дону только осенью.
