- Но Матей давно не видел Ярека, он помнил его еще юнцом. А у нас на дворе сидит очень похожий человек, ты сам бы его не отличил от настоящего, да даже Казимир его не отличил! Что-то не сходится.
- А в этом, Янина, виновата ты, – насмешливо прищурился Чеслав.
- Я?! Я-то здесь при чем?
Чеслав опять тревожно оглянулся, потом подбежал к двери проверить – не подслушивают ли, и, вернувшись, по-кошачьи щуря глаза, зашептал:
- Если совокупиться с влюбленной в принимаемый образ женщиной, можно добавить недостающих черт, отдать ей свое, а вытянуть, что нужно. Так что ты, Янина, не разглядев и впустив молоденького Яромира к себе на ложе, породила чудовище.
- Это была не я, – равнодушно отвернулась я к стене, – и без меня есть кому на ложе впускать.
- Ах, да, эта любовница Ярека из Ковалей. Вот видишь, был бы братец, упокой Бог его душу, поцеломудренней и не бегай из супружеской опочивальни по хорошеньким паннам, ничего бы не произошло.
Я молчала, мне нечего было ответить, все новые и новые унижения, даже этот неказистый сморчок Чеслав швырнул в меня свой ком грязи, как я устала.
- Янина, ты теперь свободная женщина, почтенная вдова. Выходи за меня замуж, – Чеслав плюхнулся рядом со мной на скамью, от неожиданности я слегка отодвинулась. – Я не свистун и гуляка как твой покойный муженек, а серьезный человек. Со мной ты обретешь покой и уважение.
Вот только очередного жениха мне сейчас и не доставало.
- А как снять личину, чтобы опять этот Матей стал собой?
- Это невозможно. Ну, по крайней мере, мне об этом не известно. Янина, так что ты мне ответишь? – в его маленьких глазках застыло ожидание. – Даже земля вертится и не стоит на месте, а уж мы должны идти дальше.
Идти дальше! Надо идти! Я торопливо поднялась.
- Послушай, про болотников – это все складно, но кто нам поверит? Я сама верю с трудом. Если я стану твоей женой, это воспримут как прелюбодеяние, от тебя отвернется твой любимый епископ.
- Я об этом не подумал, – растерянно промямлил Чеслав, – и это когда я на пороге такого открытия, осталось сделать лишь кое-какие расчеты.
- Вот именно, – поддержала я его сомнения. – Послушай, братец, – намеренно сделала ударение, чтобы он ощутил наше родство, – я должна уехать в Ладию, собрать войска. Мой гонец сейчас выедет в Дарницу. Поверит ему король или нет, мой долг сообщить о подмене. Я на тебя оставлю моих баб и детишек, и дочь Казимира, твою племянницу. Вот деньги на их содержание, – на стол брякнул тугой кошель, припрятанный Иовитой.
- Не надо, я и так готов помочь, – замялся Чеслав.
- Нет возьми, хочу отблагодарить почтенного мужа за благородные труды. Чеслав, береги Хеленку и Басю и предупреди дворню, чтобы помалкивали. Затаись. Если прибудут гонцы от самозванца, притворись больным, своих людей ему не давай.
- Пойдем, я все же покажу тебе кое-какие расчеты, – нет, он не исправим. И как столько порывов и качеств уживается в этом тщедушном человеке?
Мы вышли в обшарпанный зал, заваленный книгами, бумагами и странными приборами. В распахнутое окно уходила труба окуляров. Я знала – это, чтобы наблюдать за небесными светилами. И стоит эта игрушка ну никак не меньше моего разбитого зеркала, немудрено, что Чеслав вечно нуждался в деньгах. У этой странной штуковины мы не сразу разглядели притихшую в углу Хеленку с Басей на руках. Подслушивала? Ее определенно надо оставить здесь, а не тащить опасным хвостом в Калинки.
- Почему вы не отдыхаете? – спросила я у нее сурово.
- Мне поговорить с вами, пани, надо, – опустила Хеленка глаза, – услышала ваши голоса, решила здесь подождать. Я ничего не трогала, – поймала она недовольный взгляд Чеслава.
- Это хорошо, впредь не заходите сюда без моего ведома, – надменно отчитал ее Чеслав.
– А пан – колдун? – во взгляде Хеленки читалось восхищение.
- Нет, я всего лишь…
- Да, Хелена, пан колдун, – оборвала я бесполезные объяснения.
Хеленка благоговейно поклонилась, не было бы Баськи на руках, возможно припала бы к ручке. О, у нашего ученого мужа, кажется, появилась пламенная почитательница.
Глава ХХ. Домой
Хеленка уложила Басю на широкую кровать, прикрыла одеяльцем. Мимолетная зависть пробежала по моей истосковавшейся душе. Я тоже вот так могла бы укутывать свое дитя.
- О чем ты хотела со мной поговорить? Мы одни, говори, – я скрестила руки на груди, теперь это моя привычка.
- Я не хотела вам, госпожа, зла, я никому не хотела, – Хеленка нервно заправила за ухо выбившую белокурую прядь.
- И пану Казимиру, отцу твоего ребенка, которого ты на тот свет отправила, – я безжалостно «била» наотмашь.
- Нет, нет! – испугалась она. – Я не хотела, я не думала, они меня заставили.
- Кто они?
- Пан Яромир и другой пан, ростом мелковатый.
- Когда они тебя заставили?
- Когда на мельницу к нам приезжали.
- На какую мельницу?
Чего она там мелет?
- Мой брат мельник, а я при нем жила, родители померли. А эти явились и сказали, чтобы я… а с ними воинов много было. Мы перепугались страшно, они угрожали, что если я не соглашусь, то… не приведи господь.
- Пан Яромир? Полтора года назад на мельнице уже был пан Яромир? – у меня ничего не сходилось по срокам, стоило чуть распутать клубок, как он снова начинал запутываться, еще с большей скоростью.
- Да нет, тогда только малый господин приходил и с ним еще такой худючий пан и нос у него крючком, и глаза как у помешанного, дерганный какой-то. Они сказали, что меня к пану Казимиру в полюбовницы пристроят, а я должна узнавать им, про что прикажут. Ну там всякое: про комнаты – где какие, про слуг, но особенно много про пана Яромира и про вас, пани: как там у вас все как у мужа с женой ладилось, да про привычки пана Яромира, чем себя потчевать любил, да что носил. Ну, ничего ж плохого?
- Ничего. Только мы тут отчего-то, а пан Казимир в гробу, – обдала я ее холодом. – Как передавала?
- В церкви ко мне бабулечка подсаживалась, а я пану Казимиру должна была говорить, что это бабушка моя. Так ей все и пересказывала. А братика моего все равно убили, я так горевала и так боялась.
- Да мельник погиб, помню, утонул в прошлом году, – пробормотала я.
- Убили, я точно знаю, – Хеленка стерла набежавшую слезу.
- Отчего же ты не рассказала все пану Казимиру?! Да разве же он тебя бы не защитил?
Хеленка упрямо сжала губы.
- Не защитил бы? – я с напором повторила свой вопрос.
- Боялась. Боялась, что он правду про меня узнает и прогонит. Я ж для него так была, – она пренебрежительно махнула рукой, – тенью пани покойной, как для вас пан Яромир нынешний. Вы-то вот нового невзлюбили, вот и я боялась, что погонит. Идти мне некуда было, да и эти за спиной.
- Ты сказала, что и пан Яромир тебя заставлял, когда и что требовал?
- Да не совсем пан Яромир. Какой-то другой. Я того-то господина, вашего мужа прежнего, помнила, он к нам на мельницу с паном управляющим приезжал. Уж такой дотошный был, до всего дело было, всю мельницу обошел, брату вопросы задавал – что да как работает, а красавиц какой был.
Сердце в который раз больно сжалось, да такой он был, мой Яромир: на месте не мог сидеть, все бы ему куда-нибудь бежать, да что-нибудь делать. Словно ему кто кипяток за шиворот лил. Я ведь обиделась на него, когда он собрался в Восточную Ладию послом ехать, ведь не его король послать хотел, и поопытней были мужи. А он настоял, мол, справлюсь, не пожалеешь, государь. Уж как я тогда рыдала, как сердилась на него. Прощаться не хотела выходить, а потом этот горький поцелуй… Стоп! Да что ж такое! Опять не сходится! Я второй раз поссорилась с Яромиром, когда увидела его с Моникой с башни, он разозлился и разбил зеркало, мы больше не были вместе… или были? Мы прощались как любимые, как самые дорогие друг другу, а Моника? Проклятая память, что же ты не хочешь разорвать пелену. Виски пронзила боль, я невольно стала их тереть.
