— Роджерс! — крикнул я, перекрывая шум ветра. — Сдавайся. Или сдохнешь вместе со своим корытом.
Он ненавистно глядел на меня. Его лицо было в копоти, волосы растрепаны, но в глазах горела злоба. Я ждал ответа.
Бой был выигран, но я знал — с Роджерсом все только начинается. А ну как выстрелит своим пистолем. Есть у него такой. Ли был так убит.
Солнце поднималось выше, бросая первые лучи на палубу «Грозы». Я вдохнул утренний воздух.
Роджерс наконец поднял голову.
— Сдаться тебе, Крюк? — бросил он, сплюнув на палубу. — Да я скорее сгорю с этим кораблем, чем лизну тебе сапоги.
Я усмехнулся. Он неисправим. Ветер трепал мою рубаху, солнце било в глаза, но я даже не щурился.
— Твой выбор, Бартоломью. Либо ты сдаешься, либо я топлю твою посудину. И тебя заодно. Живых тут мало осталось, сам видишь.
Он оскалился, шагнул в сторону, чуть не споткнувшись о сломанный лафет. Уцелевшие пираты — человек десять, не больше — жались к борту, глядя то на него, то на меня. Я заметил Сквиббса, его крысиное лицо, мелькнувшее за спиной Роджерса. Этот крысеныш тоже выжил. Ну и ладно, разберусь с ним позже.
— Ты думаешь, что победил, Крюк? — рявкнул Роджерс, ткнув пальцем в мою сторону. — Да ты никто! Везучий выскочка, который украл мой клад! Монито был моим, слышишь?
Я хмыкнул, потер щетину на подбородке и кивнул Моргану, стоявшему у пушек.
— Генри, если он еще раз вякнет про Монито, стреляй. Мне его нытье надоело.
Морган ухмыльнулся, хлопнул по горячему стволу пушки.
— С радостью, Крюк. Только скажи.
Роджерс побагровел и замолчал. Я спустился с мостика, махнул Филиппу.
— Филипп, бери людей, обыщи «Грозу». Все ценное — на борт. Это твой первый бой как абордажника, не подведи. Условия идеальные.
Он кивнул, поправил саблю на поясе. Через пару минут в сторону потрепанной «Грозы» полетели абордажные кошки. Моя команда проникала на палубу врага.
Я вернулся к борту, скрестил руки, глядя на Роджерса. Он не двигался.
— А знаешь что, Крюк, — оскалился Роджерс, — а топи меня. Я не отдам корабль тебе.
— Ты жалок, Бартоломью, — сказал я спокойно. — Гнался за мной через пол-Кариб, а что получил? Разбитый корабль и кучку дохлых псов. Сдавайся.
Он ухмыльнулся. Его голос понизился, стал шипящим, ядовитым.
— Добреньким прикидываешься? А что ты сделал с Ли, Крюк? С коком, что тебе помог? Оставил его подыхать от моей сабли. Ты не лучше меня.
Я сжал кулаки, скулы заходили ходуном. Ли. Роджерс хотел вывести меня.
— Ли сам выбрал свою судьбу, — ответил я холодно. — А ты выбрал свою. Сдавайся, или сдохнешь.
Он хрипло засмеялся. Смех эхом разнесся над водой. Сквиббс дернулся, прячась за обломки. Роджерс наклонился вперед, прищурился, вглядываясь в меня.
— А ты изменился, Крюк, — сказал он тише, почти шепотом. — Лицо гладкое, глаза молодые. Неужели Дрейк дал тебе это? Бессмертие? Молодость? Ты нашел его проклятый клад?
Я громко рассмеялся в ответ, от души. Его бред меня позабавил. Вежа, конечно, омолодила меня, но до бессмертия было далеко. А Роджерс, видно, совсем спятил от жадности.
— Ты бредишь, Бартоломью. Нет никакого бессмертия. Только золото, которое ты потерял. И мозги, которых у тебя никогда не было.
Он побагровел еще сильнее, сжал кулаки.
— Ах ты, сучий выродок! — заорал он, брызжа слюной. — Да я тебя голыми руками удавлю! Ты, вонючий лекаришка, думаешь, что можешь меня обставить? Я тебя на куски порву!
Его вопли были громкими, но пустыми. Он проиграл.
— Ты трус, Крюк, — процедил он, сплюнув снова. — Шлюхин сын, что прячется за пушками. Твой отец, небось, сдох в канаве, а мать продала тебя за ром. Подойди сюда, если мужик, я тебе рожу размозжу!
Я почувствовал, как кровь ударила в голову. Он не знал, как задеть. Но попал в точку. Я не знал своих родителей — сирота. Но я не дал ему увидеть мою злость. Я шагнул вперед, спрыгнул с помощью абордажной кошки на палубу «Грозы».
Матросы расступились, я прошел через палубу к Роджерсу. Он стоял, ухмыляясь, думая, что вывел меня. Ошибся.
Но и я тоже повелся. Дальше все было как в замедленной сьемке. Вот Роджерс поднимает пистоль, вот я делаю подшаг в сторону, ухожу от линии огня. Рука сжалась в кулак, и я врезал апперкотом прямо в челюсть. Его голова мотнулась назад, он рухнул на палубу, как мешок с песком. Пистоль отлетел в сторону.
Тишина повисла над «Грозой». Уцелевшие пираты замерли, Сквиббс втянул голову в плечи еще глубже. Я вытер кулак о рубаху, посмотрел на него сверху вниз.
— Ну не дурак ли? — спросил я спокойно.
Он не ответил, только хрипел, держась за челюсть. Я кивнул Моргану, что наблюдал с «Принцессы».
— Держи его под прицелом. Если дернется — стреляй.
Морган отсалютовал, ухмыльнулся. Я отошел от Роджерса. Я ждал Филиппа. Он уже рыскал по «Грозе». Бой был выигран, Роджерс сломлен.
Морган стоит у борта, скрестив руки. Пушки были наготове, картечь ждала команды. Все под контролем.
Я слышал, как мои пираты во главе с Филиппом ломают сундуки, переворачивают бочки, выкрикивают друг другу находки. Это был первый бой барона, как главы абордажников, он старается. Хочет доказать, что не зря я его оставил. Я бросил взгляд на палубу — матросы тащили мешки с порохом, ящики с ромом, какие-то свертки.
Роджерс зашевелился, сел, опираясь на локоть. Его челюсть уже опухла, глаз подтек, но он все равно смотрел на меня с ненавистью. Я шагнул к нему, остановился в двух шагах.
— Ну что, Бартоломью, — сказал я, скрестив руки. — Доигрался?
Он сплюнул кровь на палубу и криво ухмыльнулся.
Солнце поднималось выше, жара начинала припекать. Ветер стих, море успокоилось, и я вдохнул воздух, прогоняя усталость. Бой вымотал.
Шаги застучали по палубе — Филипп возвращался. Я обернулся. Он шел быстро, лицо было напряженным. За ним тащили ящик — тяжелый, обитый железом. Я кивнул ему, показывая, чтобы ставили рядом.
— Что нашел? — спросил я, глядя на ящик.
Филипп вытер пот со лба, кивнул на добычу.
— Серебро, Крюк. Монеты, слитки. Еще порох и ром. Но это не все. Там, в трюме, кое-что странное.
Я нахмурился. Его тон мне не понравился. Слишком серьезный и осторожный. Филипп был не из тех, кто паникует, но сейчас в его голосе было что-то тревожное.
— Странное? — переспросил я. — Говори яснее.
Он замялся, бросил взгляд на Роджерса, который сидел на палубе. Тот ухмыльнулся, будто знал, о чем речь. Что этот гад опять задумал?
— Лучше сам посмотри, — сказал Филипп тихо. — В трюме. Это… не то, что мы искали.
Я махнул Моргану, чтобы следил за Роджерсом. Генри рявкнул на матросов, и те окружили Бартоломью, держа сабли наготове. Я пошел за Филиппом. Мы спустились по скрипучей лестнице в трюм «Грозы». Вонь ударила в нос — сырость, гниль, порох. Свет сюда почти не доходил, только слабые лучи пробивались через щели в борту. Филипп шел впереди, освещая путь фонарем. Я держал руку на крюке, мысленно подготавливая себя к чему угодно.
Трюм был завален хламом — бочки, канаты, какие-то тряпки. Филипп остановился у дальней стены, кивнул на что-то в углу. Я шагнул ближе, пригляделся. Там, среди цепей и досок, сидела фигура. Закованная в кандалы, сгорбленная.
Фонарь осветил ее лицо и я открыл рот в изумлении.
— Изабелла? — пробормотал я, не веря глазам.
Глава 12
Трюм «Грозы морей» вонял сыростью. Я стоял перед закованной фигурой, свет фонаря дрожал в руках Филиппа. Цепи звякали, когда она шевельнулась. Лицо ее проступило из тени, и я замер. Изабелла. Дочь губернатора Тортуги. Ее глаза, потускневшие от усталости, встретились с моими. Она тяжело дышала и молчала. Я шагнул ближе, опустился на одно колено. Руки сами потянулись к кандалам. Замок поддался не сразу, пришлось повозиться, но я справился. Цепи упали на доски с глухим стуком. Она попыталась встать, но ноги ее не держали. Я подхватил ее под локоть, поднял. Легкая, как перышко, она едва шевелила губами, шепча что-то невнятное. Я не стал разбирать слов, времени не было. Надо убираться с этого проклятого корабля.
