На следующем же перекрёстке я крутанул руль, и буханка с визгом покрышек едва вписалась в поворот, уходя в противоположную сторону, чуть не перевернувшись.
Почти сразу я был вынужден немного сбросить скорость, потому что мы выехали на одну из главных улиц, где движение было куда как оживлённей и… да. Хаотичней. Чтобы получить преимущество, врубил «люстру», но без сирены, чтобы не собрать всех заражённых с округи. Однако это помогло слабо.
Мы проехали несколько километров, прежде чем нам пришлось ещё больше замедлиться. Впереди была крупная авария — бензовоз столкнулся с автобусом. В груде искорёженного металла также угадывались несколько легковых автомобилей.
— Шо происходит-то⁈ — наконец, отмер Миша, ещё не отошедший от погони элиты и не замечавший, что ситуация давно изменилась. — Это хто⁈ Откуда здесь такой крокодил⁈
В голосе его слышались панические нотки, но я его не слушал. Надо было решить, что делать дальше. Из-за аварии организовалась небольшая пробка метров на триста. Два перегретых паразитом водилы-цифры выясняли отношения на кулаках, не подозревая, что смерть бродит буквально по соседней улице.
Крупная женщина в возрасте, только что с интересом наблюдавшая за дракой двух водителей, больше напоминавшей брачные игры бегемотов, вдруг заорала:
— Мили-и-ици-и-я!!!
Сложно было определить чего в этом истошном вопле гарпии, почуявшей добычу, было больше — восторга или испуга. Оставалось только обрадоваться, что мы не они. Не милиция в смысле. Поэтому с чистой совестью могли проехать мимо. Но «могли», к сожалению, не означало «имели возможность». И как раз с возможностью у нас явно наблюдались проблемы.
— Шо происходит⁈ — уже требовательно повысил голос Миша. — Это шо за чучело нас гхнало⁈
— Михаил, — холодно ответил я, выкручивая баранку. — Это заражённый. И таких в городе скоро будет до… Много, в общем. Надо срочно валить из города. Понимаешь?
— Куда валить? — в голосе мужика послышались явные истерические нотки. — Шо происходит-то⁈ Война⁈
— В пампасы, Михаил. В пампасы, — продолжил я, съезжая на тротуар в попытке объехать пробку. — Некогда тебе вытирать сопли. Успокойся.
— Какие такие пампасы? Я несогласный…
Напряжение вырвалось из меня вспышкой гнева. Скрипнули тормоза старенькой буханки, я выпрыгнул из кабины, прихватив укороченный автомат с соседнего сидения. Открыв заднюю дверь, выволок на тротуар сопротивляющегося Хамбурчика и захлопнул дверь.
Мужчина оступился и упал на одно колено. Посмотрел на меня снизу вверх затравленным взглядом.
— Я хотел тебе помочь, — процедил я. — Но ты не вписываешься. Свободен…
— Не… Не бросай! Спаси! Я не хочу! Не…
— Пшол вон! — рявкнул я, передёргивая затвор АКСу.
Ствол укорота упёрся Михаилу в лоб. Одновременно с этим, перед глазами вспыхнуло системное окно с надписью:
Михаил «Карабас» Хамбурчик предлагает вам задание «Доставка живым в стаб Ммхаила „Карабас“ Хамбурчика». Вы должны довести цель задания до лагеря, основанного НПС. Бонусное дополнение — для увеличения размера вознаграждения доведите его до стаба менее, чем за три дня. В случае согласия требуется внятная звуковая или мысленная команда «да».
Опа! Вот это да! Несколько мгновений я смотрел на выскочившую надпись, не понимая, как мне действовать дальше. Но дело решила Куница, выскочившая из задних дверей буханки.
— Не убивай его, Казанский! — крикнула она.
— Если хочешь чтобы палец дрогнул, то именно так себя и веди в дальнейшем, — холодно сообщил напарнице я. — Ты тоже получила это сообщение?
— Нет. Воспылала романтическими чувствами к этому ушлёпку.
Убрав автомат от лба Хамбурчика, я посмотрел ему в глаза. Там плескался только первобытный страх.
— Куницу благодари, что жив остался, — процедил я. — Давай с салон и не истери, как баба.
— Эй! — возмущённо вскинулась Куница.
И, вероятно, она ещё многое могла бы сказать, но вмешался случай. Асфальт под подошвами милицейских хромовых сапог дрогнул раз, другой, третий. Внутренне холодея от нехорошего предчувствия, я повернулся и снова увидел её — преследовавшую нас тварь.
Волосы на загривке вставали дыбом, а к горлу подкатила тошнота. Слова застряли комом в пересохшем горле, превратившись в невнятное мычание — челюсти свело так, что разжать их не было никакой возможности. Сердце, и без того колотившееся о ребра с частотой отбойного молотка, пропустило удар, а затем зашлось в безумном галопе, грозя вырваться из груди.
Глава 39
— Да! — произнёс я, подтверждая задание, и скомандовал. — Бегом в машину! Оба!
Не глядя за тем, насколько точно Куница и Миша выполнили мой приказ, упал на водительское сиденье, и через мгновение наша буханка рванула по тротуару дальше.
За нами, ломая легковушки и топча микроавтобусы, неслась туша грандиозных, чудовищных размеров. Эта махина превосходила габаритами самый крупный из известных мне пикапов — монструозный «Форд» F-серии. Но если пикап — это творение рук человеческих, подчиняющееся законам физики, то это… это было нарушением всех мыслимых и немыслимых законов. Оно двигалось с такой ошеломляющей и противоестественной скоростью, будто им только что выстрелили из корабельного орудия главного калибра, направив вместо инертного снаряда эту гору мяса, костей, шипов, когтей и первобытной ярости.
Вид ее вызывал рвотные позывы и инстинктивное желание отвернуться и зажмуриться — лишь бы не видеть это воплощение хаоса и разрушения. Уродливая — слишком мягкое слово, не передающее и сотой доли того омерзения, что она вызывала. Представьте себе кошмар скульптора-сюрреалиста, решившего смешать в одном творении черты гигантского насекомого, бронированного ящера и раздувшегося трупа, а затем оживить это месиво концентрированной злобой. Глаз — во всяком случае, того, что можно было бы назвать глазами, — я не разглядел, но по чувствовал её внимание, её неумолимую жажду догнать и разорвать каждой клеткой своего напряженного до предела тела.
Мысли метались, обгоняя друг друга. Черт бы побрал эти мутации! Это уже не эволюция, это какое-то извращённое глумление над самой жизнью. Тут тебе и костяк, с которым, не справятся даже бронебойные пули крупнокалиберных пулеметов — они либо отрикошетят с жалобным визгом, либо увязнут, не причинив существу серьезного вреда. И исполинские кости, покрытые слоями чего-то хитиноподобного, срастались под немыслимыми углами.
А мускулатура! Какая чудовищная сила скрывалась под этими буграми плоти, перетянутыми жгутами сухожилий толщиной с корабельный канат! Мышцы, способные с немыслимой легкостью отбрасывать ударом лапы с пути легковушки, будто те — игрушечные.
И, конечно, броня. Угловатые, асимметрично расположенные пластины биологического панциря, переливающиеся всеми оттенками серо-зелёного и грязно-бурого, покрывали большую часть тела этого монстра. На вид они напоминали хитин гигантских насекомых, но по прочности немногим уступали лучшим образцам металлической брони, а в чем-то — например, в способности гасить кинетическую энергию удара и самовосстанавливаться, — даже превосходили ее. Металл поддавался сварке и рихтовке, эта же дрянь регенерировала сама, затягивая пробоины и трещины с пугающей скоростью.
«Буханка», хлопая болтающимися задними дверьми и сверкая проблесковыми маячками, проскочила место аварии.
Я тяжело дышал. Сколько еще мы сможем так удирать? И куда? Впереди — неизвестность, позади — воплощенная смерть, продукт безумного эксперимента природы или чего похуже… В искаженном мире Континента человеческая жизнь стала разменной монетой, а выживание — ежедневной, изматывающей рутиной, когда каждый новый рассвет мог стать последним. И, глядя на приближающуюся громаду, я с леденящей душу ясностью понимал, что шансы увидеть следующий рассвет стремительно тают. Холодный испарина покрывала лоб, ладони стали липкими. Отчаяние — вот что это! Отчаяние и животный, первобытный страх перед этой неумолимой, бездумной силой разрушения.
