Прежде, чем умереть (СИ) - Мичурин Артём Александрович

— Ты не думаешь, — скорчил недовольную рожу Павлов, — что стоит проявлять чуть меньше агрессии при контакте с незнакомыми людьми, которые не сделали тебе ничего плохого?

— Нет. Ёбаный в рот! Мне что, дверь выломать?!

В ответ на мой уточняющий вопрос изнутри донеслось шебуршание, и нетвёрдый голос с хрипотцой ответил:

— Кхе-кхе... Выламывать-то без надобности, тут я. А в чём дело? Что с машиной не так? И кто спрашивает?

— Он издевается? — поинтересовался я у лейтенанта.

— У машины был пробит радиатор, порван ремень вентилятора, разбиты стёкла. А спрашивают те, кто заплатил тебе «Кордом» за ремонт, — включился в сложный переговорный процесс Павлов, и это принесло свои плоды.

Дверца со скипом отворилась, и на фоне полутёмных внутренностей гаража показалась чумазая бородатая харя в слесарных очках на лбу, служащих поддержкой седым патлам норовящим закрыть щурящиеся толи от света, толи он избыточной хитрожопости глаза.

— Ну, узнал? — спросил Павлов, спустя десять секунд игры в гляделки.

— А! — будто вышел из анабиоза механик и, убрав руку от сердца, призывно замахал ею, направившись внутрь своей тёмной дурно пахнущей берлоги. — Заходите-заходите живее. И дверь затворите! Да, а то тепло... тепло-то утекает. Холодища такая нынче, угля не напасёшься. Утром девка ваша приходила, хотела машину забрать, так она ещё не готова была.

— Вот же сука, — усмехнулся Станислав.

— Да как нам успеть-то?! — всплеснул руками механик, после чего снова схватился за сердце. — И так всю ночь вкалывали без продыху. Договорились ведь на после обеда.

— Не кипишуй, — ободряюще хлопнул я седого по плечу. — Он не про тебя. Хотя... Цену ты, старый, заломил конскую.

— Так ведь по работе и цена.

Изнутри помещение гаража выглядело куда просторнее, нежели снаружи. Разделённое поддерживающими высокий потолок колоннами, оно тянулось на добрых два десятка метров, а в ширину занимало не меньше семи. Большая печь-буржуйка потрескивала возле забитого досками и фанерой бокового окна, несколько керосиновых ламп, расставленных и развешанных в хаотичном порядке, скупо освещали внутреннее убранство, состоящее из металлических шкафов, ящиков, верстаков, слесарных станков и стеллажей с инструментами. Дочерна запачканный бетонный пол проваливался двумя похожими на свежевырытые могилы смотровыми ямами, третью было не разглядеть, потому как над ней стоял грузовик, и я не сразу признал в нём наш ЗиЛ.

— Это что за...? — подошёл я ближе и только сейчас заметил шебаршащиеся под днищем руки.

Худосочный парнишка в засаленном комбинезоне вылез из ямы, сунул гаечный ключ в карман и обтёр ладони подобранной с пола ветошью:

— Здрасьте, — кивнул он учтиво. — Ваша машина?

— Не уверен, — пригляделся я к новым обводам кабины, лишившимся прежней элегантности.

— Ну да, пришлось кое-что переделать, — развернулся пацан лицом к угловатому монстру и почесал взъерошенный затылок. — Глядите, — указал он на то место, где раньше было лобовое стекло, — тут сталь семь миллиметров. Под большим углом поставил. Видите, как под крышу заходит? Рикошеты давать будет хорошо, если с земли в лоб лупят из стрелковки некрупной. От лобовухи мало что осталось, а новую не найти. Но я сумел выкроить куски из уцелевшего. Водителю смотровую щель побольше вырезал, дорогу без проблем видать, уплотнил всё, чтоб не продувало. А пассажиру бойницу ещё сделал, и по сторонам тоже, — отодвинул он прямоугольную заслонку под смотровой щелью на стальном листе, заменившем боковое стекло. — Сейчас все круглые вырезают, но по мне так неудобные они, ствол толком не развернёшь, а тут под любым углом стрелять можно и высоты для прицельных достаточно. Да и задвижка надёжнее, чем кругляшёк на соплях. Дверцы теперь толстые, можно не бояться, что жопу прострелят. Передок тоже укрепил, — подошёл он к обновлённой решётке радиатора и провёл сверху вниз гаечным ключом по её стоящим под углом в сорок пять градусов рёбрам, отчего те издали жутковатый звук. — Пулю, даже если не остановит, разобьёт и замедлит точно. Ну и таранить если кого надумаете — переживаний меньше. Но самая главная штука у нас вот где! — гордо вскинув голову, проследовал рукастый мальчонка к кузову и, запрыгнув в оный, ловким движением сорвал брезент, укрывающий возвышающуюся позади кабины конструкцию. — Как вам?

— Ого! — дал свою экспертную оценку Стас.

— Нравится?

— Ну-ка посторонись, — залез он в кузов и приложился к водружённому на станок-столб «Корду».

— Пулемёт на все триста шестьдесят градусов свободно вращается, попробуйте. Впереди, конечно, будет мёртвая зона из-за кабины, но тут уж ничего не поделать. Если только совсем высоко поднимать.

— Не нужно, — описал Станислав круг стволом вокруг оси. — Цели по большей части с флангов возникают, и позади. Ты глянь! Его даже как зенитку использовать можно.

— Ход позволяет, — кивнул мальчонка. — А зачем?

— На всякий случай. И щиток противопульный грамотно сделал, — постучал Стас по гнутому листу стали, приваренному к лафету и закрывающему стрелка от колена до плеча. — Борта, смотрю, тоже укреплены.

— Не по всей длине, только в радиусе вращения. Баки ещё армировал. Ну и каркас сделал, чтоб укрыться. Брезент сверху накидываете, и типа полукунга получается.

— Молодец-молодец, — приговаривал Стас, любовно поглаживая левой ладонью трубу приклада, после чего дёрнул ручку досылателя и, развернув пулемёт дулом в мою сторону, нажал спуск. — Мне нравится.

— Ну, это самое главное, — не сдержал я счастливой улыбки, воодушевлённый положительными эмоциями дорогого соратника. — Ради такого и «Корда» не жалко. Поломки-то устранили?

— Само собой, — пожал плечами мальчонка.

— Нам бы ещё баки наполнить и в бочку пятьдесят литров. Есть у вас?

— Как не быть, — блеснул металлическими зубами седой, явно подсчитав в своём алчном уме наклёвывающийся барыш. — Но солярочка — удовольствие не дешёвое.

— Давай уже, режь по живому.

— Два бака по сто семьдесят плюс пятьдесят... Выходит двести шестьдесят серебром.

— Да ты охуел!

— Почему охуел? Три литра за две монеты, триста девяносто литров, вот и считайте.

— Да у вас водка дешевле!

— Может и так, только на водке далеко не уедешь, — покрякал седой, весьма довольный своим остроумием. — К тому же спрос велик, сами, небось, разумеете. Не сегодня-завтра последнее откачаем, а следующий бензовоз с востока ещё дождаться надобно. И, скажу сразу — стволами не возьму. Если только второй «Корд»...

— Нет.

— Жаль. На крупняк-то покупатели быстро находятся, а калаши тут сбыть — целая проблема. Да и с патронами таже история. У нас тут либо серебром, либо горючкой принято рассчитываться. Горючки у вас нету, так что...

— Складно. Но, знаешь, почему-то меня всё равно не покидает ощущение, будто-кто-то пристроился с тыла и настойчиво пытается присунуть. Стыдно должно быть, в твои-то годы.

— Да я и не...

— Сколько стукнуло?

— Шестьдесят два, — буркнул седой, насупив брови. — А что?

— Работа-то не в тягость? Небось, и зрение уже не то, артрит, радикулит, маразм навещает всё чаще, сердечко пошаливает?

— Ну, годы никому здоровья не добавляют.

— Хорошо, что смена молодая подрастает, — кивнул я на мальчонку. — За двоих пашет? Правильно, так и надо с ними. Кем тебе доводится?

— Да не родной он. Беспризорничал тут, я и подобрал. Работает на совесть, так что вы не беспокойтесь.

— Я и не беспокоюсь.

Короткий удар кулаком под сердце заставил старого механика покачнуться и вытаращить глаза.

— Вы что?! — дёрнулся было молодой, но уткнувшийся в затылок глушитель ПБ быстро отрезвил горячую голову.

— Знаешь, — присел я возле упавшего на спину старика, — мы в вашем сраном городке меньше суток, но он так заебал, что у меня кончилось терпение. Это не твоя вина, просто, на тебя пришлась последняя капля.

Лицо механика посинело, прерывистое дыхание стало похоже на разевание рта выброшенной на сушу рыбы.