— Если ты снова свяжешься с ним… расскажешь, что Филинов может получить наши земли… Разве не было бы неплохо, если бы эти земли вдруг оказались под нашествием иномирцев?
Годунов раздумывает, пытаясь уловить скрытый смысл, и, наконец, бросает короткий вопрос:
— И что это нам даст?
Хлестаков наполняет стопки, довольная ухмылка медленно расползается по его лицу.
— Если мальчишка Филинов увидит, что его старые родовые земли теперь не лакомый кусок, а гнездо проблем, захваченное иномирцами, он передумает их забирать.
Он делает паузу, протягивает Годунову полную стопку, и внимательно наблюдает за выражением лица боярина.
— Возможно, он даже сам попросит у Царя отдать Буян вместо проблемных земель.
Годунов не берет протянутую стопку. Тогда Хлестаков медленно ставит ее на стол, лёгкий стук звучит в тишине между ними.
Он расплывается в довольной ухмылке и, сцепив пальцы в замок, добавляет:
— А иномирцы потом отчалят сами. И тогда всё встанет на свои места, как и было.
Годунов сжимает в руке вилку так крепко, что та едва не гнётся. Он недоверчиво смотрит на Хлестакова, словно пытаясь заглянуть ему в душу.
— Правильно ли я тебя понимаю? Ты хочешь, чтобы иномирцы вторглись на наши земли⁈ В самое сердце Царства⁈
Хлестаков, не меняя выражения лица, спокойно кивает. Он выглядит так, будто обсуждает цену мешка муки, а не возможное вторжение.
— Мы всё равно их лишимся, — пожимает он плечами. — Так пусть тогда иномирцы создадут там шумиху. Филиновым не захочется связываться с этим осиным гнездом, а мы сохраним земли за собой.
Он выжидательно смотрит на собеседника, давая Годунову время переварить план. Вдалеке официант роняет посуду, раздаётся звон фарфора и приглушённые извинения, но Годунов не замечает ничего вокруг. Он буравит Хлестакова тяжёлым взглядом.
— Ну и план…
Хлестаков, словно почувствовав момент, наклоняется ближе, его голос ленивый, но уверенный:
— А когда всё уляжется, — говорит он, не спеша, словно смакуя каждое слово, — мы договоримся, чтобы иномирцы ушли, и подадим это так, будто мы героически отбили территории.
Годунов тяжело вздыхает, нервно потирая лоб. Ему этот план не нравится. Он не хочет снова иметь дело с этим остроухим ублюдком, с этим Гагером…
Одна только мысль о нём вызывает неприятные мурашки по коже. Еле отделался от него в прошлый раз, а теперь снова…
Но жадность, чисто боярская жадность, не позволяла просто так отказаться от своего. Не отдавать родное, честно отобранное, а искать выход.
И Хлестаков его предложил.
Он смотрит на руки, сцепленные в замок. Однажды, когда он был моложе, его отец сказал ему: «Главное — не проиграть. Не важно, что ты делаешь, главное — сохранить своё». И разве сейчас речь не об этом?
Хлестаков наклоняется ближе.
— Ну, Федот Геннадьевич? Тебе ведь хочется сохранить земли, не так ли?
Наступает напряжённая пауза. Годунов смотрит на тёмное дно своей стопки. Затем, с тихим, почти беззвучным вздохом, кивает.
— Ладно. Так и быть. Я попробую связаться с лордом Гагером.
Хлестаков довольно улыбается, медленно берёт стопку, чуть наклоняя её в пальцах, наблюдая, как беленькая отражает тёплый свет ламп.
— Тогда вздрогнем.
Они чокаются, звон стекла врезается в тишину между ними. Годунов пьёт залпом, будто смывая сомнения, Хлестаков — медленно, с удовольствием. Они молча закусывают хрусткими огурцами.
* * *
Светка бросает взгляд на рыбака, ухмыляется.
— Нам это часто говорят, — фыркает она. — Ничего, не померли.
Бармен уже обслужил нас — разлил по кружкам пивасик из бутылок. Свежий, холодный, как первый день зимы, без всей этой модной хмелевой кислятины. Пахнет хлебушком, пенится ровно, одним словом — годнота.
Рыбак — жилистый, с потрёпанным загаром лицом, явно привык к ветру и воде, берёт кружку, поворачивает её в руке, будто оценивает. Затем, с видом древнего мудреца, изрекает:
— Ну, как знаете!
Делает паузу, а потом добавляет:
— Я, кстати, Серафим. Вздрогнем! За нового владыку Буяна! Не знаю уж, кого Царь поставит, но хуже прошлого осла уже быть не может.
Светка не спешит, смотрит на меня.
— Вздрогнем, — киваю.
Мы чокаемся, рыбак глотает первым, шумно выдыхает и усмехается.
Светка скептически поднесла бокал к носу, понюхала, поморщилась, но пить пока не стала. А я просто взял и выпил. Ну а чё? Пшеничное, нефильтрованное. Почему бы и не да?
Серафим тем временем задумчиво водит пальцем по краю бокала, смотрит в пену, словно высчитывает там тайные знаки судьбы. Потом медленно выдаёт:
— Короче, остров этот, Буяник, он… во-первых, его не найти.
Я поднимаю бровь:
— Ты же только что сказал, что знаешь, где он.
Руководитель артели кивает, чуть поигрывая кружкой в руке:
— Знаю. Его местоположение есть, но его всё равно не найти.
А, ну понятно. Где-то я уже это слышал.
— Скрывающая иллюзия? — догадываюсь.
Рыбак пожимает плечами. У него они костлявые, торчат как у цапли, которая слишком долго простояла на одном месте и забыла поесть.
— Не знаю. Но проблема даже не в этом. Дело в том, что там по морю рыщут демоны на костяных лодках.
Я качаю головой:
— Это не демоны. Это недодемоны. Их наплодил единственный настоящий Демон, который правит островом. А недодемонов он вывел из тех, кто жил там раньше.
Рыбак замирает, кружка застывает у его губ, затем он перекрещивается. В глазах испуг, будто он только что услышал, что на Буянике сидит сам дьявол.
— Из людей? — голос у него хрипловатый. — Ты очень много знаешь об этих тварях для обычного бойца.
Я пожимаю плечами. Ну, не рассказывать же ему всю подноготную.
— Ну, я же служу роду телепатов.
Рыбак медленно кивает, явно принимая это как нечто само собой разумеющееся.
— И то верно.
Серафим делает новый глоток, морщит лоб, будто пытается запить услышанное. Он приковывает взгляд к кружке, словно в её пене можно найти ответы на вопросы, которые лучше бы не задавать.
— Короче, эти недодемоны, как ты говоришь, кружат на вёслах по морю там, где должен быть остров. Стоит им только услышать шум двигателя — тут же приплывают и всех режут. Много наших рыбаков из-за этого полегло…
Он мрачно смотрит в кружку, и я даже не сомневаюсь — сейчас в его голове кино не из весёлых. Может, кого-то из своих так потерял, может, просто картинка вышла впечатляющая. В любом случае, некоторое время он и правда не с нами.
Но потом встряхивается, снова смотрит на меня и уже с откровенным интересом спрашивает:
— Откуда вы знаете, что эти твари выведены из людей?
Я уже открываю рот, но Светка опережает меня. Она хитро смотрит на меня, подмигивает и резво разворачивается к рыбаку:
— Это всё наш граф! Он о-о-очень многое знает.
Я молча делаю глоток пива. Спасибо, Светка, прекрасно прояснила ситуацию.
Качаю головой, переводя взгляд на Серафима:
— И как же вы тогда рыбачите, если эти твари сбегаются на любой шум?
Рыбак ухмыляется с явной гордостью:
— А я себе электрический мотор закупил, сударыня. Он вообще тихий, бесшумный. Пришлось разориться на несколько партий для своих катеров, но куда деваться? Рыбы там, рядом с этими недодемонами, стало полно.
Он мечтательно прикрывает глаза:
— Чего там только нет… Кета, палтус, камбала, треска, сайра… Даже тунец.
Улыбается, словно вспоминая что-то особенно приятное:
— Вечная путина… И грех её упускать.
Он усмехается, делает глоток пива и продолжает, слегка покачивая кружку в руке:
— А до этого, когда обычный ДВС был, коврами двигатель обматывал, конец выхлопной трубы в бочку с водой засовывал — лишь бы движок не шумел… Всякие хитрости пробовал, пока не заработал на электрический мотор.
Хлопает себя по колену, явно гордясь своим достижением, и ухмыляется:
