Тяжёлая реальность. Клетка - Усманов Хайдарали

Он огляделся. Скалы по обе стороны нависали, как зубцы какого-то исполинского хребта. Тени в расселинах казались слишком глубокими, слишком плотными. И вдруг – впервые – он ощутил странное ощущение. Лёгкий холод под рёбрами, словно инстинкт, который говорил ему:

“Сюда не ходи.”

Он осторожно сделал пару шагов в сторону тёмной щели между валунами – и чувство мгновенно усилилось. Холод превратился в липкий страх, как будто в ту сторону смотрел кто-то невидимый. В груди что-то сжалось. Кирилл снова остановился, и уже в который раз нервно облизнул губы.

– Понял… без приглашения – не лезем. – Глухо пробормотал он сам себе и отступил. Теперь он шёл осторожнее. Почти как зверь. Медленно. Постоянно останавливаясь, и прислушиваясь к каждому камню, к каждому отблеску. Иногда из-за трещин веяло опасностью – иной раз резкой, как удар, иной раз вязкой, словно болотный туман. Он обходил такие места стороной, удивляясь, как чётко ощущает это новое чувство. Будто скалы сами предупреждают… Или, наоборот, отпугивают.

И только спустя какое-то время, уже изрядно устав от постоянного напряжения, он заметил небольшой выступ в скале. Там зиял низкий проход – словно в расщелине ветер выдул себе гнездо. Кирилл присел на корточки, заглянул внутрь.

Пещерка была маленькой, но уютной. Метра четыре в глубину, с сухим каменным полом, гладким, будто отполированным временем. Узоры здесь почти не светились – только тонкие, едва заметные жилки на стенах. И самое главное – никакой угрозы. Наоборот, место дышало покоем, безопасностью.

Кирилл осторожно вошёл внутрь, пригнулся, провёл ладонью по холодной стене. Камень был гладким, и от прикосновения по телу разлилось чувство, будто его наконец перестали преследовать невидимые взгляды.

– Ну вот… хоть какой-то с виду безопасный уголок… – Выдохнул он, позволяя себе впервые немного расслабиться. Потом он сел на каменный пол, обняв колени руками. Жажда ушла, усталость растворилась, страх отступил – но одна мысль всё ещё не давала ему покоя:

“Почему я начинаю чувствовать это?” – Его мозг, привыкший ко всему рациональному, не мог объяснить всего этого. Он никогда не обладал никакими “шестыми чувствами”. Но здесь, в этом мире, всё было иначе. И камни… И вода… И даже тишина… Всё это имело свой собственный голос.

И теперь он впервые начал ловить этот голос – не ушами, а чем-то глубже. Кирилл ещё некоторое время прислушивался к пещере – словно проверял, не дрогнет ли невидимая пружина внутри, не возникнет ли снова то странное ощущение опасности. Но всё оставалось спокойно. Только лёгкое дыхание ветра доносилось снаружи, да капля где-то в глубине стены звякала, будто время отмеряло ритм.

Он выдохнул и вышел обратно, к ручью. Осторожно сорвал несколько широких листьев, потом выдрал охапку травы с мягкими стеблями, собрал пару гибких веток. Всё это таскал в пещеру, пока не соорудил себе нечто, отдалённо похожее на подстилку. Конечно, до кровати в его квартире было далеко, но лучше, чем спать прямо на холодном камне.

Когда он наконец улёгся, усталость налетела на него полноценной волной. Тело расслабилось, веки потяжелели. Пахло свежесорванной травой, терпко, немного сладко. Ветер, заходя в пещеру, приносил запах влажных камней и далёкой воды.

Некоторое время Кирилл полулежал, уставившись в тёмный потолок пещеры, и мысли его начали путаться. Где-то глубоко ещё копошился страх – страх, что всё это сон, что он сошёл с ума, что очнётся в белой палате или, наоборот, не очнётся никогда. Но сон уже втягивал его, тянул мягко и неотвратимо.

И тут – в этой зыбкой грани между бодрствованием и забытьём – он услышал. Не звук. Не слово. Скорее – прикосновение. Словно к его сознанию склонился кто-то, кто дышит очень близко. Голос без голоса, шёпот без языка. И всё же – смысл пробивался, вкрадчиво и неясно, как эхо, которое ты слышишь сквозь толщу воды.

Он не понял слов. Но уловил направление. Это был Зов. Мягкий… Тягучий… Как протяжный колокол. Не угрожающий, но и не дружелюбный. Просто факт его присутствия в этом мире был замечен.

В груди что-то отозвалось – не страх, а странное признание. Как будто этот мир говорил:

“Я вижу тебя.”

Кирилл дёрнулся, глаза его распахнулись. Пещера была такой же тёмной и тихой. Ветер шевелил листьями. Но глубоко внутри ещё долго отзвуком вибрировал тот беззвучный голос.

Он закрыл глаза снова – и на этот раз позволил себе провалиться в сон, чувствуя, что даже во сне он теперь не будет один. Сон подкрался к нему мягко, как туман, и вскоре Кирилл уже не мог отличить, где кончается реальность пещеры и где начинается другое – что-то большее.

Сначала было ощущение воды. Не ручья – а океана. Бескрайнее чёрное пространство, в котором он парил, как пылинка. Вода была не мокрой, а живой – каждая капля светилась, и миллионы этих светляков складывались в картины. Они дрожали, текли, перетекали друг в друга, словно гигантская цифровая панель, где вместо пикселей – светящиеся сущности.

Кирилл видел узоры – гигантские, уходящие за горизонт. Спирали, круги, древние символы, напоминающие одновременно и коды, и уравнения, и руны. Они шевелились, будто дышали. И вся эта бездна смотрела на него.

Потом картины начали меняться. Он увидел землю – не ту, привычную, а чужую. Скалы, где вода течёт вверх. Деревья, чьи кроны росли не к небу, а в сторону, тянулись к светящимся потокам. Твари, в чешуе которых горели узоры. Всё это складывалось в сеть – как паутина, как граф связей. Каждый узор был узлом. И этот мир был не просто местом – он был системой. Огромной, живой системой, где каждый камень, каждая травинка, каждая ящерица были “подключены”.

И вдруг он увидел себя. Маленькую, тусклую фигуру без свечения. Пустую точку в сияющей сети. И сеть… Тянулась к нему. Щупальца света тянулись, ощупывали его границы, пытались войти внутрь. Но натыкались на пустоту.

Кирилл ощутил это, словно на физическом уровне. Давление на грудь… На виски… Мир хочет… Включить меня. Но у меня нет порта для подключения.

Его начало трясти, и образы сменились. Теперь он стоял на каменной равнине, окружённый лицами. Но это были не люди. Лица вытекали из скал, плавали в воде, мелькали в листве. Они были огромные, безмолвные, как маски. И все они смотрели на него. Не злобно – скорее, оценивающе. Как судьи, которым неизвестно, оправдать или уничтожить подсудимого.

И вдруг одно из лиц приблизилось – огромное, состоящее из трещин и линий света. Оно наклонилось к нему так близко, что Кирилл ощутил его дыхание – сухое, как песок. И беззвучный зов пробрал его насквозь:

“Ты – чужой. Но ты – нашёл дорогу.”

Он хотел спросить “кто вы?”, “где я?”, “что вам нужно?” – Но во сне язык не слушался. И лишь ощущение, что он стоит перед чем-то неизмеримо большим, холодным и древним, не давало дышать.

Сеть снова засияла. Тысячи нитей света сошлись над ним, образуя узел. И он понял, что это был выбор. Мир предлагал ему нечто. Войти в него. Стать частью. Но что это означало – он не знал.

И в тот миг, когда свет почти коснулся его кожи, Кирилл рывком проснулся – в своей пещере, на подстилке из травы и веток. Лоб его был мокрым от пота, дыхание сбивалось, сердце колотилось. А на секунду ему показалось, что на стенах пещеры узоры горят чуть ярче, чем вчера.

Кирилл проснулся резко, будто его кто-то толкнул. Веки парня были тяжелы, но глаза парня сразу раскрылись. В пещере царил предрассветный полумрак, однако он чувствовал, что что-то изменилось.

Вчера скалы казались просто чужими, диковинными, пугающими. Сегодня же, после сна, они были живыми. Мир не просто существовал вокруг – он ждал. Ожидание висело в воздухе, давило, как тяжёлое одеяло. Казалось, стоит сделать не то движение, не туда шагнуть – и невидимый суд вынесет приговор.

Кирилл лежал на подстилке из травы и веток, и впервые в жизни поймал себя на мысли, что чувствует себя зверьком, загнанным в клетку. Он не хотел вставать, но жажда, голод и холод заставили. Тело ещё помнило ту волну свежести от воды из ручья, но сил всё равно не хватало.