Небо в кармане 3 (СИ) - Малыгин Владимир

— И немедленно доложить, — холодом в голосе императора можно было рыбу замораживать. А уж взглядом…

— Слушаюсь, — коротко поклонился генерал и отступил назад. Развернулся, подошёл к выходу и подозвал старшего офицера из своих, из жандармов. Отдал необходимые распоряжения, но возвращаться на прежнее место не стал, остался у входа…

Впрочем, мощный снежный заряд стих так же мгновенно, как и налетел. А когда немного развиднелось, когда видимость улучшилась, тогда и стало понятно, что полиция всё-таки справилась с заполонившей поле толпой и кое-как оттеснила зевак в сторону от места трагедии.

Успевшие прийти в себя дамы жадными глазами вглядывались в сторону поля, находили лежащее на белом снегу безжизненное тело и тут же отводили свои взгляды в сторону или вообще отворачивались в испуге. Ненадолго, потому что болезненное любопытство оказывалось сильнее, брало верх над чувствами и приличиями. Ещё бы, о такой трагедии в столичных салонах долго будут говорить.

Тут и Фогель вернулся. Прошёл к императору с непроницаемым выражением лица, наклонился и прошептал ему что-то коротко на ухо.

— Что? — отстранился Александр Третий. — Вы уверены?

— Так точно! — выпрямился лейтенант.

— Чёрт знает что! — в свою очередь чертыхнулся император и отмахнулся на недовольство супруги. А лейтенанта жестом попросил замолчать.

Потому что внимание всех присутствующих в этот момент было привлечено к только что поднявшемуся на площадку жандарму. Точнее не к нему самому, а к цветастому платку в его левой руке. В этот женский платок было завёрнуто что-то круглое и понятно, что именно.

Жандармский офицер передал узелок Пантелееву, проговорил ему что-то тихим голосом и, получив разрешение, спустился по лестнице.

Александр Ильич же, развернулся с гордым видом и направился к государю бодрым шагом.

— Вот, — протянул ему узелок.

— Что это? — нехорошо прищурился Александр Александрович.

— Голова, — выпрямился Пантелеев, удерживая узел на вытянутой руке.

— Вы с ума сошли, генерал? — возмутилась Мария Фёдоровна. — Принести сюда такое. Здесь же дети!

— Да вы только гляньте, что это такое, — принялся развязывать узел Пантелеев. Да не удержал генерал свёрток, вывернулся из пальцев уголок платка, вывалилась голова и упала на пол. Вскрикнули впечатлительные барышни где-то за спиной царственной четы, побледнели Ксения с Ольгой.

— Вот! — жандарм подхватил с пола голову за волосы и выставил перед собой на вытянутой руке. — Прошу, ваши величества. Вы только гляньте на это.

Голова пучила круглые нарисованные глаза и, казалось, издевательски при этом подмигивала.

— Прекратите! — остановила генерала императрица и опустила глаза, потом и вовсе отвернулась в сторону. — Немедленно уберите ЭТО прочь!

— Да вы только гляньте, это же форменное издевательство, — не успокаивался генерал и сдёрнул с удерживаемой в руке головы шлем и очки, выставляя на всеобщее обозрение нарисованную на дерюге физиономию и торчащую во все стороны солому из разошедшихся швов на темени.

— Александр Ильич, настоятельно прошу вас сейчас же убрать прочь эту гадость, — нахмурилась Мария Фёдоровна, продолжая при этом смотреть куда-то на поле…

— Да, Александр Ильич, право слово не нужно было этого делать, — укорил генерала император. — Унесите это.

И, не обращая никакого внимания на растерявшегося жандарма, постарался успокоить супругу, мягко взял её за руку и обернулся к порученцу:

— Немедленно доставить ко мне этого… Этого… Этого, — легонько пожал женские пальчики своими, нахмурился и усмехнулся. Наконец-то подобрал нужное определение. — Авантюриста!

И кивком головы указал растерявшемуся генералу на выход. Ещё и грозно нахмурил брови, поторапливая тем самым явно замешкавшегося жандарма.

— Кого доставить? — удивилась Мария Фёдоровна. Осторожно высвободила руку, на мгновение задержав кончики пальцев в мужниной ладони и при этом нежно и незаметно её погладила, бросила быстрый взгляд на заснеженное поле, на присыпанное снегом тело. Или уже не тело, а всего лишь чучело, вокруг которого господа полицейские продолжали держать оцепление, и отвернулась. Мельком оглядела нахохлившуюся, притиснувшую к груди руки растерянную Ольгу, плотно прижавшуюся к Александру и явно испуганную Ксению. Ещё раз глянула на поле, нахмурилась и спросила. — Он же… Да как же это?

Замолчала, подняла глаза и наконец-то нашла в себе силы рассмотреть предмет в руках Пантелеева. Сжала губы в тонкую ниточку, нахмурила брови. Пантелеев отступил на шаг назад, настолько сердитым было в этот момент выражение лица императрицы.

— Как сядет самолёт, лётчика сразу ко мне, — повторил для порученца император, оглянулся на семью и поспешил успокоить своих девочек. — Да не он это, не он…

И уже в спину удаляющемуся прочь Фогелю во весь голос сказал:

— И поле от посторонних освободите! А то этому… — Александр Александрович замялся, нахмурился, глянул вверх, где всё это время так и продолжал наматывать круги тарахтящий аэроплан, и вдруг еле заметно улыбнулся. — Приземлиться некуда будет.

И, как бы про себя, договорил:

— Обо всём самому думать приходится.

Про себя, но все окружающие эту фразу отлично расслышали. А император оглянулся на детей и вдруг весело подмигнул им:

— Это наш авиатор таким экзотичным образом урок всем нам даёт, показывает, что в полётах обязательно нужно привязные ремни использовать и ни в коем случае не пренебрегать индивидуальными средствами спасения. Так называемым парашютом, изобретением господина Котельникова. Так что все живы, а там, — взглядом указал на поле. — Обыкновенное чучело лежит, для реализма в форму обряженное. Задумка неплохая, но исполнение оставляет желать лучшего. Мальчишка! Нашёл, где, а, главное, перед кем, шалить. Придётся его за подобную недопустимую шалость наказать.

Постепенно поле освободили от взбудораженного таким происшествием народа, разряженная и немного помятая публика вернулась за оцепление и скоро на трибунах воцарилась прежняя тишина. Ну как тишина? Шум и гомон переполненной впечатлениями и эмоциями зрителей никуда не делись. Гул над стоячими местами для простых горожан, чуть более сдержанно переговаривалась между собой чистая публика, и даже на центральной трибуне для высшей аристократии можно было увидеть активно обменивающихся впечатлениями дам петербургского света.

Про чучело уже все узнали, вот и не стихали разговоры на ипподроме среди обманутых в своих лучших ожиданиях горожан. Для кого-то предупреждение и трагедия, а для кого-то развлечение…

Разговаривали, но глаз не сводили с кружащегося над головами самолётика. Словно ждали чего-то. И ожидание это оправдалось. Ещё одна чёрная фигурка отделилась от самолёта и полетела вниз.

Ахнули трибуны, колыхнулась стоящая толпа, отшатнулась от оцепления, прижалась к трибунам.

— Господи, опять, — вздохнула Мария Фёдоровна и крепче ухватила за руку мужа.

Задумка казалась великолепной — к подобному происшествию не только внимание всей столичной прессы будет обеспечено, но и профессионалы наверняка задумаются. А как до дела дошло, то исполнение подкачало. Справиться с тяжелым чучелом, равным весу среднего человека, своими силами в кабине было очень трудно. Ну не хотел этот мешок с рукавами из кресла вываливаться, и всё! Упирался, собака дерюжная, за всё цеплялся.

И сидящий за моей спиной Котельников ничем не мог помочь, только мешался, пропихивал между сиденьями руки в тщетных попытках хоть как-то приподнять тяжёлый манекен. Пришлось вежливо рявкнуть на артиста, бросить управление, наклониться, насколько ремни позволили, вплотную к моему своеобразному пассажиру, и только тогда дело сдвинулось с мёртвой точки. В общем, хорошо так поднапрягся. Но если бы перед этим не завалил самолёт в крутой крен со снижением, то и тут бы ничего не получилось.

А так вес уменьшился, появилась боковая составляющая, и мой груз осталось только приподнять и подтолкнуть, направив за борт по нужной траектории, что я благополучно и сделал.