— Отпусти, — прошипела она.
— Вер, не шуми, — он миролюбиво улыбнулся, совсем, как раньше. И тут же снова приказал ей. — Стой здесь. Я посмотрю.
Чуть пригнувшись, Марк скользнул в конец коридора, выглянул за угол, быстро достал что-то из заднего кармана брюк. Вера даже не увидела — поняла, что у Марка в руках.
— У тебя пистолет? Откуда?
— Тихо, я же сказал, — цыкнул Марк, и Вера тут же замолчала.
Он ещё немного постоял, вглядываясь вглубь коридора, с которого они свернули сюда, потом обернулся. В карих глазах промелькнуло облегчение.
— Кажись, оторвались.
— От кого оторвались? Марк, послушай, мне надо…
— Ты к Долинину шла? В притон? — он перебил её, снова приблизился, убирая на ходу пистолет.
— Да, к нему. Марк, мне нужно туда. Обязательно. А как ты понял, что я к Долинину шла? — Вера вконец растерялась, почувствовала, что последний вопрос прозвучал совсем уж глупо, и от злости и на саму себя, и на Марка, нахмурилась, больно прикусила нижнюю губу.
— Так понятно, что к нему, — Марк пожал плечами. — Что ты ещё могла тут делать? Только полковника там нет. Он в штабе. Вера, послушай. Тебе нужно отсюда уходить немедленно. Здесь небезопасно. Скажи мне, что ты хотела передать Долинину. Ты же для этого его ищешь? Что-то надо ему сказать? Я скажу.
— А где штаб? — Вера упрямо проигнорировала предложение Марка.
— Штаб на се…, — Марк осёкся, быстро сглотнул. На щеках зарозовел румянец. — Скажи, что передать полковнику.
Непонятно, оберегал он её или не доверял, или и то, и другое вместе, но это окончательно её разозлило.
— Я пойду с тобой, — отчеканила она. — Нравится тебе это или не нравится. У меня есть важная информация для Долинина, которая касается Ники.
— Вера, — Марк устало вздохнул. — Полковник начал контрпереворот. Сейчас внизу везде стреляют. На Южной станции бои. С АЭС сняли блокаду. Меня отец отправил в притон, там был небольшой отряд наших. Думаешь, мне сильно кто позволяет вертеться под ногами? Запихнули туда, где было максимально безопасно, велели носа никуда не высовывать. Вот только…
Он отвёл глаза в сторону и замолчал.
Это тоже был новый Марк, каким Вера его ещё не видела. Прежний Марк Шостак никогда бы в жизни не признался, что его держат за маленького. Он бы непременно что-нибудь выдумал, приукрасил, выпятил свою значимость, он всегда так делал, сколько Вера его знала. И даже пойманный за руку на своём безобидном вранье, Марк не спешил признаваться. И вдруг…
Вера так опешила, что не сразу заметила его горькое «вот только…», безмолвно повисшее в воздухе. А когда дошло, то как-то разом всё сложилось: и тревожная морщинка, разрезавшая мальчишеский лоб, и это бегство по лабиринтам коридоров, и неизвестно как оказавшийся в руках Марка пистолет.
— Только «что»? — прошептала она.
— Притон атаковал отряд рябининцев, они застали нас врасплох. Я… там в общем, Анатолий Денисович, командир наш, он приказал мне бежать к полковнику. Девушка одна, — Марк покраснел при этих словах, но Вера, охваченная волнением, не обратила на это никакого внимания. — Девушка, она там работает, в притоне. Она вывела меня через чёрный выход. Но там тоже были военные. Короче, мне пришлось от них удирать, и я почти оторвался, а тут смотрю — ты. Я же сразу понял, куда ты направляешься, ну и…
Он вздохнул, взъерошил волосы.
— Ты стрелял?
— Да, стрелял. Там, у притона. Иначе мне было бы не прорваться. Вера…, — он опять вскинул на неё глаза. — Тебе надо отсюда уходить. Пойдём, я провожу тебя до Южных КПП, и ты мне скажешь, что передать Долинину. Только идти придётся в обход и осторожно. Поняла?
Вера кивнула. После всего услышанного никакого смысла упираться и дальше не было.
— В общем, ты прав, наверно. Поэтому слушай внимательно, что надо сказать Долинину. Передай ему, что в приёмную административного сектора вломились какие-то военные и всё там оцепили. А Мельникова, Олега Станиславовича, вчера схватили люди Караева и продержали в камере всю ночь. А сегодня неожиданно выпустили. Он подозревает, что к нему приставлена слежка, — Вера торопливо перечисляла всё, что нужно сообщить полковнику. Марк молча слушал, на переносице залегла напряжённая морщинка. — А ещё Мельников сказал, что Караеву стало известно, где Ника…
Время у них поджимало, но Вера старалась не частить, говорила быстро, но внятно — Марк должен был передать всё подробно и правильно. Она рассказала о встрече с Сашкой, о том, что по словам Сашки Караева задержал у себя Верховный, и потому они решили, что у них есть шанс спасти Нику. Вывести её из больницы до прихода Караева.
— Про административный сектор и про Мельникова я передам, — отозвался Марк, когда Вера закончила свой рассказ. — А за Нику не беспокойся. В больнице её нет. Я был ещё в штабе и сам слышал, как Долинин организовывал за ней отряд. Нику уже должны были переправить к отцу, на АЭС. Полковник лично обещал это Павлу Григорьевичу.
— Точно?
— Точно, — Марк улыбнулся. Улыбка получилась несколько виноватой. — Вы с Сашкой где договорились встретиться? У близнецов? Ты тогда туда и иди сейчас. Митя с Лёнькой должны быть дома, с Южной весь персонал эвакуировали. А я к Долинину. Хорошо?
— Хорошо, — согласилась она.
* * *
Южный КПП они прошли без всяких проблем. Марка тут знали. Военный, стоявший у турникета, обменялся с ним дружеским рукопожатием, а Верин спецпропуск даже смотреть не стал. Правда её саму обшарил глазами с головы до ног, нимало не стесняясь присутствия Марка. Его неприкрытый насмешливый взгляд Вере совсем не понравился, но она решила не обращать внимания — не привязался и ладно.
— Марк! Постой!
Они уже отошли от КПП, как им в спину раздался хрипловатый голос. Из будки вышел второй военный, сержант, крепкий мужик лет сорока, замахал руками, подзывая Марка к себе. Марк недоумённо пожал плечами, но всё же развернулся и пошёл обратно.
В принципе, Вера могла идти, с Марком они всё обговорили и по любому собирались расстаться на лестнице. Марку нужно было вниз (где находится штаб Долинина, он всё-таки ей сказал), а Веру на сто двенадцатом ждал Сашка Поляков. Но она почему-то медлила, даже сделала несколько шагов в сторону турникетов и стеклянной будки охраны, но совсем близко подходить не стала, остановилась в паре метров, не зная, что делать дальше. Марк с позвавшим его военным зашли на КПП, из приоткрытой двери раздавались голоса. Говорил в основном сержант — Вере показалось, что он пытается в чём-то убедить Марка, уговорить, но, по всей видимости, безрезультатно. Со своего места ей было видно раскрасневшееся упрямое лицо Марка, плотно сжатые губы, чуть выдвинутая вперёд нижняя челюсть. Вере хорошо было знакомо это выражение: мягкий и в общем-то уступчивый Марк Шостак упирался и стоял на своём нечасто, но когда, что называется, попадала шлея под хвост, договориться с ним о чём-либо было трудно.
Вера переступила с ноги на ногу, покосилась на второго военного. Тот по-прежнему стоял у турникетов и пялился на неё. Плохо скрытая насмешка, сквозившая в его глазах, нервировала и раздражала. Она не понимала, что не так, отчего этот парень беззастенчиво и бесцеремонно её разглядывает, ощупывает взглядом с головы до ног — Вера готова была поклясться, что это вовсе не профессиональный интерес, тут что-то другое. Она судорожно сжала в кулаке свой пропуск, быстро и как бы невзначай провела правой рукой по пуговицам на блузке, проверяя, все ли застегнуты, опустила глаза вниз и тут же залилась краской. Разрез на узкой юбке, сбоку, разошёлся почти до самого пояса. Вера вспомнила, что пока они бежали с Марком, петляя как зайцы, она то ли за что-то зацепилась, то ли сделала шаг пошире — юбка натужно затрещала, но в спешке Вера даже не посмотрела, ей было не до этого.
Военный, заметив её смущение, издал короткий смешок. Вера отвернулась, выругалась про себя, неловко попыталась прикрыть рукой выглядывающее из разреза бедро. Дурацкое положение. Теперь, если бы Вера вдруг решила уйти, это выглядело бы как бегство, а убегать было совсем не в характере Веры.
