Из оврага откровенно пованивало.
Поэтому скептик подошел не просто к кромке, а к небольшому дереву у нее. Так, чтобы можно было за что-то держаться. А то ведь край и осыпаться может.
Взялся за ветку.
Сделал пару шагов.
И он отчетливо вздрогнул, побледнев и отпрянув.
С ужасом посмотрел на совершенно равнодушного Беромира. И вновь заглянул за кромку.
— Почему вы их не сожгли, как полагается?
— Это не наша забота.
— Проводить в последний путь павшего — доброе дело для каждого честного человека. В особенности тех, кто лишен помощи родичей.
— Помните коваля из Быстрых медведей?
— Это который пропал?
— Да.
— Конечно. — кивнул скептик. — Излишне баб любил, а так — дельный.
— Его похитили с тем, что продать в рабство. За коваля ведь хорошо платят.
— Печально, но такое случается.
— Он был убит роксоланами при попытке сбежать и брошен гнить в степи в назидание иным. Дескать, он не смел бежать и сопротивляться, и вообще не человек. Так что, они не заслуживают достойного отношения.
— Все?
— Дайка подумать. Они пришли грабить и убивать нас, угоняя в рабство тех, за кого хорошо платят. Хм. Да, все. Но если ты желаешь, можешь их похоронить. Заодно и сотню там, у двуногой сосны.
Скептик скосился на бояр, которые решили сопровождать их сюда.
— И вы ничего ему не скажете?
— Он в своем праве. — нехотя произнес Борята.
— Ты зря дуешься. — добавил Борзята усмехнувшись. — Он ведь поначалу хотел им головы отрубать перед тем, как сюда бросать. Едва отговорили. Так что это — еще неплохой исход.
— Головы отрубить? Это еще зачем! — ахнул скептик.
— Чтобы сложить из них пирамиду и посвятить Перуну. — на голубом глазу невозмутимо ответил Беромир.
— Что⁈
— Голова — это вместилище души. Если не медлить и после смерти врага ее отрубить, то на некоторое время душа останется связана с ней. Поэтому ничто не мешает принести ее в жертву Перуну. Разве это несправедливо? Он мог бы нашим кланам ответить благословением.
Скептик нахмурился, но промолчал, поджав губы.
Скосился на глубокий овраг, заваленный гниющими телами. Хмыкнул. И отвернувшись, решительно зашагал к длинному дому.
— Что с ним? — поинтересовался Беромир у Вернидуба, когда скептик достаточно удалился. — Мне кажется или он как-то ко мне странно относится.
— Он считает, что ты не по обычаям принят в ведуны. И что ты настоящего пробуждения не проходил.
— Ну считает и считает. — пожал плечами Беромир. — Мне то с этого что?
— Если его мнение возобладает в роще, то ты лишишься своего взрослого имени, да и учеников твоих никто признавать не станет.
— Звучит как безумие. — фыркнул Беромир.
— Второй раз нельзя пытаться получить пробуждение в ведуны. А значит, тебе будет навсегда закрыта дорога в Священную рощу.
— Я должен туда рваться⁈ — начал он заводиться.
— Не надо так говорить, услышат еще.
— Услышат и что? — нарочито громко спросил Беромир. — Я не рвался в ведуны и не просил себя им называть.
— Ты не понимаешь, — попытался примирительно что-то сказать Вернидуб.
— ЧТО⁈ — перебил его Беромир. — Что я не понимаю⁈ Я как проклятый пытаюсь скорее вооружить наших людей. Дерусь с врагами, чтобы защитить нас от грабежей. Стараюсь… А вы… Обычная зависть. Как же мелко и мерзко! Если я не нужен — я уйду. Прямо скажите. Зачем голову морочить?
— И куда ты пойдешь? — поинтересовался скептик, который, как оказалось, ушел не слишком далеко и все отлично слышал.
— Куда душа моя мятежная пожелает. — ответил Беромир и быстрым шагом направился к длинному дому.
Его накрыло.
С головой.
Аж затрясло от охватившей ярости, близкой к бешенству. Видимо, прорвалось нервное напряжение.
— Что происходит? — встревоженно спросила Злата, увидев мужа в таком состоянии.
— Мы уходим.
— Когда? Куда?
— Немедленно. Неважно.
— Но что случилось⁈ — ахнула Дарья.
— Беромир! Не дури! — воскликнул Вернидуб подбегая.
— Что ты себе позволяешь⁈ — рявкнул скептик издали.
— Ухожу. Я изгнан из клана. Мне отказано в пробуждении. Разве мне тут место?
— Ты не изгнан! — нервно выкрикнул Борята.
— Совет клана меня изгнал, вместе с отцом и всей его семьей.
— Но время изгнания истекло! — вновь выкрикнул Борята. — К тому же само изгнание было несправедливо, а потому силу не имеет. Я как боярин клана в том тебе даю слово при людях.
— Судя по тому, что задумал этот мухомор, — указал Беромир на скептика рукой, — я в шаге от того, чтобы быть изгнанным отсюда вовсе. И из клана, и из этих земель вообще. Зачем тянуть? Лучше уйти самому, чем ждать такой судьбы.
— Нет! — выкрикнул Вернидуб. — Никто о таком даже не сказывал!
— А как эту дурь понимать⁈ В чьих интересах его поступки? — указал на скептика Беромир. — Кому они на руку? Может быть, тебе? Или тебе? Или им? Кому с них польза? А я скажу! Только Сусагу. Ему очень удобно было иметь дело с покорными овечками, стричь с них шерсть и резать под настроение.
— А ведь и верно, — скосился на скептика Борята.
— Что ты несешь! — взвился тот и отступил.
— По делам их узнаете их! — процедил Беромир.
— Не смей так говорить! Не смей!
— Выходи в круг. Давай перед лицом Перуна выясним: за кем правда.
— Давай! Выходи! — хохотнули дружинники и бояре оживившись.
Скептик нервно начал озираться.
— Чего робеешь? — с усмешкой спросил Боярат.
— Я… я… нет! — наконец собрался этот ведун и выпалил, обращаясь к Беромиру: — Я проклинаю того, кто называет себя Беромир! Именем Велеса! Силой Велеса! И всеми его напастями!
— Нет, — покачал тот головой.
— Что «нет»?
— Перун, как небесный судья, лично присматривает за всеми проклятиями. Разрешая их те, что сочтет нужным. Я исполняю его приказ, а потому защищен от любых проклятий. Ни одно ко мне пристать не может.
— Но… как?..
— А вот так. Ты лучше скажи, зачем ты все это устроил? Облегчи душу перед смертью.
— Я не собираюсь выходить с тобой в круг! А ты просто так убить меня не посмеешь!
— FortisFortunaAdiuvat, — медленно произнес Беромир девиз Джона Уика, словно бы озвучивая приговор.
— Что?
— Это язык ромеев, — фыркнула Дарья. — Значит: «Фортуна помогает смелым».
— Фортуна — один из ликов Фарна, известного нам как Даждьбог.
— Как скажешь, — улыбнулась сестра.
— Давайте все успокоимся! — примирительно поднял руки Вернидуб.
— Это мухомор попытался меня проклясть!
— Но не проклял же? — добродушно улыбнулся седой. — Давайте все спокойно сядем и все обсудим.
— А чего обсуждать? Он по какой-то причине действует в интересах Сусага. Или дурак, или предатель. Я считаю, что его нужно вызвать в круг и резать.
Этот персонаж, о котором говорил Беромир, аж закашлялся.
— Я его с детства знаю, — серьезно произнес Вернидуб. — Я могу поручиться, что никогда не пойдет на сговор с роксоланами. У него семья от них сильно пострадала. И он сам лишь чудом избежал угона в рабство.
— Гостята тоже пострадал.
— Роксоланы на него отправляли несколько набегов. Три, кажется.
— Четыре, — ответил этот «мухомор», мрачно.
— Вот. Но он каждый раз от них сбегал.
— Это как?
— Везло. Каждый раз в дебри лесные умудрялся ускользнуть. А жена один раз не сумел, на сносях была. Убили. И сына другой раз.
— Ясно. — кивнул Беромир. — Тогда зачем все это?
— Не по обычаям пробуждение, — хмуро ответил «мухомор».
— А что такое пробуждение? — спросил парень, внимательно глядя ему в глаза.
Он замер, ожидая подвоха. Меж тем Беромир продолжил сам отвечать на свой вопрос, видя, что тот не спешит.
— Это таинство перехода во взрослое состояние. Словно гусеница обращается в бабочку, расцветая. Иными словами, человек умирает ребенком и рождается взрослым перед ликом богов. Обычно это происходит через тяжелое или связанное с риском для жизни испытание. Так?
