По ощущениям походило на то, как будто тебя захватило потоком и понесло.
Стоило проскочить через золотой обод, как я провалилась в пылающую лаву.
Она бурлила, то раздуваясь огромными пузырями, то вновь спадая, как волна во время прибоя.
Странно, но первое, что я сделала, попыталась плыть в ней, как в воде. И с первым же движением начала проваливаться, как в трясину.
Сначала жжение было лёгким, не настоящим. Но чем больше я увязала, тем сильнее становилась боль.
Когда меня затянуло с головой, я начала гореть. По-настоящему. Как когда-то, когда глупая чернь решила сжечь меня и мою мать во дворе пансионата, где мы жили.
Я вновь увидела ужасную старуху, шамкающую гнилыми зубами: «Она ведьма! Ведьма!», – и указующий перст, протянувшийся ко мне, вдруг вспыхнул, как сухая хворостинка.
Перед глазами замелькали лица и образы, почти истёртые. Дэйрэк, почему-то державший оторванную Миароном голову под мышкой.
Мать, чьи волосы на глазах обгорали, глаза вытекали и на их месте вспыхивали алые огни.
Отец, чьи раны на груди открывались, но не кровь текла из них, а огненная лава.
Один из пузырей в очередной раз вздулся, будто отпочковываясь от общего пламени и приобретая человеческие черты. Светлые разлетающиеся искры-волосы, темные всполохи пламени – провалы глазниц. И жадно протянутые ко мне руки.
Благие Боги!
Заколар Чеаррэ?!
Нет!!!
А тень, ползущая за ним, как змея? Кто это?
Танита?!
Из лавы, словно руки утопающих, вздымались ладони безымянных жертв.
Друзья, враги, пища – они тянулись ко мне со всех сторон, стараясь схватить, удержать, утянуть за собой.
А потом над бурлящей Бездной раздался голос.
Я не понимала, что он говорил, не понимала, кому принадлежит, но интонации были повелительными.
Лава забурлила будто начиная закипать и меня словно выплюнуло.
Как струю фонтана выбросило наверх.
Несколько секунд скольжения в сером туманном туннеле, рывок и я забилась, хватая ртом воздух, словно рыба, выскочившая из воды.
Я не сразу поняла где я, кто я, кто рядом со мной.
Ужас, сковывающий сознание, ощущение, что я только каким-то чудом избежала смерти, что я не просто смотрела в глаза Серой Госпоже – она почти забрала меня.
– Мама? Мама, погляди на меня? Ты в порядке?!
– Риан? – в изумлении глянула я на сына, чьи руки поддерживали моё тело.
Я с удивлением поднесла ладони к лицу и с удивлением увидела обгоревшую кожу.
Платье на мне превратилось в полусгоревшие лоскуты, но ожоги на коже были хоть и обширными, но поверхностными.
– Что вы тут делали?! – в серых глазах сына читался страх и ярость.
Судя по саже, покрывшей все вещи в палатке, по тому, что сама пентаграмма выгорела, здесь происходило нечто невообразимое.
– Что это была за магия?!
Риан никогда не позволял себе повышать на меня голос.
Но мне сейчас было не до того, чтобы делать ему замечания. Да и к тому же я понимала, что это его вариант истерики.
– Вы… вы…
– Что? – выдохнула я.
Шок начал отступать. Адреналин схлынул.
А вот боль от ожогов возвращалась.
Я вздрогнула, когда Риан нежно обнял меня за плечи, глядя мне в лицо потемневшими глазами, произнёс:
– Я едва не потерял вас. Когда я вошёл, вы были мертвы. Вы бы умерли, если бы Паки не догадался вовремя позвать меня! Как вы могли так рисковать собой?! Особенно теперь, когда отца нет?! Это так не похоже на вас. Как вы могли такое допустить, мама?!
Я погладила Риана по щеке, чувствуя щемящую нежность и благодарность за его страх, испуг и ярость.
– Всё хорошо, – прошептала я. – Теперь всё хорошо.
– Что – хорошо? – переспросил он.
– Фабриан мертв. Ты теперь единственный наследник твоего отца.
Глава 7. Дела государственные
Я ехала в столицу, обессиленная, разбитая.
Там меня дожидались два трупа – друг и враг.
Целый пласт жизни вскоре с помпой захоронят, закатают в гранит, обольют позолотой.
Я редко позволяю себе такую роскошь, как слёзы, но на этот раз даже не пыталась остановить их, и они повисали на ресницах.
От слёз щипало в носу, кололо в горле.
Если бы я позволила им течь, было бы легче? Но я разучилась плакать даже наедине с собой.
Когда тело походит на один огромный синяк, кажется, что дорога состоит исключительно из ям и рытвин. У кареты были отличные эдонийские рессоры, но всё равно трясло нещадно, отдаваясь гудом даже в костях.
Если бы мне пришлось держать отчёт за те чувства, что я сейчас испытывала, я бы сказала, что мне страшно.
Страх был вполне конкретным, у угрозы было лицо и имя.
Теперь, когда Фабриана нет, когда Пресвятейшие не могут поставить мне в вину странное самоубийство принца, они вынуждены будут возвести на трон Риана.
Конечно, возможна попытка устранить принца, но вряд ли они пойдут на это. Нет прямого наследника – появится куча претендентов, и начнётся междоусобица. Даже Орден Жизни не сможет управлять создавшимся хаосом, а неуправляемый хаос не нужен никому.
Из двух зол Риан, с их точки зрения, покажется меньшей и, чтя обычаи и собственные интересы, они его коронуют.
У Пресвятейших нет другого выбора. Вчера я устранила единственного конкурента, представляющего для нас угрозу.
Радости по этому поводу я не испытывала.
Облегчение? Возможно. Но не радость.
Я не желала смерти Фабриану. Просто жизнь кронпринца была прямой угрозой нашему существованию. Лучше он, чем мы. Как ни чудовищно – это правда.
Ночная магия, чуть меня не убившая, забрала последние силы.
Я куталась в подбитый мехом плащ, стараясь согреться.
Так было всегда – перерасход магической энергии чреват этим остаточным холодом. Он словно поселялся в теле, не желая уходить, что не делай.
Даже жаровни с горячими углями, расставленные на противоположных сидениях, не могли избавить от озноба. От духоты не продохнуть, а в теле будто кусок льда тает.
Чтобы хоть как-то отвлечься я вернулась к своим размышлениям о власти.
До сих пор я лишь стояла у её подножия, но за пятнадцать лет рядом с Сиобряном многому научилась.
Но одно дело – подножие. Другое – вершина.
Никогда не думала, что тяжесть венца может лечь на мою голову.
Сиобрян был полон сил. Ему было чуть за пятьдесят. Для правителя настоящий рассвет сил.
Я всегда считала, что лет двадцать у нас в запасе есть, а через двадцать лет Риан готов был бы перенять корону из отцовских рук.
Судьба ссудила иначе.
Мой сын слишком молод, чтобы взять на себя управление государством. Нравится или нет, потребуются помощники.
Система власти Сиобряном неплохо отлажена. Какое-то время всё, что потребуется, это просто следить за тем, как скользят колёсики и шестерёнки.
Я пыталась себя успокоить, погасить панику.
Достопочтенный родитель Сиобряна был человеком отнюдь не умным и не отличающимся характером или силой воли. А ведь правил же успешно целых двадцать лет?
И я смогу.
Мне, в конце концов, не так уж долго стоять у руля. От силы лет пять.
А там… там Риану будет только девятнадцать!
О, Двуликие Боги! Вы читаете в людских сердцах и знаете, если бы был хоть малейший шанс договориться с Фабрианом по-хорошему, не боясь за жизни моих детей, я бы предпочла отдать ему корону и удалиться в свои земли и замки.
Но сделанного не воротишь.
Хватит оглядываться назад.
Флаги на штандартах королевского дворца были спущены в знак траура.
Стоило воротам отвориться, как навстречу нам выдвинулась целая процессия придворных.
Телохранители плотно обступили Риана со всех сторон, прикрывая от возможного нападения.
Вперёд вышел главный гофмейстер.
– Ваша милость, – склонился он в низком поклоне.
За его спинами с постными минами маячили премьер-министр и Первосвятейший.
– Как здоровье моего мужа, господин Кабатьер?
