В первые мгновения этого видения Алиду сковал ужас: что, если она умерла? Она никогда не слышала, чтобы человек просто так видел себя со стороны. Но все остальные ощущения, кроме зрения, работали как обычно. Она чувствовала, как тело отзывается на тряску, чуяла противный запах моряцкого тела, слышала грузные шаги, шум ломаемых веток и грубые окрики, перемежающиеся выстрелами. В толпе Алида разглядела Ханера, который также бежал и стрелял куда-то вверх. Причем она так и не выяснила, был это радостный трепет или вновь поднявшаяся горечь обиды.
– Не тратьте болты! Только пули! Только по делу! – командовал капитан.
Дрея и Липучки среди убегающих не было. На плече у другого моряка, того самого, что носил охотничий костюм, висела еще одна девушка с мешком на голове. Алида узнала ее по платью с орнаментом из петушков – видела в деревне. Девушка-древун не двигалась: то ли была оглушена, то ли растерялась настолько, что прекратила любые попытки сопротивления.
Лес превратился в редкую рощу из молодых осин, испещренную тонкими лентами ручьев. Ботинки матросов захлюпали по грязи, увязая и брызгаясь. Алида увидела, как несколько капель холодной жижи плеснулись на ее связанные руки, матрос побежал медленнее, неуклюже переставляя мощные ноги. Остальные мужчины тоже замедлились, чертыхаясь и поскальзываясь. Со злорадством юная травница подметила, как Ханер едва не упал лицом в грязь, но ухватился за осиновый ствол, чуть не поломав тонкое деревце.
Небо впереди окрасилось в зеленоватый оттенок: явный признак того, что солнце уже готово выглянуть из-под своего одеяла и бросить первые лучи на макушки лесных деревьев. Алида, используя свою странную, открывшуюся вдруг способность, окинула взглядом местность.
Сразу после рощи виднелось широкое поле, простиравшееся до самой глади Большой Воды, темно-стальной и зловещей в рассветных сумерках. На поле росли какие-то странные растения с опущенными листьями и большими, распухшими бутонами на жирных, никнущих к земле стеблях. «Поле Птиц» – всплыло название в голове у Алиды. А вместе с названием пришли и воспоминания: Мел рассказывал ей о стаях агрессивных птиц, которые скрывались в бутонах.
– Подавай сигнал! – скомандовал Пристенсен. – Атконс, сигнал!
Пожилой мужчина с посеребренной сединой бородой зажег пороховую шашку и кинул ее в сторону поля. Едкий дым расползся у земли, и в ноздрях у Алиды защипало.
– Останавливаемся! Дальше идти опасно! Ждем ответа со шхуны.
Моряки замедлили шаг, тяжело дыша и смахивая пот со лбов. Коренастый перехватил Алиду поудобнее, но опустить пленницу на землю не решился. Пристенсен хмурил брови и шлепал по вязкой земле взад-вперед, поминутно сверяясь с карманными часами. Что-то шло не по его плану, и Алида не удержалась от злорадной усмешки. Голова ее по-прежнему раскалывалась от боли, ее тошнило, руки и ноги затекли, но наблюдать за злобой капитана, пусть и используя эту неизведанную пока способность видеть со стороны, было невыразимо занятно.
– Почему так долго? – проворчал один из команды, молодой полноватый блондин.
– Черт бы побрал этого старика, – согласился с ним охотник и с кряхтением переложил девушку-древуна на другое плечо.
– Заткнитесь! – рявкнул Пристенсен и еще сильнее сдвинул брови, прислушиваясь.
Наступила звонкая, неестественная тишина. Будто эти дикие земли замерли, не то испугавшись, не то готовясь дать отпор чужестранцам, которые бесцеремонно нарушили привычное течение жизни.
Мужчины начали недовольно переговариваться. В голосах некоторых сквозил неприкрытый страх. Алида смотрела на собственное тело, поддерживаемое руками моряка, и чувствовала, как начинают гудеть ребра и ныть легкие от долгого нахождения в одной неудобной позе. Дышать ей было тяжело, отчасти из-за мешка на голове, отчасти из-за согнутого положения. Вдалеке, у скалистых берегов, качалась пришвартованная шхуна с опущенными багряными парусами.
– Знака нет, ты же видишь, капитан, – сказал матрос в охотничьей куртке и подошел к своему командиру. – Черт бы побрал этого Корнитуса, я сразу сказал, что он вырубится в самый ответственный момент.
Охотник сплюнул себе под ноги. Пристенсен ничего ему не ответил, вперив взгляд в циферблат карманных часов.
– Капитан, нам страшно, – подал голос один из младших матросов. – Ты и сам видел всю дьявольщину, которая здесь творится. Что, если эти демоны вернутся за нами? Вдруг они захотят вернуть пленных девок?
– Еще три минуты, – упрямо буркнул Пристенсен.
– Тяжело волочить-то, – взбунтовался державший Алиду, и девушка возмущенно брыкнулась.
– Не смейте отпускать пленных! – злобно крикнул капитан и присел на сундук со страницами, будто боялся, что кто-то из команды, а может, и из других обитателей Земель могут покуситься на добычу.
– Капитан, знака не будет. – Ханер с мрачным видом приблизился к Пристенсену. – Он не поможет нам перейти поле…
Пристенсен нервно дернулся, поднялся с сундука, сделал несколько шагов в сторону Поля Птиц, развернулся, пошарил по карманам и, найдя сигару и огниво, закурил.
– К черту! Вы что, испугались старой легенды? Где доказательства, что это поле таит какую-то опасность? Это простые цветы. Мои моряки что, боятся цветов?
Мужчины неуверенно покачали головами.
– Значит, хватит прятаться в этих проклятых кустах. – Пристенсен с силой дернул на себя хилое деревце, и тонкий ствол переломился в его руке. В воздухе запахло свежей древесной корой. – Я иду на «Волчью пасть». Тащите девок. Конюх, помоги с сундуком.
Алида запаниковала. Все, что говорил Мелдиан, до этого мгновения оказывалось сущей правдой, как бы причудливо и дико это ни звучало. Перспектива оказаться посреди Поля Птиц и разбудить стражников Земель, спящих в бутонах странных цветов, ее совсем не прельщала. «Хорошо, что мое лицо скрыто, – подумала Алида. – Может быть, мои глаза останутся целыми».
Матрос обреченно двинулся за своим капитаном, и Алида уткнулась лицом в его пропахшую солью и потом рубашку, на всякий случай пряча глаза. Она вдруг подумала, исчезнет ли эта новая способность видеть со стороны, если птицы вдруг действительно лишат ее зрения? И следующий вопрос возник вслед за первым: если мешок снимут с ее головы, она снова будет видеть как прежде? А вдруг так и придется смотреть на все сверху вниз? Алида всхлипнула от безысходности, за что тут же получила ощутимый шлепок по пояснице.
– Молчи, ведьма, – рыкнул коренастый. – Отплясала свое.
– Прибавим ходу. – Пристенсен взмахнул рукой, призывая идти за ним. – Тут надежная почва. Старайтесь не топтать эти чертовы цветы.
Моряки потрусили за своим капитаном, пытаясь шагать спешно, но осторожно. Запах на поле стоял странный и необычный, напоминающий смесь запахов сырой земли, лесных цветов и гниющего мяса.
Алида по-прежнему наблюдала со стороны, как отряд, выстроившись в шеренгу, движется через поле. Капли росы застыли на ворсистых листьях цвета золы. Утренний туман серебристой шалью окутал землю. В висках билась боль, тупая и тяжелая, как чугунок с похлебкой. Она сглотнула, борясь с подступающим спазмом.
Тут тягучую тишину нарушил звук, похожий на шелест чьих-то огромных крыльев. Алида машинально приподняла голову, вглядываясь в темноту мешка, пока ее другое, открывшееся совсем недавно второе зрение не могло понять, откуда доносится звук.
– Закрывайте уши! – завопил Пристенсен. – Если заняты руки, кричите! Пойте! Шумите вовсю, дьявол бы вас побрал! Только не давайте им заморочить вам головы! Преисподняя вас побери!
Из-за леса вылетели три полуженщины-полуптицы, и их воинственные кличи разнеслись над полем, оглушая и гипнотизируя, отзываясь резкой болью в ушах.
Алида повернула голову набок, вжимаясь одним ухом в спину моряка, чтобы заглушить крики сиринов. Барабанные перепонки задрожали, готовые вот-вот лопнуть под натиском высокого, вибрирующего вопля.
Моряки закричали, кто-то запел, некоторые просто зажали уши и помчались к шхуне во весь дух. Охотник вскинул свободную руку с револьвером и выстрелил в сторону одной из сиринов. Женщина-птица хрипло вскрикнула и камнем рухнула вниз, взметнув в воздух несколько бурых перьев. Блондин выстрелил из арбалета в другую птицу, но промахнулся, и сирин принялась рвать его спину острыми когтями. Моряк истошно завопил от боли.
