Какое-то время мы смотрели друг другу в глаза, словно выясняя, кто первым поддастся на провокацию.
И – поддастся ли?
– Я отчего-то думаю, что ты этого не сделаешь. Миарон заверял меня, что ты и не собирался.
– Конечно же, Миарону лучше меня самого известны мои намерения, – зло рассмеялся он. – Даже спорить с ним не буду.
– Зачем ты сделал то, что сделал? – голос мой смягчился. – Для чего?
– Разве ответ не очевиден?
– Нет. А я хочу знать, что двигало тобой: чья-то воля? Собственное желание? Хотел ты досадить мне? – я невольно понизила голос. – Или Миарону?
Он хмыкнул, снова скрещивая руки на груди:
– Может быть я честный, недалёкий патриот, желающий освободить страну из-под ига узурпаторов? Что тут такого? Вы весьма непопулярны у народа, сударыня. Скажем откровенно, жили в этой стране королевы куда более любимые. А может быть я просто хотел с вами познакомиться? Мы же не чужие люди, в конце концов.
– Что сказать? Ты не ищешь лёгких путей. И другим жизнь, похоже, облегчать не собираешься. Что же мне с тобой делать?
– Можно озвучить варианты?
– Вариантов три. Первый: мы находим общий язык, и ты остаешься со мной при дворе. Второй: мы не находим с тобой общего языка и тогда мне придётся отослать тебя из Фиара, по твоему желанию – либо в Эдонию, либо в Синие Горы.
– То есть в любом случае выходка сойдёт мне с рук?
– Да.
В зелёных глазах юноши заплясали бесята, без слов напомнившие о его отце и о том чувстве, что я питала к нему когда-то.
– Здорово! Я-то уже успел приготовиться к смерти. И было с чего. Я виновен. И не намерен раскаиваться.
– Мне ненужно твоего раскаяния. Я хочу от тебя гораздо большего – любви.
– На мелочи королевы ведь не размениваются?
– Пообещай, что будешь вести себя, как подобает в приличном обществе и я немедленно тебя освобожу.
– Прилично? А это как? – не удержался мальчишка от искушения покривляться. – А если я не знаю, что считается приличным в вашем милом обществе? Если, вдобавок, вообще не питаю уверенности, что само общество приличное – тогда как? Останусь гнить в темноте, преданный голодной смерти?
– Хочешь есть?
Мысль о том, что мы уже вторым завтраком позавтракали, а бедный мальчик тут постится с самого вечера, отчего-то до этого момента не приходила мне в голову.
Ну и какая я мать после этого?!
– Я бы не отказался перекусить. Но чем вы собираетесь меня потчевать? Вряд ли в карманах ваших парадно-траурных одежд завалялся сухарик для утлого узника?
– Паки!
Лейриан с трудом сдержался, когда в центре камеры возник мой личный бес.
Выглядел последний с для непривычного к подобным созданиям взгляда жутковато.
– Госпожа вызывала Паки? Паки рад услужить госпоже! Приказывайте, – склонил он предо мной рогатую голову с желтыми, сверкающими как угли, глазами.
– Слепой Ткач! – передёрнулся от отвращения юноша.
– Накрой стол для обеда здесь на двух персон. И прибери всё, а тот тут так неуютно.
– Будет исполнено, – поклонился Пайки и исчез. – Пайки всё сделает.
– Что за тварь? – поинтересовался сын.
– А на кого похоже?
– На чёрта.
– Чёрт и есть.
– Вы взяли к себе в услужение черта? – в голосе Лейриана прозвучало ровно столько же сомнения, сколько и возмущения подобным фактом. – И вы не боитесь, что эта, в принципе не управляемая, гадина, может выйти из повиновения?
– Он со мной много лет. Ты ещё на свет не появился. И до сих пор Паки ни разу меня не подвёл и не разочаровал. Я верю моему бесу больше, чем людям.
– Вы безумны, сударыня? В любом трактате можно прочесть, что бесы не служат колдунам и магам, какой бы силой те не обладали. Единственные, кого признают эти твари – демоны.
– Ну так я демон и есть. Только воплощённый.
– Вы серьёзно?
– Вполне.
Камера осветилась огнями.
Возник стол с кушаньями, показавшимися аппетитными даже мне, хотя я и не была голодна. А у человека голодного от одного аромата уже, наверное, слюнки потекли?
– Исполнено.
Паки появился последним, уже после того, как материализовались стулья.
– Госпожа довольна мной?
– Да. Можешь быть свободен.
Чёрт исчез.
– Он везде может появляться и исчезать вот так? – в зелёных глазах Лейриана наконец-то сверкнул подлинный, азартный интерес.
– Везде, где я разрешу.
– А откуда все эти чудеса кулинарии? Из Бездны?
– Можно сказать и так. Королевская кухня то ещё пекло.
– То есть еда настоящая?
– Её приготовили повара на кухне. Паки только перенёс её из одного места на другое. Ешь и ничего не бойся.
Фырканье, раздавшееся в ответ, можно было трактовать как угодно – как насмешку, иронию или возмущение.
Я предпочла сделать вид, что вовсе ничего не услышала.
Лейриан с аппетитом накинулся на кушанья.
– Расскажите, каково это – быть демоном? – ехидно протянул он, не забывая подкладывать себе новых вкусняшек.
– Обыкновенно, – пожала я плечами.
– Этого не может быть. В чём-то вы должны отличаться от остальных, раз вы демон?
– Возможно. Но поскольку я всю жизнь была тем, кто я есть, мне не дано почувствовать разницу.
– Ходят слухи, что вы убиваете людей для того, чтобы оставаться вечно молодой. Это правда?
– Иногда приходится принимать человеческие жертвы. Но вовсе не для того, чтобы сохранять красоту и юность. Если коротко, это необходимо для поддержания баланса между моей человеческой частью и демонической половиной. Если я не стану убивать, сойду с ума.
Вилка замерла в руках Лейриана и он уставился на меня со странной смесью ужаса и сарказма:
– И это, по-вашему, обыкновенно? – тряхнул он головой. – Вы так спокойно говорите об убийстве людей?
– Я привыкла. Ты же не станешь истереть из-за того, что для твоего обеда приходится зарезать очаровательную свинью или даже маленького телёнка? Они невинны, часто привязаны к тем, кто позже слопает их с чесночком. И что? Твой голод для тебя важнее их жизни, не так ли?
– Это разные вещи! – искренне возмутился Лейриан.
– Если бы у меня был выбор, я бы предпочла никого не убивать. Но проблема в том, что выбора у меня нет. И это, к твоему сведению, происходит не так уж часто – раз-два в полгода.
К тому же я не убиваю невинных и законопослушных граждан – только тех, кто давно перешагнул границу дозволенного людьми и Двуликими: убийц, насильников, маньяков, извращенцев и отщепенцев.
Часто я беру на себя роль палача. Волки, как известно, санитары леса.
– Ну да, конечно. Вы убиваете людей, которые, как вам кажется, не достойны жить. Но вы не судья, миледи! Да и каким способ вы определяете, что эти люди перешагнули черту?
– Наблюдение полезный метод. Рекомендую.
– Отец говорил правду: вы очень странная женщина.
– Отец? – вскинула я брови.
Потом нахмурилась, поняв, кого он имеет в виду:
– Миарон сказал, что ты его сын?
Пришёл черёд Лейриана хмуриться.
Вилка застыла в его руках, потом он нервно отбросил её от себя.
– Что вы хотите этим сказать?!
– Я вовсе не хочу ничего говорить, но факты вещь упрямая.
– И каковы эти факты?
– Миарон сделал для тебя куда больше, чем твои настоящие родители и я не отрицаю его права претендовать на твою любовь и уважение.
– Любопытно было бы посмотреть, как вы стали бы это делать! – вскричал Лейриан. – Но продолжайте, сударыня. Мне весьма интересно. Если мой отец не Миарон и не ваш супруг, то кто же, в таком случае? Может быть это тоже какая-то затаённая особенность демонов – обязательно прелюбодеяние с кем попало и где попало?
– Довольно, мальчик. У тебя нет права оскорблять меня.
– Права мне и не надо, – со злым весельем сообщили мне. – Было бы желание.
Я наградила юношу долгим взглядом.
– Понимаю причину твоего гнева. И могу представить, какой со стороны тебе кажусь. Но чтобы судить нужно знать обстоятельства.
– Я не вчера родился на свет и могу их себе представить.
