Матросы быстро спустили на воду легкий ял. Я перекинул через плечо перевязь с пистолем и шпагой. Бросил последний взгляд на палубу, на притихшую команду, на Моргана и Стива, провожавших меня взглядами. Спустился вместе с Изабеллой по трапу в шлюпку. Гребцы налегли на весла, и мы отчалили от борта «Принцессы».
Чем ближе мы подходили к пристани, тем гуще становилась толпа, тем громче гудел порт. Зазывалы, торговцы всякой дрянью, пьяные матросы, портовые девки, мрачные фигуры с оружием на поясе — обычная публика Тортуги. Но сегодня все они провожали нашу шлюпку долгими, пристальными взглядами. Кто-то узнавал меня в лицо, кто-то — по флагу на корме шлюпки. Шепот пробегал по толпе, люди толкали друг друга локтями, показывали в нашу сторону. Я старался не обращать внимания, держал лицо непроницаемым, но чувствовал себя зверем на ярмарке.
Шлюпка ткнулась носом в гнилые сваи причала. Я первым ступил на берег, ощутив под ногами шаткие доски. Воздух был тяжелым, спертым. Мои ребята выскочили следом, окружив меня плотным кольцом. Мы двинулись сквозь толпу, которая нехотя расступалась, пропуская нас. Я шел к резиденции губернатора — единственному приличному зданию в этом вертепе, возвышавшемуся над портовыми лачугами. Встреча с де Лонвийе была первым шагом. Нужно было понять расклад сил и заручиться его поддержкой, прежде чем строить дальнейшие планы. Слишком многое стояло на кону, чтобы полагаться только на удачу и верность пиратского братства.
Резиденция губернатора де Лонвийе оказалась словно глотком свежего воздуха после смрада и суматохи порта. Крепкое каменное здание, обнесенное невысокой, но внушительной стеной, с ухоженным садиком и часовыми в синих французских мундирах у ворот — контраст с остальной Тортугой бросался в глаза. Здесь царили порядок и видимость цивилизации, островок власти посреди всеобщей анархии. Толпа зевак замерла у ворот, не решаясь подойти ближе. Лишь несколько особо наглых типов продолжали издали сверлить нас взглядами.
Часовые у ворот преградили нам путь, выставив мушкеты. Вид у них был строгий, но без враждебности. Они знали, кто я — флаг на шлюпке и моя физиономия, уже ставшая местной легендой, сделали свое дело. Но, главное, они узнали Изабеллу.
— Капитан Крюк к его превосходительству губернатору де Лонвийе, — произнес я ровно. — Срочное и важное известие.
Один из солдат кивнул и скрылся за воротами. Мои ребята стояли молча, руки на оружии, но без вызывающей агрессии. Мы ждали. Напряжение, витавшее над всей Тортугой, ощущалось даже здесь, у порога власти.
Вскоре вернулся первый солдат в сопровождении офицера — подтянутого француза с тонкими усами и цепким взглядом. Он окинул меня быстрой, оценивающей пробежкой глаз с ног до головы.
— Месье Крюк? Губернатор ожидает вас. Прошу следовать за мной. Вашим людям придется остаться здесь.
Я обернулся к своим парням.
— Ждите. И смотрите в оба.
Они молча кивнули. Я с Изабеллой последовал за офицером через ворота во внутренний двор. Аккуратные дорожки, стриженые кусты, журчание фонтанчика — тишь да благодать по сравнению с гаванью. Нас провели прохладными коридорами в просторный кабинет, обставленный тяжелой дубовой мебелью. За массивным столом сидел сам Жан-Филипп де Лонвийе, губернатор Тортуги.
Это был мужчина средних лет, с усталым, но проницательным лицом, обрамленным седеющим париком. Одет он был богато, но без показной роскоши. Глаза его смотрели внимательно, в них чувствовался опыт человека, повидавшего многое и многих. Он поднялся мне навстречу, когда я вошел. В его взгляде смешались тревога и затаенная надежда.
— Капитан Крюк, — произнес он сдержанно, хотя голос его слегка дрогнул.
Увидев отца, Изабелла вскрикнула и бросилась к нему.
— Папа!
Де Лонвийе подхватил дочь, крепко обнимая. Он гладил ее по волосам, что-то шептал, лицо его было мокрым от слез. Изабелла тоже плакала, уткнувшись ему в плечо. Это была сцена чистого, неподдельного счастья и облегчения после долгой разлуки и пережитого страха. Я молча наблюдал, чувствуя себя немного неловко, будто лишним на этом семейном воссоединении. Мои парни тактично отступили к двери.
Наконец, губернатор немного совладал с собой. Он усадил Изабеллу в кресло, сам сел рядом, не выпуская ее руки.
— Расскажи мне все, дитя мое, — попросил он тихо.
Изабелла, все еще всхлипывая, но уже улыбаясь сквозь слезы, начала свой рассказ — о похищении, о днях в плену у Роджерса, о том, как капитан Крюк настиг корабль негодяя и спас ее. Упомянула и о Марго, с которой ей пришлось делить кров и которая, как ни странно, отнеслась к ней с сочувствием. Де Лонвийе слушал внимательно, его лицо мрачнело при упоминании Роджерса и его связей с Кромвелем, и светлело, когда Изабелла описывала свое спасение.
Закончив рассказ, Изабелла с искренней благодарностью посмотрела на меня. Губернатор тоже перевел на меня взгляд. Теперь в нем не было и тени прежней официальной сдержанности. Только глубокая признательность.
— Капитан Крюк, — произнес он, поднимаясь и подходя ко мне. — Вы не просто спасли жизнь моей дочери. Вы помогли раскрыть опасный заговор против интересов Франции в этих водах. Информация о Роджерсе, о его связях с лордом-протектором Кромвелем, о его охоте за вами и тайной Дрейка — все это имеет огромную ценность. Франция вам обязана. Я вам обязан.
Он хлопнул в ладоши. Дверь снова открылась, и двое слуг внесли тяжелый окованный сундук. Они поставили его на пол у моих ног и откинули крышку. Сундук был доверху набит золотыми монетами — дублонами, пиастрами, луидорами. Сверху россыпью сверкали драгоценные камни и несколько изящных ювелирных украшений.
— Это лишь малая толика моей благодарности, капитан, — сказал де Лонвийе. — За спасение Изабеллы и за вашу службу Короне. Возьмите. Вы заслужили это по праву.
Сумма была внушительной. Даже для меня, человека, нашедшего сокровища Монито и тайник Дрейка, это было целое состояние. Я окинул взглядом золото, затем перевел взгляд на губернатора.
— Был рад послужить и помочь вашей дочери, месье губернатор, — ответил я.
Я не стал изображать ложную скромность. Золото мне было необходимо — для моих планов и будущего, которое я намеревался выстроить. Губернатор удовлетворенно кивнул. Слуги закрыли сундук.
— Мои люди проводят ваших людей и помогут доставить это на ваш корабль, — сказал де Лонвийе. — А сейчас, капитан, если вы не слишком утомлены дорогой, я хотел бы поговорить с вами о более серьезных делах.
Губернатор жестом отпустил Изабеллу, которая, бросив на меня последний благодарный взгляд, вышла из кабинета в сопровождении адъютанта. Слуги, забравшие сундук с золотом, также бесшумно удалились. Дверь плотно закрылась. Мы остались одни. Атмосфера в кабинете неуловимо изменилась, стала сугубо деловой, воздух словно сгустился. Де Лонвийе вернулся за свой стол и вновь указал мне на кресло напротив. На этот раз я принял приглашение.
— Итак, капитан, — начал он, сложив пальцы домиком и устремив на меня внимательный взгляд. — Перейдем к делам государственной важности. Ваше столкновение с агентами Кромвеля, людьми вроде Роджерса, а теперь, как я заключаю из донесений и ваших прежних намеков, и с некими Ридом и Коксом, — это не просто пиратские стычки. Это часть большой игры, которую лорд-протектор ведет здесь, в Карибском море.
Он сделал паузу, оценивая мою реакцию.
— Англия под властью Кромвеля становится все более агрессивной силой, — продолжил губернатор ровным тоном. — Их флот крепнет, их торговые компании действуют все наглее, их шпионы и агенты проникают повсюду. Они теснят испанцев, но не забывают и о Франции. Король Людовик крайне обеспокоен усилением Англии и ее растущим влиянием на морские пути и колониальные владения. Информация, которую вы предоставили — о прямом участии людей Кромвеля в охоте за вами и некими артефактами Дрейка, об их попытках дестабилизировать обстановку, используя пиратов вроде Роджерса, — чрезвычайно ценна. Она подтверждает наши самые серьезные опасения.
