За двумя длинными выщербленными стенами не возвышалось ни одной постройки. Ни один фонарь не освещал округу. Лишь вдали кое-где пробивался бледный свет свечей из редких окон.
Я разобрала зов, сильный, на вкус – едкий. Им потянуло откуда-то справа. Из-за проржавевшей, бывшей когда-то ажурной, решётки.
Прислушиваюсь к внутренним ощущениям, я пыталась понять, что это – страх или страсть?
Похоже, страх. Сильный, на грани паники.
Страх слишком сильный для того, чтобы кричать.
Сейчас, когда демон почти сорвался с поводка, он чувствовался и ощущался как живое существо, за которым я шла по следу.
Притягивает, манит, дразнит. Кружит голову. Наполняет всё тело вибрирующей жаждой крови и боли.
Воображение уже рисовало, как я сожму податливую плоть в руках. Как под моим жаром она начнёт сплавляться, распространяя вокруг себя боль, насыщающую и вкусную.
Как эта плоть станет терять вес, выгорая изнутри…
***
Запах жертвы притягивал, дразнил и манил.
Я смутно помнила, как преодолела разделяющее нас расстояние.
И застыла, поверженная в ступор. Жажда свернулась, как тень, застигнутая врасплох светом.
Передо мной стояла маленькая белокурая девочка, не старше пяти лет. Может быть даже младше.
Несмотря на холод, она была босая и лохмотья, служившие ей одеждой, вряд ли способны были согреть маленькое, трясущееся от страха, тело.
Прозрачные, полные ужаса, глаза уставились на меня.
Они были прозрачными и серыми. Как у Анэйро.
– Кто ты? – дрожащим голосом протянула девочка. – Монстр?
Вообще-то, да.
Но только ребёнку об этом знать не стоит.
– Смотря для кого, – выдохнула я, медленно опускаясь рядом с девочкой на колени.
– Ты не сделаешь мне больно?
Я покачала головой:
– Ни за что. Я не причиняю боли маленьким. Особенно если маленькие – это девочки.
– Потому что ты сама когда-то была девочкой?
На чумазом личике отражается жалкая попытка улыбнуться.
– Да. Потому что когда-то я была такой же, как ты. Ну, или почти такой же. Малышка, а где твоя мама?
– Мама умерла.
Ну, конечно. А как же ещё маленькие девочки оказываются одни в холодной осенней ночи?
– И что ты тут делаешь?
– Прячусь.
– От кого?
– От злого дяди. От него плохо пахнет. И он делает мне больно.
Девочка переступила худенькими, как былинки, босыми ножками. Ей явно было холодно.
– Как он делает тебе больно? Бьёт тебя?
Девочка опустила голову. Волосы, вьющиеся и мягкие, накрыли ей лицо.
– Он заставляет меня делать… он…
Я поняла отчего прячется эта девочка. И почему у её страха такой вкус.
Ярость и ненависть ко всем мужланам накрыла волной и, видимо, отразилась в глазах. Девочка сжалась, приседая на корточки, забиваясь в щель.
– Не бойся меня. Я пришла наказать не тебя, а того, кто не боится обижать маленьких девочек….
Резкий рывок сзади за волосы заставил меня опрокинуться на траву, не успев закончить фразы.
Перекошенное от ярости испитое лицо живо напомнило о моём собственном долбанном детстве. О детстве, которое я всеми правдами и неправдами старалась забыть.
– Убирайся, гнусная шлюха, пока я не продырявил твою тупую башку. Я заплатил за это маленькое отродье и намерен развлечься. Сам Слепой Ткач не остановит меня сегодня.
– Слепой Ткач может быть и не остановит. Но насчёт Матери Кошмаров что скажешь?
– Скажу, сдохни, дура!
Я увидела, как его рука поднимает огромное дуло пистолета, упирающегося мне в лицо.
И едва успела скользнуть за Грань.
Мир застыл.
Краски поблёкли.
Вывернувшись из-под его руки я, не выходя на Ту Сторон, схватила мужлана за плечо и послала первый огненный импульс, в тот же миг выскальзывая в нормальное измерение.
Бандит завопил, разжимая пальцы.
Пистолет полетел в лужу.
Мужчина рванулся.
Он был силён. Но его отчаянно сопротивление только доставляло мне удовольствие.
Едва мои руки коснулись голой кожи на его груди, виднеющейся в вороте распахнутой рубахи, как он сразу обмяк, как кролик, парализованный ядом змеи.
Хлынувшая мощной струёй кровь доставила мне неизъяснимое, почти чувственное удовольствие. Ладони, как в пластилин, уходили в липкую кожу.
Глаза у жертвы закатились.
Он повалился на землю как мешок с картошкой.
Его смерть меня раззадорила.
Она не только ни утолила – обострила аппетит.
– Он умер? – голос девочки звучал сладкой карамелью.
Будто колокольчик.
– Он тебя больше не побеспокоит, – заверила я её.
Я пыталась судорожно сообразить, что мне делать с этой красавицей. Если уж о ком-то проявил заботу, нельзя бросать на произвол судьбы.
Ладно, пристрою у кого-нибудь во дворце.
– Давай руку. Пойдём со мной.
– Куда? – недоверчиво посмотрела девочка.
– Пока в ближайшую таверну, а там посмотрим.
Сначала выбрались на освещённую факелами улицу.
Потом зашли в таверну, что показалась мне более респектабельной, чем другие.
– Трактирщик?
– Чем могу быть полезен? – с самой любезной улыбкой, на какую только был способен, обратился он ко мне. – Что желаете вы и ваша маленькая леди?
– Маленькая леди желает комнату, мягкую постель и вкусный ужин. И до утра ты отвечаешь за её жизнь.
Я схватила его за шиворот и приблизила к себе, позволив заглянуть в свои полыхающие бездной глаза.
– Я вернусь за ней на рассвете. И, когда вернусь, будет лучше, если девочка окажется всем довольна.
– Д…да, мэм.
– Отлично. До рассвета.
На прощание я потрепала ребёнка по голове, бросила пару золотых совсем разомлевшему от ужаса (при виде моих глаз) и от счастья (при виде золота) трактирщика.
И покинула таверну.
Я тихонько брела вдоль погружённых в сон улиц в поисках приключений и очередной жертвы.
Капли дождя падали всё тяжелее.
А ржавых ворот в ночном городе меньше ничуть не стало.
Одна из таких калиток оказалась приоткрыта. Я почувствовала тянущийся оттуда след тоски, предчувствия смерти и вошла внутрь.
В маленьком дворике стояло шестеро молодых людей. Скорее даже мальчишек.
– Мы думали, ты не придёшь, – донёсся до меня голос одного из них.
– Не в моих правилах отступать, – вымолвил парнишка.
– Мы ждали тебя раньше, – проблеял кто-то из своры.
– Приходить раньше так же невежливо, как опаздывать, – пытался парировать тот, кому, судя по общему раскладу, предстояло противостоять в одиночке целой своре. – Но раз уж мы в сборе, пожалуй, не будем тянуть время. Мне ещё нужно выспаться.
Блеснули шпаги.
Атаковал мальчик удачно, но противник легко парировал нацеленный ему в грудь клинок и перешёл в наступление.
Мальчику пришлось развернуться, чтобы успеть отбить присоединившуюся к драке парочку противников.
Шпаги звенели. И даже в темноте было видно, что взятый темп мальчику долго не выдержать.
– Не справедливо это – шестеро на одного.
– Иди-ка ты, кем бы ты не был, куда шёл.
– Именно так я делаю, – заверила я.
– Не нарывайся. Сегодня смерть ходит по городу и охотно заберёт парочку ублюдков.
– Это верно, – с усмешкой согласилась я. – Не стану отрицать, вы мне приглянулись.
– Слушай ты что, блаженный?
Откинув с лица капюшон, открывая длинные рассыпавшиеся волосы, я со смехом бросила:
– Блаженная. В позицию, господа!
Выхватив шпагу у растерявшегося парнишки, я ринулась в бой.
Естественно, не соблюдая правил поединка. Ещё чего? Я же дама. Одна. Против шестерых кавалеров. Пусть и малолетних.
К десятому выпаду всё было кончено. Иначе и быть не могло. Во-первых, я брала уроки у лучших мастеров Фиала, а во-вторых, большей частью удары наносила С Той Стороны, поминутно ныряя за Грань и возвращаясь.
Парнишка в недоумении стоял и хлопал глазами.
Отерев шпагу о камзол убитого, я стрельнула в него глазами:
– Вас больше не смею задерживать.
