Витязь 2 (СИ) - Калбазов (Калбанов) Константин Георгиевич

— Говорите, Никита Григорьевич. Говорите.

— Да не о чем мне с тобой говорить, уб-богий.

Я подшагнул к противнику, и сделал пробный выпад. Тот не стал скрещивать клинки, отступил и тут же перешёл в контратаку. С-сука. Вроде бы он тоже должен начать прощупывать меня, но вместо этого провёл результативную атаку, полоснув меня по рёбрам на боку. Болезненно, но не глубоко, хотя и кровит изрядно.

И ведь не остановился на этом. Отступая взмахнул клинком, взрезав рубаху и оставив косую полосу на груди. Если эдак пойдёт и дальше то он на мне начнёт знаки Зорро вырезать. И ведь я видел его атаки, и даже попытался противодействовать им, но, во-первых, оказался для этого не так быстр, а во-вторых, этот ублюдок умудрился изменить направление атаки, и отбить ладонью мой клинок.

— Вам уже не так весело? — Стремительно отступив, одарил он меня любезной улыбкой.

— Отчего же. Я сумел нейтрализовать две твои смертоносные атаки, хотя сам ещё даже не начинал. Так что, раунд остался за мной. — Отмахнулся я, удивляясь тому, что несмотря на боль, не вскрикнул и сейчас держусь бодрячком.

— И кровью истекаете так же вы, Никита Григорьевич. Храбритесь? Ну-ну. Давайте поиграем.

— Надеешься на то, что я потеряю способность драться от кровопотери? Вынужден тебя разочаровать. Я не успею истечь кровью, а ты сдохнешь. Причём окончательно.

Следующие десяток секунд показали что мои слова всего лишь навсего бахвальство. Две атаки, завершились стремительными контратаками Рыкова, и четырьмя довольно болезненными порезами.

Помните я рассказывал о том, что опытные бретёры стараются не убивать своих противников, а нанести как можно больше незначительных ран. Убитого поднимут с помощью рун, таков закон, израненного станут лечить традиционными методами и он испытает всю гамму неприятных ощущений.

Вот и мой противник начал надо мной издеваться. Собственно, это была моя победа. Я ведь добился того чего хотел. Правда это явно не прибавляет мне приятных ощущений и здоровья, но по меньшей мере я всё ещё жив, а во взгляде Рыкова наблюдаю… Нет, это не пренебрежение, но он теперь точно смотрит на меня не так, как это было в начале схватки…

Он однозначно собирался нанести мне очередной порез под правой подмышкой. Но я решил иначе, сместившись вправо, да ещё и подался навстречу. Его клинок пробил мою грудь насквозь, я схватил его руку и потянул на себя, насаживаясь на шпагу по самую гарду и лишая противника возможности освободить оружие. Взор застила красная пелена, ещё мгновение и я лишусь чувств. Но будучи заточен на удар, в последнее мгновение я всё же сумел его нанести, вогнав отточенную сталь под подбородок Рыкова. Занавес…

В себя я пришёл от ощущения боли. И сильнее всего болело… Да ч-чёрт его знает. Везде. Так будет точнее. И ведь рана на груди, самая тяжёлая, отдавалась лишь тупой и ноющей, в то время как многочисленные порезы доставляли широкую гамму неприятных ощущений.

Казалось бы, отличная задумка. Насадить себя на клинок Рыкова, и используя ещё не померкнувшее сознание вогнать острие шпаги ему в мозг. Благополучно помереть, и воскреснуть, будучи поднятым лекарем, как того и требует дуэльный кодекс. Если промахнусь, поединок в любом случае завершён, а я жив здоров и готов посчитаться с ублюдком многократно пытавшимся отправить меня на тот свет.

Но что-то пошло не так. Я жив. Меня корчит от боли. А значит на неопределённое время буду прикован к постели. Что с моим противником непонятно, и он точно не станет ожидать пока я поднимусь на ноги. Значит плюём на гордость и просимся на постой к князю Зарецкому. Уж в его-то усадьбе этот охотничий пёс старика Каменецкого до меня не доберётся.

— Никита Григорьевич, как вы себя чувствуете? — поинтересовался склонившийся надо мной лекарь.

— Бхы. Б-благ-гходарю, хреново. — Превозмогая боль в груди, ответил я.

— Ну, тут уж ничего не поделать, придётся потерпеть. Жизнь ваша вне опасности, остальное отдаю в руки обычной медицины. Во всяком случае вы живы, в отличии от вашего визави.

— Ну т-ты силё-ён. — Уважительным тоном произнёс склонившийся надо мной Дмитрий.

— Мёртв? — с надеждой спросил я.

— Окончательно и бесповоротно. Вот удивил, так удивил. Не упомню, чтобы такой приём хоть кто-то проворачивал.

— Это не приём, а атака обречённого.

— Согласен, он так на тебя осерчал, что никак наиграться не мог… Погоди, так ты его намерено… Вот т-ты жук.

— Никита Григорьевич, это вам.

Подошедший ко мне секундант Рябова протянул конверт, запечатанный восковой печатью с оттиском герба Каменецких. Вообще-то мне сейчас хреново, и ещё не все повязки наложили, но я всё же не удержался.

«Итак, юноша, если вы это читаете, значит Рябов мёртв, а вы соответственно выжили. Не скажу, что меня это радует, ибо Афанасий был идеальным инструментом, который до недавних пор действовал безотказно. С вами это вышло четырежды. Полагаю, что тут дело далеко не только в сильном даре и вашей способности. Иначе как волей Господа я объяснить этого не могу. А кто я такой, чтобы противиться ему. Не знаю, пересекутся ли в грядущем наши с вами пути или интересы моего рода, но на день сегодняшний, мне остаётся лишь пожелать вам всего хорошего.»

Я поднял взгляд на секунданта, устало кивнул, и позволил лекарю дальше обрабатывать мои раны. В смысле, нанести мазь и забинтовать. Заражения не будет, и на большее можно даже не рассчитывать. Наложение швов, это уже к целителю, задача университетского лекаря не позволить мне загнуться в манеже, далее он умывает руки.

— И куда тебя? — спросил Дима.

— Давай на квартиру в Замоскворечье. Я покажу где.

— А может лучше к тестю?

— Не. Туда точно не следует. Если бы этот выжил, тогда был бы самый лучший вариант, а сейчас не хочу.

— Ну и кто за тобой присмотрит на той квартире?

— Со мной оруженосец, так что, разберусь, не переживай.

Ну не говорить же ему, что старику Зарецкому по моей милости грозит смертельный поединок с его давним соперником. Без понятия будут ли в курсе тесть с тёщей или нет, но я-то знаю. Устраиваться в пансионе не хотелось, от слова совсем. Начнутся ходоки, чтобы засвидетельствовать своё почтение, да помочь перевязать раны. И ведь не от вредности характера докучать будут, а совсем даже наоборот, чтобы засвидетельствовать наличие у меня ран, и как следствие отсутствие рунного лечения. А то как же, положено так.

Моя съёмная жилплощадь встретила нас приятной прохладой. Стены здесь толстые, а потому здесь не бывает жарко даже в самую знойную пору. Дима помог мне доковылять до постели. А там уж шефство перехватил Ерёма, быстро избавивший меня от одежды и уложивший под одеяло.

— Сходи за целителем. — Приказал я оруженосцу.

Тот лишь кивнул и скользнул на выход из спальни. Со мной-то он недавно, а в столице только второй день, но парень ушлый, так что разберётся что к чему. Мне сейчас нужно наложить швы. Много швов. Так-то валяться и страдать я не собираюсь, но если активно использовать руны без швов, то можно и без шрамов остаться. Совсем уж пренебрегать условностями общества не следует. Так что, придётся малость пострадать, и постараться исцелиться с максимумом осторожности.

— Не думаю, что это хорошая идея, Никита. Потом разговоров не оберёшься. Всем будет до жути интересно, вылечился ли ты сам, или использовал руны. В пансионе был бы на виду, в доме тестя, слуги и вассалы разнесли бы то, что ты честно проходишь лечение. А так… Ты бы хоть гостей позвал. — Словно прочитал мои мысли друг.

— Дима, тебе не кажется, что ты печёшься о моей репутации больше меня самого?

— Скажи мне кто твой друг, и я скажу кто ты. Слышал такое? Не о тебе пекусь, а о себе. Я-то в тебе ничуть не сомневаюсь, но найдутся умники. — Он повёл плечами.

— Найдутся, научим уму разуму.

— Ну-ну, учитель. Только учти, что отныне всяк кого ты вызовешь на дуэль будет требовать себе поблажку в виде употребления зелий усиления быстроты и ловкости. Прецедент ты сам же и создал.