— Те корабли с вооруженными людьми спустились по реке, а не поднялись по ней.
— Не беда. Они могли прятаться поднимаясь.
— Наши люди следили за ними большую часть дороги туда и обратно.
— Могли что-то не разглядеть. Бывает. Они же близко не подходили.
— Легионеры иначе выглядят. Да и лагерь, видишь, не очень похож. Ты же сам их видел много раз. Только общее сходство. Что вход, что расположение палаток. Еще и вон та штука в центре. Легионеры так не делают.
— И все же я скорее поверю, что Марк Аврелий отправил сюда преторианцев воевать, чем какой-то варвар из глухих лесов смог показать ТАКОЕ.
— Так пойдем — поговорим с ними, — подал голос третий. — Что нам мешает утолить свое любопытство и поглазеть на него?
— Действительно…
* * *
На глазах Берослава небольшой отряд из десятка всадников отделился от массива германцев и направился к броду. Довольно медленно. Демонстративно не доставая оружия и держа свои шлемы, притороченные к седлу.
Спокойно прошел по воде, остановившись на правом берегу, прямо у кромки.
Трое спешились и подошли ближе к лагерю.
На первый взгляд очень слабо укрепленному, но неприятному. Земляной вал высотой около метра формировал подобие квадрата. Перед ним ров треугольного профиля. Так что в этом плане князь не сотворил ничего удивительного, поступив точно так же, как и римляне.
А вот все четыре входа сделаны как этакие захабы. С левого торца каждого из сторон стены начинался проход, шел вдоль внешнего вала до правого торца, откуда уже и можно было попасть внутрь, минуя внутренний вал. Но такой — поменьше, из-за чего снаружи его было не видно.
Ворота же имитировали сборными рогатками, которыми перегораживался проход.
Башен не имелось.
Вообще.
Никаких, окромя небольшой смотровой площадке в центре лагеря, поставленной как этакий «мостик» для наблюдения и управления лагерем. Хотя хотелось. Просто не успели соорудить, хотя бы один наблюдательный пост…
Подъехали переговорщики, значит.
Выступили вперед.
Но сильно близко не подходили. Оставаясь метрах в двадцати. А то мало ли? Причем держа у ноги большие щиты. Видимо, опасаясь, что в них начнут стрелять.
Берослав неспешно вышел из лагеря.
Подошел.
И встал так, чтобы не перекрывать своим силуэтом прострел гостей со стороны вала. После чего тоном начальника поинтересовался?
— Кто? Откуда? Куда?
Но отыграть задуманное шоу не удалось. Вместе с князем ведь вышел Валамир в качестве переводчика. Однако он не успел даже рта открыть, как один из германцев, наконец-то обративший на него внимание, закричал:
— Ах ты пес! — рявкнул он, положив руку на рукоятку клинка. — Как ты посмел предстать передо мной⁈
— Лживая тварь! — рявкнул в ответ Валамир. — Ты клялся моему отцу! Ты обещал защищать меня, как родного сына! Ты обещал отдать свою дочь, если я добуду воинской славы! А что ты сделал⁈ Пытал, а после продал в рабство⁈ Тварь! Мерзавец!
— Тебя убить мало! — прорычал этот в ответ.
И дальше началась перепалка.
Душевная.
Словно опытные дворняжки, разделенные забором, заливаясь — кричали они друг на друга.
А слюной брызгали настолько ярко, что и не пересказать. Князю даже пришлось один раз демонстративно вытереть рукав, на который попало слишком много полостных жидкостей.
— Хватит! — наконец, рявкнул он.
Громко.
Во всю мощь своих легких. Уж что-то, а изобразить «Hald» он сумел от души. Дело-то несложное. Тем более он уже языком владел благодаря Валамиру и встрял, когда эти двое уже почти бросились друг на друга.
Сработало.
Оба заткнулись и уставились на князя.
— Вы чего тут устроили⁈ — прорычал он.
— Ты пригрел у себя на груди змею. — процедил гётский конунг.
— Я послал его к тебе с дарами. Ты напал на него. Ограбил. Пытал. И продал в рабство.
— Я был в своем праве!
— Нет такого права нападать на послов! Ни на земле, ни на небе! — прорычал Берослав на языке гётов с сильным акцентом, но вполне разборчиво для собеседников. — Как верховный ведун бога войны я приговариваю, что отныне любой убившей тебя и ограбившего твою семью до последней крайности совершит богоугодный поступок. И никто не в праве осуждать или вызывать совершившего сие. Ибо законы гостеприимства священны перед ликом небес, особенно в отношении послов.
Этот конунг побледнел и чуть отшатнулся.
Князь же перевел взгляд на старшего и добавил уже нормальным тоном:
— Разговора не получилось. Тебе бы стоило держать своих бешеных псов на коротком поводке.
— Ты умрешь. — с легкой хрипотцой ответил он.
— Мы все умрем. Любая жизнь заканчивается смертью. — пожал плечами Берослав, а потом оскалился с оттенком безумия, старательно косплея Джокера, и добавил. — Путь до той звезды, что светит в небе ярче остальных, смертью нам грозит, но дело того стоит. Славный бог войны услышит в небе звон клинков стальных. Буря, лютый шторм нас только раззадорят.
Разумеется, этот фрагмент песни Князя он переводил на язык гётов на ходу и не очень складно. Чтобы смысл передать. Но и этого хватило. Вон как лицо напряглось. Видимо, эти странные слова верховный конунг остгётов воспринял как какое-то заклинание… магию…
Берослав же добавил после излишне затянувшейся паузы.
— Ступай и атакуй, коли не боишься. Освятим землю кровью.
Тот молча кивнул и, нехотя повернувшись к князю спиной, пошел к лошадям. За ним следом поспешили его спутники. Причем излишне быстро, едва не обгоняя его. Им всем было явно не по себе. Особенно тому мерзавцу, который пытал Валамира.
— Ну что, поговорили? — нервно спросил верховный конунг, когда они уже пересекли реку вброд.
Ему никто не ответил.
— Что молчите?
— Ты же ему не веришь? — нервно спросил второй спутник, излишне лощенный.
Глава остгётов остановил коня и повернувшись, заглянул в глаза этому деятелю. После чего тихо спросил:
— А ты?
Он промолчал.
— Так я и думал. Втравил ты нас в…
— Мы захватили огромные плодородные земли! Из-за меня!
— И столкнулись с этим. — кивнул верховный конунг.
— А с чем с этим? Их очень мало! Нас раз в десять больше! Мы их просто раздавим! Как лягушку!
— А ты, я вижу, ничего не понял… — покачал головой верховный конунг остготов. После чего поехал к войскам, чтобы обсудить ситуацию со своим коллегой из квадов. Все как-то пошло не так, как он предполагал… совсем не так…
Берослав же вернулся в лагерь и следующие полчаса наблюдал за тем, как себя вели германцы. Болтали. А потом не спеша удалились, скрывшись за кромкой холма.
— Неужели испугались? — удивился Маркусу, который также присутствовал на переговорах.
— Шутишь? — усмехнулся Берослав. — С рассветом и нападут. Сейчас они и не собирались. Ты же видел — они там, — махнул князь на правый берег, — строились на виду. Специально, чтобы потрясти наш своей многочисленностью.
— А… а почему?
— Что «почему»?
— Почему они не хотели нападать?
— Чтобы мы испугались и покинули укрепленный лагерь. Публичная демонстрация силы произведена. Теперь нужно выждать время, чтобы наши люди прониклись. Ведь глаза им не закрыть, и они всю эту толпу видели.
— И завтра, когда они навалятся, они побегут.
— Куда? — с усмешкой спросил князь. — Впрочем, проговорить это нужно. С каждым бойцом. Рассказывая о том, что наше выживание зависит от их стойкости. И уйти мы уже не можем, ибо в поле нас догонят и перебьют.
Все присутствующие промолчали, внимательно слушая.
— Через склянку, — кивнув на песочные часы, — жду вас и всех командиров на собрание. Все проговорим. После чего они пойдут и будут работать с людьми. Донося и объясняя.
— Это может не помочь, — покачал головой командир сирийских наемников.
— Выдадим им по чарке крепкого вина и уложим спать пораньше. Крепкий сон — лучшее лекарство от тревог. Тем более что завтра, видимо, будет сложный день. И нам нельзя отдаваться тревоге. Нам нужно отдыхать. Иначе нам не выжить и не победить…
