Подъем был сущим адом. Если в джунглях нас изматывала жара, влажность и насекомые, то здесь главным врагом стал холод и разреженный воздух. С каждым метром подъема дышать становилось все труднее. Люди, привыкшие к уровню моря, задыхались, хватались за грудь, жаловались на головную боль и тошноту — типичные симптомы горной болезни. Мне, с моим опытом судового врача, приходилось оказывать помощь на ходу, раздавать какие-то свои припасы, заставлять их дышать глубже, двигаться медленнее.
Каменистые тропы, если их вообще можно было так назвать, постоянно осыпались под ногами. Несколько раз камнепады чуть не накрыли часть отряда. Приходилось двигаться с максимальной осторожностью, высматривая каждый шаг, цепляясь за выступы скал. В особо опасных местах мы использовали веревки, чтобы подстраховать друг друга и перетащить наверх мулов. Эти бедные животные страдали, пожалуй, больше всех. Они скользили, падали, сдирали себе ноги в кровь. Несколько мулов, не выдержав нагрузки или оступившись, сорвались в пропасть вместе с ценным грузом. Мы потеряли часть провизии, несколько ящиков с порохом и, что было особенно обидно, почти все оставшиеся запасы рома, который так поднимал боевой дух пиратов по вечерам.
Погода тоже не радовала. Если у подножия гор еще было относительно тепло, то чем выше мы поднимались, тем холоднее становилось. По ночам температура опускалась ниже нуля, и наши тонкие одеяла почти не спасали от пронизывающего ветра, гулявшего по ущельям. А потом пошел дождь. Холодный, ледяной дождь, который через несколько часов сменился мокрым снегом. Мы промокли до нитки, зуб на зуб не попадал от холода. Казалось, сами горы не хотят нас пропускать, пытаясь выморозить, измотать, заставить повернуть назад.
Но самым странным и пугающим было не это. В горах начались какие-то необъяснимые явления. Пираты, особенно те, кто шел в дозоре или стоял на часах ночью, начали жаловаться на видения. Кто-то видел мерцающие огни вдали, где не могло быть никаких поселений. Кто-то замечал какие-то тени, скользящие по скалам, принимавшие причудливые, нечеловеческие очертания. Иногда до нас доносились странные звуки, не похожие ни на вой ветра, ни на крики животных, — то ли протяжный гул, идущий из недр земли, то ли тихий, мелодичный звон, словно где-то рядом играли на невидимых хрустальных колокольчиках.
Я и сам несколько раз становился свидетелем необъяснимого. Однажды, глядя на далекие пики гор, я заметил, что их очертания искажаются, плывут, словно я смотрю на них через кривое зеркало или через слой горячего воздуха. В другой раз, уже на перевале, я отчетливо услышал что-то вроде шепота, хотя вокруг на сотни метров не было ни души. Вежа, будь она сейчас со мной в полной силе, наверняка бы нашла этому какое-то научное объяснение — аномальные энергетические всплески, геомагнитные феномены, воздействующие на органы чувств, массовые галлюцинации на фоне кислородного голодания и стресса. Но для моих пиратов, людей простых и суеверных, все это было явным доказательством того, что слова индейца Ика́ о «злых духах» были чистой правдой. Страх перед неведомым, перед сверхъестественным начал охватывать даже самых бывалых головорезов. И этот страх был, пожалуй, опаснее любого камнепада или ягуара. Он подтачивал волю, парализовал разум, заставлял сомневаться в успехе нашего предприятия.
Я старался сохранять хладнокровие, подбадривать людей, убеждать их, что все это — лишь игра воображения, следствие усталости и разреженного воздуха. Но в глубине души и у меня самого шевелился какой-то неприятный червячок сомнения. Что, если эти горы действительно хранят какие-то тайны, которые нам, простым смертным, лучше не знать? И что ждет нас за этим перевалом, если мы все-таки сумеем его преодолеть?
Преодолев перевал, мы начали спуск. Он оказался не менее трудным, чем подъем, но, по крайней мере, мы двигались вниз, к теплу, к более плотному воздуху. Однако радоваться было рано. Спустившись с голых, продуваемых всеми ветрами скал в скрытую от посторонних глаз долину, мы снова оказались в джунглях. Но это были не те джунгли, которые мы оставили позади. Эти были другими — более древними, мрачными, какими-то… настороженными. Гигантские деревья с черными стволами смыкались над головой, почти не пропуская солнечный свет. Под ногами хлюпала топкая, зловонная жижа. И тишина. Мертвая, гнетущая тишина, нарушаемая лишь нашим собственным сопением и хрустом веток.
Именно здесь, в этой мрачной долине, мы начали находить следы ловушек. Не примитивные силки для мелких животных, которые мы видели раньше, а нечто гораздо более серьезное, рассчитанное на то, чтобы остановить или уничтожить человека. Искусно замаскированные волчьи ямы, на дне которых торчали острые, просмоленные колья. Какие-то хитрые механизмы, приводившие в действие камнепады, стоило лишь задеть неприметную лиану, натянутую поперек тропы. А однажды один из разведчиков чуть не наступил на замаскированную в траве нажимную пластину, которая, как мы потом выяснили, приводила в действие арбалет, стреляющий короткими ядовитыми дротиками, вылетающими из замаскированного дупла в дереве.
Чьих это было рук дело? Дрейка, который пытался таким образом скрыть путь к Эльдорадо от непрошеных гостей? Или это была древняя система защиты самого Золотого Города, все еще действующая спустя столетия, а то и тысячелетия? Я склонялся ко второму варианту. Слишком уж изощренными и смертоносными были эти ловушки, чтобы их мог соорудить один человек, пусть даже такой гениальный, как Дрейк, во время своего похода. Скорее, он сам прошел здесь, обезвреживая или обходя эти смертельные сюрпризы, и оставил нам лишь карту, но не инструкцию по преодолению этой полосы препятствий.
Приходилось двигаться с максимальной осторожностью, буквально прощупывая каждый шаг. Я снова и снова посылал вперед самых опытных и глазастых ребят, чтобы они искали и обезвреживали ловушки. Мы несли потери. Несколько человек угодили в ямы, получив серьезные травмы. Еще одного завалило камнями, и мы едва успели его откопать. Настроение в отряде упало ниже плинтуса. Люди были измотаны до предела, их нервы натянуты, как струна. Казалось, этому кошмару не будет конца.
Но потом, после нескольких дней мучительного продвижения по этой проклятой долине, когда силы и терпение были уже на исходе, произошло чудо. Джунгли вдруг расступились, и мы вышли на широкое, открытое плато, залитое солнечным светом. Воздух стал чище, дышалось легче. Впереди, сквозь разрыв в облаках, показался край следующей долины, лежащей гораздо ниже.
Я поднял к глазам подзорную трубу, которую берег как зеницу ока. Руки немного дрожали от волнения и усталости. Я навел ее на проем в облаках, поймал фокус… И то, что я увидел, заставило меня затаить дыхание.
Там, внизу, раскинулась долина невероятной красоты. Изумрудная зелень, синяя гладь озера, извивающаяся серебряной лентой река… И среди всего этого — строения. Невероятные, фантастические строения, сверкающие на солнце так, словно они были сделаны из чистого золота. Пирамиды, устремленные в небо, какие-то башни, дворцы… Это было настолько нереально, настолько выходило за рамки всего, что я когда-либо видел или мог себе представить, что на мгновение мне показалось, будто это мираж, галлюцинация, вызванная усталостью и кислородным голоданием.
— Эльдорадо… — прошептал я, не веря своим глазам.
Мой шепот, видимо, услышали стоявшие рядом. Один за другим пираты начали поднимать головы, всматриваться вдаль. И по мере того, как они различали сквозь дымку очертания Золотого Города, их изможденные, покрытые грязью и потом лица начали меняться. Усталость, страх, отчаяние — все это исчезло, уступив место изумлению, восторгу, какой-то детской, почти безумной радости.
— Золото! Золотой Город! Мы нашли его! — закричал кто-то, и этот крик подхватили десятки голосов.
Забыв про усталость, про опасности, про потери, пираты, как один, устремились вперед, к краю плато, чтобы лучше рассмотреть это чудо. Они кричали, смеялись, обнимали друг друга, плакали. Это была настоящая истерия, но истерия радости, триумфа. После всех мучений, после всех лишений, цель была достигнута. Мы стояли на пороге Эльдорадо. И оно было еще более величественным и прекрасным, чем мы могли себе вообразить.
