— Что ты делаешь? — раздалось откуда-то сбоку, а может быть и снизу. Я сразу и не понял, но голос звучал так, как будто говоривший держал металлическое ведро перед губами. Мне показалось, что говорил отец.
— Как что, — отвечаю я, — пытаюсь усыпить корову.
— Ты это с кем говоришь?
Открыв глаза, я вижу отца, уставившегося на меня с таким прищуром, что его глаза с трудом заметны между складок кожи.
— Это я всем говорю. Настраиваю себя на работу.
— Да, ну ладно. В прошлый раз ты молча всё делала. Приложилась лоб к корове и готово.
Точно! Я же помню эту историю.
На блестящем глазу свиньи, продолжающей ссаться в своём загоне, моё отражение приблизилось к корове, схватилось обеими руками за рога и прижалось лоб в лоб.
— Ты что делаешь? — снова слышу я. И в это раз я понимаю, что со мной говорит корова.
— Хочу отправить тебя в вечный сон.
— Я буду спать? Но я недавно проснулась. Я не хочу спать!
— Спи!
— Не буду!
— Спи!
— Не хочу!
Да бляха муха! Как же тебя усыпить? Есть один вариант. Мерзкий и противный. Вылезти изо рта Инги и быстро проскочить корове в рот, затем в кишки, и, овладев телом, приказать корове спать. Я прям вижу, как сливаюсь с коровой в «французском поцелуе», скольжу по языкам, пытаясь сменить тело. Фу! Нет! Я так не могу…
Должен быть другой вариант!
Так, стоп!
Ага, точно-точно. Закрыв глаза, я отправился в чертоги Ингиной памяти. Откатил плёнку на пару дней назад, и остановился в том месте, где отец привёл Ингу во двор, упрашивая в очередной раз усыпить корову. Я тогда стоял как сейчас — перед коровой, взявшись за рога, приложившись лбом, — а дальше память обрывается. Пиздец. Словно всё стёрли.
Последний раз я испытал похожее разочарование, когда в подростковом возрасте привёл домой друзей. Мы сели напротив телика. Все в предвкушении, комната быстро наполнилась запахом возбуждения. Мы нервничали. Трясущейся рукой я вставляю VHS кассету в видик и нажимаю кнопку «play». На наших взмокших лицах играет отражение зернистой картинки. Играет и играет. И больше ничего не играет. Перемотав вперёд, наконец-то появляется изображение, и это оказывается серия очередного говёного сериала, которыми засматривалась моя мать перед сном!
МАТЬ СТЁРЛА МОЮ ПОРНУХУ! СТЁРЛА НАХУЙ ВСЁ И ЗАПИСАЛА ОЧЕРЕДНОЕ ГОВНО!
Вот так и сейчас. Кто-то или что-то стёрло всё из памяти. Следующие кадры — отец благодарит Ингу, а корова в полудрёме валяется на земле.
Тупая ты корова! Я сильнее сжал рога, сильнее вжался в её лоб. В этот момент произошла магия. Моё сознание закружилось в чёрном водовороте. Вокруг меня всё затряслось. Звуки потекли к моим ногам густыми черными линиями, в которых отражался космос. Когда тряска прекратилась, я огляделся. Меня действительно окружал космос, а сам я и корова стояли на чёрном плоском блюдце. Здесь ни холодно, ни жарко. Я не испытывал голода, но и не был сыт.
Стоящая передо мной корова была обычной коровой. Я был обычным человеком, являющимся центром данной реальности. Мои руки свободно висели вдоль тела, но когда я попробовал схватиться за рога, мои пальцы прошли сквозь них как сквозь дым.
Корова замычала.
— Спи! — кричу я.
— Спи-спи-спи-спи… — бесконечное эхо моего голоса кольцом окутало меня и корову.
Забавно…
— Соси!
— Соси-соси-соси… — вместо того, чтобы слиться, новое кольцо развеяло старое.
Как-то всё это странно работает. Я заглянул корове в глаза. И увидел там своё отражение, но не девчонки, а своё, старое тело. Ну не старое, оно было довольно молодое. Я имею ввиду — своё тело, что было у меня в первой жизни. Это так необычно. Я не удержался и ткнул пальцем в глаз. И ничего не произошло. Палец провалился сквозь полупрозрачную материю, не причинив корове никакого вреда.
Любопытно. Про то, как вернуться в реальность, я даже и не помышлял. Мои мысли были направлены на животное, упорно не желающее подчиняться моей воле. После очередных двух неудачных попыток усыпить корову, я задумался. И когда первые мысли родились в моей лобной доле, я ощутил тепло, бегущее по моему телу нарастающей волной. Источником отопления и был мой лоб. И тут до меня дошло. Произнесённые слова не имеет никакого веса в этой реальности, но вот мысли… Мысли — это другое.
Уставившись на корову, я мысленно произношу:
— Спи!
Громко замычав, корова задрала голову. Крутанула хвостом, кисточкой нарисовав в воздухе круг. Взглянула на меня и в тот же миг обрушилась на блюдце. В ту же секунду я открыл глаза и услышал голос отца:
— Спасибо, Инга!
Корова лежала на боку. Дыхание ровное, вывалившийся язык розовый. Животное мирно спало.
— Пусть животинка поспит, — говорит отец, нагнувшись к корове, — а когда вернусь, сделаю всё, чтобы она ничего не почувствовала. Без Роже не видать нам халявного мяса, придётся снова возвращаться на лесопилку и жить обычной жизнью.
А как ты думал? Халява вещь такая — непостоянная. То в золоте купаешься, то хуй посасываешь. Надо было масштабнее думать, разведением заняться, а не обсасывать бедную бурёнку.
Своей могучей рукой он нежно погладил корову по лоснящейся шерсти на шее, пару раз хлопнул по плечу, и выпрямился.
— Ладно, пойдём.
Выйдя на улицу, мы еще минут десять пёрлись под палящим солнцем, наматывая сотни метров по песчаной дороге. Дом этого мужика находился где-то на окраине деревни и, может, это даже хорошо. Мне не хотелось ни с кем встречаться, а то мало ли кто еще что попросит. Извращенцев во все времена хватало, и многие люди не ради дружбы заводят себе животных.
Когда мы поравнялись с двухэтажным домиком, приютившегося в тени огромного дуба, отец сказал:
— Пришли, — а потом как крикнул на весь двор: — ЭДГАРС, ВЫХОДИ!
Еще до такого, как отец надорвал свою глотку, в доме слышалась суета, и нас точно никто не ждал. Дверь дома отворилась. С порога нас встретил высокий мужчина лет за пятьдесят. Седые короткие волосы, аккуратно стриженные седые усы и седые кустистые брови, готовые своим весом раздавить линзы очков, похожие на два овала.
— Юлиус, Инга, — он вежливо с нами поздоровался, но весь его вид говорил о том, что нашему визиту он не рад. Он куда-то торопился и из-за чего-то сильно волновался; только и успевал смахивать влажным платком капли пота со своего бледного лица.
В отличие от всей деревни, этот мужик знал толк в моде. Ни одной серой вещи на нём не было. Зелёные штаны и рубашка были сшиты явно не из дешёвого материала. Только не хватало на груди белой таблички с надписью: Hello: я — гомосек. Он напоминал разноцветного богатея, туго затянутого в брендовое шмотьё, но день был настолько неудачным, что пришлось спуститься в душное метро. И как подобает богатею в простецком обществе, он небрежно спрашивает:
— Чего вам?
Быдло!
— Эдгарс, — говорит отец, — хотел у тебя помощи просить. Инга собирается Роже вернуть в деревню…
— Роже вернуть! Инга, ты с ума сошла? — и смотрит на меня.
Так и хочется ответить: да. Но…
— Мне нужно догнать «Кровокожих», — говорю я, — Я уверена, что смогу освободить Роже. Но я даже не представляю, куда они могли отправиться.
— И вы думаете, что я знаю, куда они ушли?
— Нет, — говорит отец. — Но ты знаешь, как добраться до ближайшей деревни. И я уверен, что ты знаешь, у кого можно поспрашивать про «Кровокожих».
Мужичок протянул руку и поманил нас ладонью.
— Заходите в дом. Живо.
Внутри было всё обставлено со вкусом. На полу меха, на стенах висели дубовые полки, битком набитые рулонами ткани различных цветов. Украдкой заглянув в соседнее помещение, я увидел подобие швейного станка, только в разы больше.
— Ты куда-то собрался? — спрашивает отец у мужика.
Мужчина молчал. Забыв про нас, он ходил вдоль полок, пальцем подсчитывая рулоны. Обойдя комнату по периметру, он подошёл к огромному кожаному рюкзаку, стоявшему в углу, и достал из него рулон синей ткани, а потом закинул его на свободное место в полке.
