Отто захихикал, а я даже не обратил внимание.
— Доедай кашу, — говорит отец, — и пойдём к Эдгарсу. Он тот еще путешественник. Обследовал все леса в округе, регулярно ходит в соседнюю деревню. Он наш портной. Всегда возвращается с качественной кожей: крепкой и мягкой. Хотя, чаще мы ему сами приносили кожу, ну ту, что срезали с коров и свиней, а теперь, когда Роже с нами нет, я уже и не знаю из чего мы будем делать сандалии, да одежду на листопад. А листопад уже не за горами…
Я не знаю. Честно, я не ебу из чего вы будете делать свои шмотки. Мне похую! У меня просто свербит в одном месте из-за того, что где-то спокойно себе путешествует баба, осмелившаяся обозвать меня паразитом. И, к тому же, занимающаяся киднепингом! Вот сука! Я этого так просто не оставлю! Я обязательно тебя найду. Найду и придушу!
Глава 2
Ну вот и позавтракали.
Тёплая кашка провалилась в желудок и уже готовилась ворваться ко мне в кишки. Конечно не кусок сочного мяса, но что поделать, и так сойдёт. У меня было желание попросить «кишхелу», которую Отто уплетал за обе щёки, но соседство с твёрдыми орехами ничего хорошего мне не сулит. Это как лежать на острых и шершавых камнях, которые непросто впиваются в твою плоть, а медленно рвут её на тонкие лоскуты.
В области живота всё напряглось. И я даже знать не хочу, что последним употребляла Инга, но если я не спущу давление, кишки лопнут вместе со мной.
Я тихо пускаю шептуна, а когда первые нотки начинают играть в воздухе, зажимаю нос пальцами и говорю:
— Фу, Отто, ну ты и засранец!
Поначалу никто ничего не понял. Все смотрели на меня продолжая завтракать. Но когда отец учуял мой аромат, тут такое началось. Это был полный пиздец. Отто зачем-то выскочил из-за стола и попытался убежать, но не тут то было. Я реально подумал, что батя сейчас прибьёт мелкого пиздюка. Уже хотел вступиться за него, но не стал. Да и не успел бы. Мне хотелось до конца насладиться происходящим. Не фонтан, но хоть что-то.
Отец отвесил смачного подзатыльника шкету и приказал вернуться за стол. И всё.
— Это не я, — хныкал Отто.
— А кто? — кричал отец. — Сколько раз я тебе говорил, чтобы за нашим столом не было ни каких игр! Решил выпендриться перед Ингой?
— Это не я!
Я так и вижу, как пацан напрягается из-за волны несправедливости, беспощадно смывшей его в океан позора. А я, вместо того, чтобы проявить чуточку сострадания, перданул еще разок, но слабее. Мне необходимо было очистить кишки от газов, вызывающих у меня дикий зуд.
Сделав вид, что я сыт и доволен, я встал из-за стола. Мать Отто смахнула посуду в деревянный тазик, похожий на раздутое ведро, и, прежде чем удалиться с кухни, спросила нас:
— Может добавки?
— Нет, — ответили все хором.
— Инга, пойдём, — говорит отец, — я кое-что приготовил тебе в дорогу.
Мы переместились в комнату, где отец протянул мне кожаный мешок, похожий на рюкзак. По весу — лёгкий.
— Что там? — спросил я.
— Твоя маска, и еще кое-что.
Тут он подмигнул мне, но я вместо того чтобы улыбнуться в ответ, открыл рот и сказал:
— Бля, точно! Я совсем забыл про маску!
Мужчина резко прекратил улыбаться, и уже смотрел на меня с подозрение.
Ну да-да! Я всё никак не могу привыкнуть к тому, что я девушка. Двадцатилетняя девушка с плоской грудью!
— Инга, я надеюсь, что ты полностью осознаешь все риски…
— Полностью. Деваться некуда.
— Ну как же «некуда». Оставайся! Будешь, как и раньше, усмирять животных, помогать в разведении.
О Господе, я еще выступал и в роли свахи? А природа что, не сможет без меня? Нет? Бычку надо указывать, куда сувать свой стручок? После таких новостей, желание съебаться у меня резко возросло. Ни осталось никаких сомнений, что я поступаю верно.
— Нет, — категорично заявил я. — Главное сейчас — убить эту… ох… Главное сейчас — спасти Роже и как можно быстрее вернуть её домой.
— Да-да, тут я с тобой согласен. Но если вдруг мы потеряем и тебя, — он отвернулся в сторону. Походу дела решил смахнуть слезу, что успела блеснуть на его глазу, — деревня может исчезнуть. Ты понимаешь?
— Понимаю-понимаю. Не переживай, всё будет хорошо.
— Обещаешь?
— Обещаю.
— Ну хорошо, ты меня успокоила. Ладно, пойдём во двор. У меня к тебе есть просьба. Последняя.
— Крайняя…
— Крайняя?
— Ну да, я же вернусь, так что просьба твоя не последняя. Понимаешь?
Даже не попытавшись убрать с лица нагромоздившуюся кучу сомнений, он рукой указал мне на дверь, и мы вышли из комнаты. А затем вышли во двор.
Уличный воздух был пронизан вонью кирпичного коровника, возле которого огромные кучи навоза сушились третий день на солнце. Я не могу сказать, что воздух дурно пахнет и меня от этого воротит. Нет. Люди ко всему привыкают. Страшно, когда ты начинаешь наслаждаться ароматами фекалий и гнили. Набрав полную грудь воздуха, я слегка содрогнулся от удовольствия.
Оказавшись во дворе, отца сразу потянуло к стойлам, где ютились корова и свинья. Ночью я подумал, что меня конкретно плющит. Я испугался, приняв происходящее за галлюцинации, вызванные моим недавним проживанием вблизи девичьего мозга. Ну кто его знает, как молофья может повлиять. Мало ли. Но когда я успокоился и понял, что с моим телом всё в порядке, я начал вслушиваться. Я точно слышал мычание и хрюканье, но ни это меня напугало. Меня напугало то, что я понимал их срач. Корове не нравилось, что свинья вечно ссыт и срёт в своём загоне, ну а свинья выдвигала аналогичные претензии корове. И вот, они пол ночи пытались выяснить, кто из них начал первым.
Пока я завтракал, животные молчали, но, когда отец потопал в их сторону, пластинка снова заиграла.
Вначале свинья пустила тугую струю мочи, а вслед за ней, корова навалила груду горячих лепёх. Я не удержался и прокричал:
— Свинья была первой!
Отец замер. Обернулся. Медленно спросил:
— Что?
— Свинья нагадила первой, — и зачем я это сказал?
Не знаю, что там подумал батя, но он отвернулся и пошёл дальше. Поравнявшись с загоном, он говорит мне:
— Как ты понимаешь, без Роже я не смогу… Как бы это сказать… — он начал подбирать слова, но я быстро понял, что за проблема нарисовалась в его жизни. — Я не смогу срезать с коровы мясо и при этом оставить её в живых.
Да ты даже и не попробовал!
— О да, я это прекрасно понимаю. И что ты хочешь от меня?
— Корову сегодня в любом случае придётся забить, — бедное животное, и он так это говорит, как будто это всё из-за меня происходит, — и мне бы хотелось, чтобы она, — тут он приблизился к корове и нежно погладил её по голове, водя ладонью между коротеньких рожек, — не испытывала боли. Три зимы кормила нас.
Ну ты еще зарыдай.
Своим огромным лбом он прижался к голове коровы и зарыдал, но так, чтобы я не слышал. Начинается! Здоровый мужик, а плачет как дитя.
Он шмыгнул носом, утёр низом рубахи лицо. Повернувшись ко мне, говорит:
— Поможешь, в последний раз.
Ну тут не поспоришь. Для коровы это точно будет в последний раз.
— А что я должна сделать? — ага, у меня уже получается использовать женский род!
— Ну… как ты всегда делаешь…
— Как я всегда делаю? — обожаю эту игру. Но я реально не знаю — как я это делаю!
— Инга, мне сейчас не до шуток.
Действительно? А я так не считаю. Мне кажется, что ты и не прекращал шутить ни на секунду. Ладно-ладно, надо помочь мужику в трудную минуту.
— Да я прикалываюсь, — говорю я, подходя к корове.
— Подожди, — говорит отец, — дай сперва вытащу её во двор.
Провозившись минуту, отец подвел бурёнку к столбу и накинул ей верёвку на шею.
— Всё, — говорит он, — можешь приступать.
Так… Как там это делала Роже — водила рукой, закидывала голову и что-то бормотала. Интересно, вот это бормотание имеет какой-то смысл или это побочный эффект от применения магии? Сейчас узнаем!
На блестящей влажной плёнке чёрного коровьего глаза виднелось отражение, в котором я вскинул руку над рогами и начал рисовать круги. Раздалось мычание, животное чуть дёрнулось. На землю вывалилась очередная порция навоза.
