– А как правильно?
– Картина называется «Сон угасшего чувства». И автор тоже известен.
– Наверное, это нетрудно будет исправить, – предположил Кратов.
– Разумеется. Это как раз тот случай, когда все можно исправить.
Иовуаарп коротко кивнул – движение выглядело немного птичьим – и присоединился к созерцающим фрески товарищам.
– Самое время рассказать про Уэркаф, – проговорила наконец Рашида, до сей поры озадаченно безмолвствовавшая. – Между прочим, и Торрент этого желает.
– Его интересует моя третья миссия, – горестно усмехнулся Кратов. – Первые две общеизвестны.
– Вот и расскажи про третью миссию.
– Не хочу. Это было… фиаско.
– Но никто не может все время побеждать!
– Если бы я побеждал хотя бы один раз из двух! Если бы…
– И что это был за странный разговор с этими эльдорадцами? Так и мерещатся подводные течения, второй и третий смыслы, какие-то туманные намеки на известные лишь вам двоим обстоятельства…
– Во-первых, это не эльдорадцы, – сказал Кратов. – На Эльдорадо, хорошая моя, живут такие же люди, как и мы с тобой. А это вообще не люди. Это иовуаарп, и живут они у черта на рогах, в звездной системе Эаириэавуунс. И даже не пытайся повторить это название с первого раза, у меня тоже не получалось…
– Я и не пытаюсь, – пренебрежительно дернула плечом Рашида.
– Во-вторых же, никакого подспудного смысла в этом диалоге не было. Как я полагаю… Этот иовуаарп видел меня в первый и последний раз. Он ни о чем не мог знать или даже подозревать.
– А было?
– Что – было?
– О чем знать и подозревать?
– Видишь ли… Есть обстоятельства, связывающие между собой планету Финрволинауэркаф, бесконечно далекую от нее цивилизацию Иовуаарп и… э-э… меня. В узких ксенологических кругах они хорошо известны. По негласному соглашению сторон публичности не предаются, хотя никакой тайны не составляют. И обстоятельства эти – болезненны. Так, по крайней мере, было до недавнего времени. Но диалог, коего безмолвным свидетелем ты стала, дает мне право заключить, что в наших отношениях завершается некий этап.
– Это хорошо или плохо?
– Это естественно. «Тот случай, когда все можно исправить»… Картины обретут свои настоящие названия и авторов. Искусствоведы будут счастливы. Популяризаторы ксенологии вздохнут с облегчением: им не нужно будет больше изобретать фигуры умолчания. Иовуаарп смогут открыто гулять по планете Уэркаф. И… все, пожалуй.
Ах, если б вновь
с пряжей клубок тот
минувшего нам намотать!
Если б ушедшее
вновь нынешним стало! [34]
Остальное, увы, непоправимо.
Рашида тихонько погладила его по руке.
– Пойдем домой, Кратов, – попросила она. – Чем дольше мы бродим в этой кунсткамере, тем мрачнее ты становишься. Скоро ты превзойдешь даже меня. Слишком большой кусок твоего прошлого связан со всем этим…
– Я думал, что стану здесь перебирать яркие праздничные графии, со всякими там лыжными курортами, тропическими пляжами и альпинистскими лагерями, – извиняющимся тоном сказал Кратов. – А получилось что-то вроде копания в затхлой гробнице, где из каждого угла на тебя таращатся столетние пауки, да пыльные мумии так и норовят свалиться в твои объятия.
– Ты умеешь очень красиво говорить некрасивые вещи, – заметила Рашида.
– Лучше я буду говорить тебе красивые комплименты.
– Начинай прямо сейчас.
Кратов призадумался. Кажется, он переоценил свои силы.
– Это непросто, – сообщил он. – Слова блекнут перед реальностью. И давай-ка лучше выберемся на свет, а то мы, похоже, заблудились. Куда бы мы не пошли, я всюду вижу перед собой этот левиафаний хребет.
– Так и должно быть, – заверила его Рашида. – Эта была очень большая тварь. Она способна заполнить собой всю Тауматеку. Поэтому ее уложили колечками, как роль-мопс, – она безразлично поглядела на какую-то звериную морду, нарочито неряшливо высеченную из бурого песчаника. – Это что?
– Не знаю, – пожал плечами Кратов. – Откуда мне знать? Все же кое-что в этой Галактике происходит без моего участия…
* * *
Они снова брели по араукариевой аллее, с трудом раздвигая тугие струи горячего воздуха. День перевалил за половину. Скоро жара должна была немного спасть. И где-то в черной бразильской ночи их ждали неутомимые и неизбежные жернова беспрерывного карнавала. С песнями и плясками. С самыми расстроенными гитарами и самыми легкомысленными нарядами. С непременными вином и любовью.
Боязно было даже подумать об этом сейчас.
– Я хочу есть, – объявила Рашида лениво.
– Отними мышку у вон той спальной кошки, – так же разморенно ответил Кратов.
Рашида посмотрела.
– Это не мышка, – сообщила она. – И не крыска, если сделать поправку на масштаб… Это пирожок. Надкушенный.
– Пойдем лучше на пляж, – предложил Кратов. – Я буду спать, уткнувшись носом в песок. Ты будешь купаться и флиртовать с мулатами. Это для меня ты всего лишь экзотическая южная красотка. А для них ты – белая славянская женщина, загадочная душа и запретный плод, – он помолчал, с некоторым напряжением собирая воедино плавящиеся и растекающиеся мысли. – Там и поедим.
Истомившийся метарасист лежал у ног своего чудища, накрыв лицо шляпой. В бессильно откинутой руке была зажата большая бутылка пепси.
– Я все же открою ему глубину его заблуждений, – мрачно сказал Кратов.
– Не смей, – устало обронила Рашида.
Она попыталась задержать Кратова, уцепившись за руку, но промахнулась и в изнеможении села на травку.
Волоча ноги, Кратов приблизился к демонстранту. Откашлялся – реакции не последовало.
– У тоссфенхов нет чешуи, – произнес он как бы между прочим.
Шляпа чуть сдвинулась, открывая печальный мутный глаз.
– Господи, еще один, – сказал метарасист сиплым голосом.
– Кто – еще один? – не понял Кратов.
– Радетель за истину, – пояснил тот, прилагая усилия, чтобы сесть. – Что вы все ко мне пристали? Не видите, человек хочет спокойно изжариться… Буквально полчаса назад явился один странный тип, отрекомендовался доктором наук и потребовал убрать с моего прекрасно изготовленного фантома чешую. С какой это стати я буду лишать его чешуи? Мне она двух бессонных ночей стоила! Я же его собственными руками, как дитя любимое, холил и пестовал, генерировал и отлаживал. В конце концов, я имею право на вымысел! Отнеситесь к этому как к шаржу, как к метафоре, а не как к точной копии! Копиям место в Тауматеке… А теперь еще и вы! – он пригляделся. На его потном лице вдруг проступило выражение гордой неприступности. – Впрочем, вам извинительно. Вы же оттуда, – он ткнул пальцем в добела раскаленные небеса. – Или оттуда, – палец устремился в сторону циклопических стен Тауматеки, – что, в общем, одно и то же. Чужелюб…
Кратов, кряхтя, опустился рядом с ним на землю.
– С чего вы взяли? – спросил он устало.
– В следующий раз, – мстительно произнес метарасист, отодвигаясь, – когда захотите слиться с толпой, позаботьтесь о гриме. Чтобы закамуфлировать свой зеленый загар. И не забывайте потеть… как все нормальные люди.
– Что значит «наметанный глаз»! – сказала издали Рашида.
– Вы женщина этого человека? – спросил метарасист.
– Правильнее сказать: он мой мужчина.
– Глупо и опрометчиво.
– Это почему же?
– Потому что у вас не будет детей… – метарасист обратился к Кратову. – Вам уже не так мало лет, любезный. Может быть, у вас есть дети?
– Нет, – покачал головой Кратов несколько обескураженно.
– И не будет. Вы слишком долго были вне Земли, чтобы думать о таких простых вещах, как семья. Вы слишком долго общались с чужиками. Инобытие отбило у вас охоту к продолжению рода, подавило самые естественные ваши инстинкты.
