— Колоссейон, видимо, — поправила его верховная жрица Исиды, которая, несмотря на верховенство в египетском культе являлась и этнически, и культурно гречанкой. А потому такое название, бытующее на востоке империи, вполне слышала.
— Возможно. И Апиевую дорогу помянул. И восстание Спартака с какими-то удивительными подробностями. И даже рассказал о том, что у Пантеона с ростом высоты меняется не только толщина стен в куполе, но и наполнитель для пущего облегчения.
Император скосился на того хмурого жреца, и он кивнул:
— Это правда. Меняется. Но это очень мало кому известно.
— Любопытно… очень любопытно. Значит Иван Алексиос… Иван-Иван… это точно? Может быть, он говорил как-то иначе?
— Я слышал это лишь единожды, да и то Берослав был в полудреме и говорил невнятно.
— Ты сказал, что этот странный человек отказался ехать к нам, но не пояснил: почему. — подал голос один из сенаторов.
— Он заявил, что лучше быть первым в провинции, чем вторым в Риме.
— Амбициозный. — усмехнулся император.
— Скорее знакомый с высказываниями Гая Юлия Цезаря. Он пояснил, что эта фраза приписывается ему.
— Хм… Как ты думаешь, что может его толкнуть воевать против нас?
— Мы сами. Но я о таком даже думать не хочу.
— Отчего же?
— Боюсь, что Тевтобургский лес, о котором он удивительным образом информирован лучше нас, покажется шалостью по сравнению с тем, что сможет устроить нам этот человек. И варвары за ним охотно пойдут. После этой великолепной битвы у брода на Борисфене — в поход на Рим он сможет собрать в кулак весь Барбарикум. Вторжение Ганнибала нам покажется меньшей из бед по сравнению с тем ужасом, который обрушит на нас он.
— Ханибаал [250], — медленно, словно нараспев произнесла верховная жрица Исиды. — Милость Баала, небесная благодать бога войны, бури и плодородия.
Император излишне нервно скосился на нее.
— Что ты так смотришь? — улыбнулась она. — Этот человек нам в очередной раз доказал правоту Берослава в том, что мы зовем одних и тех же богов разными именами.
— Ладно, ступай, — жестом отпустил бывшего опциона император. — И оставайся при дворце. Ты можешь понадобиться.
— А мы? — спросила верховная жрица Исиды, когда Маркус с удивительной скоростью испарился.
— А мы подумаем над тем, что нам со всем этим делать.
— И как его вытащить сюда — в Рим. — добавил хмурый жрец.
— Не разгневав при этом богов…
Глава 5
171, версень (сентябрь), 2
Мужчина мрачно стоял и смотрел вдаль.
Под его ногами протекала небольшая речка, которой он и названия-то не знал. Переплюйка. Вся заросшая почти что до состояния болота и текущего сквозь него ручейка.
Он слушал ветер.
Тихий такой… почти неразличимый. Из-за чего уже слабое солнце аж припекало, словно в добрый летний зной. У его ноги покоился щит со шлемом, а рука привычно опиралась на копье. Тело же было укрыто в кольчугу.
Послышались шаги.
Спокойные, но многочисленные.
Мужчина повернулся на звук и криво усмехнулся. Почти полсотни конунгов и знатных, уважаемых воинов приближались к нему.
— Уходите, — громко и четко произнес он родичам, надевая шлем и поднимая щит. — Бегите! Все!
— Но отец! — взмолилась девушка.
— Вам не нужно это видеть! Спасайтесь! Вас тоже не пощадят!
Родственники же медлили. Сыновья, братья и мужья сестер взялись за оружие. Но к главе семьи не вышли. Просто обозначая свой статус таким образом. Даже совсем маленькому мальчику, который только научился ходить, дали нож.
— С чем пришли, гости дорогие! — насмешливым тоном поинтересовался хозяин. Совсем недавно он был конунгом. Славным и влиятельным. Но после дурной битвы у брода его низложили. Теперь же явились вот эти…
— Ты мог сбежать, почему остался? — спросил самый старый и седой конунг из них всех. — Мы столько медлили… а ты все одно суешь голову в пасть медведю.
— Вы думаете, что напугаете меня? — скривился он.
— Ты обещал отцу Валамира заботиться о парне как о родном сыне, — произнес один из уже седеющих воинов. — А вместо этого ты парня ограбил, пытал и продал в рабство.
Этот мужчина было дернулся ответить ему что-то резкое, но вспомнил — он присутствовал… он слышал и видел это.
— Я был в своем праве.
— Нету такого права! — рявкнул старший из конунгов. — Берослав правильно все рассудил. Того, кто поднимет руку на гостя, нападая первым, надобно бить смертным боем. А ежели гость сей — посланник важный, так и вообще — предавать страшной и мучительной смерти.
— Поэтому вы пришли такой толпой? — усмехнулся мужчина. — Боитесь один на один со мной сойтись?
— Ты виновен перед небесами. Тебе нечего доказывать богам. Сложи оружие. Прими смерть достойно. И мы позаботимся о твоей семье.
— И отдадите мою дочь этому мерзавцу? — скривился он.
— Мерзавцу? Что же такого дурного сделал Валамир?
— Он сражался против нас!
— После того как один из нас продал его в рабство! На потеху своей черной души!
— Он служил этому колдуну!
— Который не сделал нам ничего дурного вне той битвы.
— Да вы что⁈
— Илдурих лгал.
— Нет! Нет! Вы же сами видели, что этот колдун применял против нас чародейство!
— На поле боя. После того как мы напали на него, имея полтора-два десятка воинов на одного у него. Да и какая это магия? Просто порошок острый, что в еду кладут. Люди его опознали.
— А огонь?
— И огонь, — кивнул старший конунг. — Во всем этом нету чародейства. А даже если есть — он в своем праве был. А ты — нет.
— Позовите Илдуриха! — заводясь, выкрикнул этот мужчина.
— Звать ты его, конечно, можешь, но он вряд ли придет. Нету его больше. Отрезали ему голову.
— ЧТО⁈
— Он признался, что на ромеев старался. За деньги. Мы его поймали, когда эта тварь пыталась улизнуть.
Мужчина, не веря в это, помотал головой.
— Вы врете!
— Зачем? Мы все верили ему. Он сделал нам много добра. Помог добыть много оружия. Придумал ту засаду на степняков. Но… — развел руками старший из конунгов.
— И вы его убили… твари неблагодарные.
— Он нас навел на Берослава. Особо на него вел, чтобы мы сдохли. Небылицы рассказывал. И мы потеряли каждого третьего в том походе.
— Он не знал! Как он мог знать, что колдун столь могуществен⁈
— Он знал. — холодно и мрачно произнес старый боевой товарищ мужчины, глядя на него со смесью боли и презрения на лице. — И ты знал.
— Врешь!
— Ты смешон, — фыркнул этот опытный воин. — Хочешь вынудить меня вызвать тебя в круг и убить? После того как ты предал Агалафа и так обошелся с его сыном? После того как предал нас и повел на убой? Сам-то в бой особо не рвался.
— Вы тоже не бежали в первых рядах, — оскалился мужчина, начав пятиться.
Гости же, разговаривая, продолжали подходили широкой дугой и охватывали его все сильнее и сильнее. Родичи же не вмешивались. Хотя лица у них были ОЧЕНЬ сложные.
— Прошу! — взмолилась дочка. — Отдайте мне его в приданое, живым.
— Дура! Не позорь меня! — рявкнул отец.
— Отец! Нет! Я слышала, как они хотят казнить тебя!
— Они не справятся. — оскалился он, вскидывая щит. — Я приму смерть, как и положено мужчине! Ну! Нападайте!
Старый друг шагнул вперед, вызывая поворот бывшего конунга на него. Лицом. Готовясь в бою.
И тут со спины прилетело полено в голень.
Мгновение. И с громкими матами бывший конунг осел на колено.
Резко развернулся.
Прикрылся от еще одного броска щитом, по почти сразу вскрикнул — пропустил «подарок» в правую руку — в плечо. Из-за чего уронил копье.
Потянулся за мечом, но… когда клинок почти уже покинул ножны, его руку остановили и толкнули обратно, возвращая оружие «домой».
