— Мама, — примирительно ответил я, — ты забыла, что сказала Дуся?
— А что она сказала? — с подозрением посмотрела на меня Надежда Петровна. — Дуся много чего болтает. Особенно в последнее время. Слишком ты разбаловал её.
— Дуся сказала, что я — как дедушка, — напомнил я, предпочтя не услышать её последнего замечания о Дусе, и для дополнительной аргументации, добавил, — или ты не согласна?
— Я согласна, — пролепетала она, — но при чём тут это?
— А при том! — я сделал большие глаза, затем по канонам всех шпионских фильмов несколько раз оглянулся, затем нагнулся к Надежде Петровне и очень тихо сказал, — поклянись, мама, что никому не расскажешь!
— Клянусь! — глаза Надежды Петровны зажглись любопытством.
— Точно никому?
— Никому!
— В общем, слушай. Я в этой квартире надолго жить не стану. Это просто часть плана. Понимаешь?
— К-как это?
— Я буду жить в большой квартире. Ты правильно сказала, мама, у меня рано или поздно появится жена, пойдут дети. Да мало ли! А вдруг когда-то и ты переехать ко мне захочешь. И что мы — будем всей толпой в двухкомнатной квартирке ютиться⁈
— Но люди живут и в одной комнате по семь человек, — вздохнула Надежда Петровна, — времена такие.
— Пусть люди живут, как хотят, — хмыкнул я, — а я планирую заиметь квартиру на три-четыре комнаты. А ещё лучше — собственный дом. И это случится в ближайшие годы. Так что не переживай, всё идёт по плану.
— А вдруг у тебя не получится? — заколебалась Надежда Петровна.
— Ну мама! — деланно надулся я, — ты разве в меня не веришь? Мой дедушка смог получить четырёхкомнатную квартиру почти в центре, почему я не смогу?
— Там было пять комнат, — сердито заметила Надежда Петровна, — пришлось из двух делать одну. А теперь там эта живёт! В моём родовом гнезде!
— Так что ты не беспокойся и не вмешивайся, — торопливо постарался перевести тему разговора с острого вопроса я, — я всё просчитал. Так надо.
— Ну раз так… — Надежда Петровна успокоилась и потянула меня обратно за стол, где уже затянули хором какую-то народную песню.
Из-за угла вышел Букет. Был он сейчас ярко-синего цвета, а хвост — зелёный.
— Что это с ним? — ахнула Надежда Петровна.
— Да это Ярослав ему самовыражаться и привлекать внимание помогает, — ответил я.
— Кошмар! Дурдом какой-то! — простонала Надежда Петровна и с мученическим видом приложила пальцы к вискам.
Я внутренне хмыкнул — это хорошо, что она его вчера не видела, когда он был в чёрно-зелёный цветочек.
Мулина мать уселась на своё место, а я решил сходить с Беллой покурить на кухне. Сигареты я оставил в комнате — так что всё равно пришлось идти в дом.
Там я взял пачку и вышел на кухню. Белла по обыкновению курила в форточку, Вера резала сало, а Валентина застирывала мылом пятно на рукаве блузки под краном.
— Ты зачем такими большими кусками режешь⁈ — сердито сказала ей изрядно захмелевшая Белла, — сало нужно тонюсенькими лепесточками резать, чтобы на языке аж таяло. А ты как была колхозницей, так и осталась!
Я пропустил, что ответила ей Вера. Потому что одна мысль вдруг пришла мне в голову.
Пользуясь тем, что и Валентина, и Вера были на кухне, я спросил:
— Девушки! А скажите мне, пожалуйста, как так получилось, что треть сценария в той общей папке не было?
На миг в кухне воцарилась тишина, только Вера ойкнула:
— Ну вот, Муля, болтаешь под руку, а я палец порезала! — она кинулась к крану с водой и подставила порезанный палец под воду, — Валь, дорежь ты, а то у меня кровь идёт.
— Так всё-таки? — проявил настойчивость я (а то знаю я их, сейчас и пальцы резать будут, и слёзы лить, и мне зубы заговаривать).
— Я случайно! — покраснела Вера, — я, когда переписывала, случайно листы перепутала. А потом смотрю — два листочка я положить забыла.
Она посмотрела на меня умоляющим взглядом и сказала:
— Ну, Муля, не сердись! Там всего два листочка! Я под скатерть у тебя на столе положила их! Думала, Дуся будет перестилать скатерть, и найдёт. И что на меня никто не подумает.
— Там не два листочка, Вера! — вспылил я, — не надо мне тут зубы заговаривать! У Завадского забрали проект, потому что там треть листов не было, в сценарии! И у меня их тоже нет! Не два листочка там! Где сценарий, Вера?
— Это не Вера, — невозмутимо сообщила мне Валентина, — это я часть припрятала.
— Зачем? — вытаращился на неё я.
— На всякий случай, — пожала она плечами и спросила, — Белла, как ты думаешь, остальное сало, может, лучше на другую тарелку порезать?
— Погоди с салом и Беллой! — не унимался я, — зачем ты спрятала?
— Потому что решила, что если у тебя отберут сценарий, то без этих листов у них ничего не выйдет. А если оставят тебе, то я всё верну…
На следующий день на работу я пришёл с больной головой. Хотя я и не пил много. Но праздник удался и разошлись мы ближе к пяти утра. А потом ещё дружно помогали Дусе тарелки со стола убирать (не оставлять же на улице). Так что поспать практически не удалось, и на работу я явился немного в прострации.
А дел на работе было завались.
Перво-наперво предстояло составить план на поездку в Югославию, списаться с Йоже Гале и Франце Штиглицом, обсудить с ними ряд вопросов. А ещё и текучку никто не отменял.
В общем, голова пухла.
К тому же в кабинете сегодня был проходной двор. Коллеги, узнав о моих успехах, и, главное, о квартире, устроили к нам паломничество. Сегодня им всем вдруг срочно понадобилось одолжить у меня линейку, попросить поточить карандаш, посмотреть инструкцию по инспекции театров, которую вдруг все одновременно и резко потеряли (трое человек приходили с одним и тем же вопросом).
И так они меня достали, что я перестал обращать внимание, работал, не поднимая головы, и отдуваться приходилось Ларисе и Марии Степановне.
— Муля, нам надо поговорить, — прозвучал вдруг над головой сердитый категорический голос.
Свирепо я поднял голову от бумаг — передо мной стояла… Вера Марецкая.
Глава 9
— Нам надо? — удивился я.
— Ну… эмммм… ладно, мне надо, — совершенно не смутилась Марецкая.
Я взглянул на часы — до обеденного перерыва оставалось ещё десять минут. Сдержал вздох: придётся разговаривать — ведь судя по её решительному виду и крепко поджатым губам — всё равно работать не даст.
— У вас десять минут, — сказал я, поднимаясь из-за стола. — Давайте только выйдем.
Марецкой это явно не понравилось:
— Это что, нынче так принято с народными артистками СССР разговаривать, да? — едко и напористо спросила она, уперев руки в бока.
Я пожал плечами:
— Я же не заставляю со мной разговаривать, Вера Петровна. Это вы сюда пришли…
Марецкая побагровела и зло фыркнула:
— Ладно, пошли.
Мы вышли из кабинета — за спиной фыркнули Лариса и Мария Степановна, и моментально зашушукались. Вот уж сейчас все кости мне перемоют.
— Слушаю вас, — сказал я, когда мы отошли от кабинета подальше и остановились у окна.
— Почему меня выкинули из кино⁈ — набросилась на меня Марецкая.
— Из какого кино вас выкинули? — не понял я.
Марецкая посмотрела на меня, как на придурка. И почему-то этот её высокомерный взгляд меня разозлил. Ну, и плюс я уже говорил, что не спал этой ночью. Очевидно всё это вкупе и сподвигло меня на эту реплику:
— Может быть, вы билет забыли купить, вот и выгнали вас? — уточнил я вежливым голосом, пока ещё вежливым голосом.
Марецкая побагровела, но всё ещё пыталась держать себя в руках:
— Какой билет⁈
— В кино, — пожал плечами я.
— В какое кино?
— Ну откуда мне знать, в какое кино вы ходили?
Марецкая опять посмотрела на меня, как на придурка, словно в первый раз в жизни такое видела. Но всё же ответила:
— В кино, в котором я должна была сниматься. «Зауряд-врач» называется!
Блин, приплыли. Сейчас будет два часа права качать. Честно говоря, когда я ставил условия, что проект отбирают у Завадского и возвращают мне обратно, я совершенно забыл, что объясняться с разъярёнными артистами, которым Завадский уже наобещал роли и поездку в Югославию, придётся именно мне. Вот и первая ласточка.
