— Слова тут лишние. Ну так что?..
— Насчёт твоего предложения? Почему бы и нет? — равнодушно пожал плечами Рэй.
Равнодушие его не был ни показным, ни разыгранным. Ему, похоже, в самом деле было не особо интересно, выживет он или нет.
— Думаю, для этого мира будет даже лучше, если мы оба проиграем, — усмехнулся я.
Рэй окинул меня саркастичным взглядом:
— Я давно стою на позициях грубого эгоизма. Буду брать то, что смогу и делать то, что захочу, а если кто-то захочет помешать — вот, как ты сейчас, — это может быть интересно. Давай, предлагай своё пари, Альберт Элленджайт. Я тебя внимательно слушаю.
— Рискну тебя развлечь, скучающий хозяин жизни, — насмешливо протянул я.
Рэй вопросительно поднял бровь и поглядел на меня с сарказмом.
«Это я-то?», — читалось в его лице. — «А кто же тогда ты?».
— Мы оба привыкли считать себя хозяевами положения, не так ли? — обратился я к нему.
— Не совсем, — закинул он руки за голову, а ноги на маленький столик, дав мне возможность полюбоваться на его идеально начищенные, отлично сшитые туфли. — Между нами есть существенные различия. Ты родился Элленджайтом, так сказать, в пуховике дворянского гнезда. Трон как бы изначально под тебя был заточен. В моём же случае всё было совсем не так. Я мальчик из низов — из подвала, из грязи.
— Хочешь сказать, ты всего добился сам, в отличии от меня?
— Можешь что-то возразить на это, мой сладкий? Но главное различие между нами, пожалуй, даже не в этом.
— А в чём же, по-твоему?
Взгляд его словно сделался холоднее на несколько градусов.
— Твоя семья была твоим щитом. Моя семья была моим балластом.
— Звучит отвратительно.
— Будем тратить время на поиски сходств и различий?
— Ты ведь уже понял суть моего предложения, Рэй. Я предлагаю поединок воли и способностей. Мы оба умеем терпеть боль и умеем доставлять её. Давай выясним, у кого это получается лучше?
— Какие детские игры, — рассмеялся Рэй, откидывая с лица упавшие волосы.
— Ты отказываешься?
— Нет, почему же? Иногда поиграть интересно. Особенно — с достойным противником. Но прежде чем игра начнётся, давай чётко обозначим правила. Чтобы в ходе эксперимента не возникло, так сказать, разногласий. Можно использовать подручные средства?
— Какие?
— Ножи, гвозди, стёкла, электропроводку — всё, что способна придумать моя крайне нездоровая, но развитая фантазия?
— Можно. Но как в шахматах — за один раз только один ход. Повторяться самому, как и повторять действия за противником нельзя, — с усмешкой добавил я. — Минус в карму.
— Обижаешь, милый. Повторяют за кем-то что-либо только люди ограниченные и неуверенные в себе, к коим себя ни на секунду не отношу. Что засчитается за проигрыш? — деловито спросил Рэй.
— Проиграет тот, кто первым утратит выдержку.
Рэй засмеялся. Весело и зло. Как будто его веселила одна мысль о том, что кто-то может подумать, что может соперничать с ним.
— Отлично! Правила просты, ясны и понятны. Осталось выяснить самую малость.
— Да? — вежливо откликнулся я.
— Что именно должен будет сделать проигравший?
— Если выиграю я — из города уберёшься ты. А если ты — уеду я.
Из Эллинжа я никогда не уеду. Это как змея покинуть собственное логово. Город — часть меня, часть моей семьи, истории, души. Он возник вместе с моей семьёй. Мы, словно кровь, течём по его венам-улицам; словно сердце, приводим в движение всё. Мы и есть Эллиндж. Наше присутствие, неосознанно для других, не всегда зримо, но чувствуется тут повсюду.
Уехать из Эллинжа? Проще снова умереть.
Я не могу проиграть. И не проиграю.
Именно в этот момент я понял, что Кинг, возможно, думает так же.
Мы с ним две стороны одной медали.
— Идёт, — согласился Рэй.
— Но, чтобы никто не мухливал, чтобы всё было честно, вам нужен кто-то третий. В качестве судьи и арбитра.
Обернувшись на низкий, словно бархатный голос я встретился с чёрными глазами единственной дочери Кинга.
— Сандра, — процедил Рэй сквозь зубы.
Голос его звучал раздражённо:
— Что ты здесь делаешь? Ты же должна сейчас…
— Я уже выполнила твоё задание, папочка, — лицо у девушки было похоже на маску.
Хотя нет, маски вообще не отражают чувства, а во взгляде девушки горела затаённая на долгие годы злоба и ледяная, просто обжигающая ненависть.
Если когда-нибудь, Господи, у меня будут дети (что весьма маловероятно, но чем чёрт не шутит) не допусти, чтобы они на меня так смотрели!
— Вот твой заказ, папочка.
Сандра стояла над нами, опираясь руками на поручень — своеобразный балкон окружал комнату, словно металлический удав. Ногу она поставила на один из поперечных брусьев конструкции. Во всей позе, фигуре, даже в золотистых, как у настоящего ангела, волосах, чувствовался вызов.
К нашим ногам упал чёрный пакет. В такие здесь пакуют мусор.
При столкновении с полом раздался неприятный, характерный влажный звук и меня замутило. Не нужно было заглядывать внутрь, чтобы понять — там отрезанная человеческая голова.
Даже задумываться не стану, откуда я это знаю. Просто знаю — и всё. В нашем роду такое бывает.
Рэй медленно опустил ноги со стола, легко, одним плавным, текучим движением поднимаясь. Глядя на Сандру угрожающе снизу — вверх, как хищник, приготовившийся прыгнуть.
— Ты опять чем-то недоволен, папочка?
Сандра, не спеша, вальяжно, сделала несколько шагов вниз по железной лестнице с острыми, как бритва, ступенями.
— Ты велел мне убрать его этим вечером? Я так и сделала. Или ты не доволен тем, как быстро я стала справляться с работой? Или? — она обернулась на меня, скользнув по мне чёрными, как лакрица, матовыми, словно поглощающими свет из пространства, глазами. — Или боишься, что намеченное тобой очередное развлечение может отвлечься от тебя на меня?
— Какая ерунда, дочка, — острым, словно колючки кактуса, голосом отозвался Рэй. — Я никогда не был жадиной. И всегда готов поделиться с близким человеком радостью. Какой бы она не была.
Сандра замерла.
Я видел, как дрожали её пальцы.
Странная девушка. Самая странная и непонятная во всей их чокнутой семейке.
Удивительно красивая. Опасная. Интересная.
— Ничто не может порадовать меня сильнее твоих страданий, папочка.
В голосе Сандры не было ни язвительности, ни насмешливости. Короткая констатация факта. Холодная и сухая, как цифры финансового отчёта.
— Ничто не может заставить страдать тебя сильнее, чем уязвлённое самолюбие. Так что, пожалуй, я поприсутствую на вашем экзотическом поединке. Ты ведь не будешь против?
— Прямо сказать, я не в восторге от твоей идеи.
— Почему нет? — решил вмешаться я. — Со стороны многое видится более объективно. И если возникнет спорный момент…
— Сандра подыграет кому угодно лишь бы против меня! Но спорных ситуаций не возникнет.
Из голоса и взгляда Рэя исчезли даже тени мягкости и насмешливости.
Он был зол. Впервые на моей памяти зол по-настоящему, открыто.
Черноглазая златовласа его задела? Интересно!
— Займи место в зрительном зале, солнышко, — рыкнул он на дочь. — Начнём? — это уже в мою строну. — Начнём, пожалуй, с того, что разденемся.
— Рубашку и в самом деле лучше снять, — согласился я.
Без одежды его тело выглядело даже лучше, чем в ней. Идеальная гладкая кожа обтягивала, подчеркивая выпуклость большой грудной, межреберной и прямой мышцы живота с анатомической подробностью, выделяя каждый кирпичик.
У меня выделяющихся рельефов на теле не наблюдалось. Астенический тип сложения делал мои мышцы скорее гладкими и длинными, как у гимнаста или танцора, чем бугрящимися силой атлета.
— Ну? Кто первый? — ухмыльнулся Рэй, перекручивая резинкой волосы.
Злясь на себя, я не мог отвести от него взгляд. Паршивец был не просто хорошо собой — он был идеален. И мне совсем не нравилась та степень эстетического удовольствия, которое я получал, глядя в его сторону.
