— Почему ты уверена, что он умер?
— Что? — повернула она ко мне своё бледное лицо. — Ты должно быть шутишь? К чему эти глупые вопросы?
— Глупые? Вы даже дыхание зеркалом не проверили, я уже не говорю обо всём остальном. К твоем сведению, Кинг жив. Хотя не стану утверждать, что здоров?
— Что? Ты серьёзно?!
Ну вот. Снова-здорово. «Что» да «что»? «Ты шутишь?». «Ты серьёзен». Да нет, дорогая. Я так прикалываюсь.
— Я абсолютно серьёзен. И, хотя у меня в некоторых моменты бывает весьма своеобразное понимание смешного, но я не шучу.
Кэтрин порывисто обернулась, пристально вглядываясь в призрачный, почти прозрачный профиль Рэя.
— В это трудно поверить…
— Куда труднее поверить, что такого человека, как Рэй, можно отравить.
— Разве нет?
— Нет.
— Тогда зачем твоя сестра всё это затеяла?
— Потому что она тоже та ещё шутница! — передёрнул плечами я. — Яд не может нас убить. Но причинить боль и страдание, заставить мучиться, сделав беспомощным на какое-то время — вполне.
Рэй ослушался её и в нашей с ним маленькой ссоре сделал то, что Синтии вовсе не понравилось. Она попыталась наказать его.
— Разве это не глупо? Дразнить такого человека, как Кинг?
Катрин сохраняла совершеннейшее спокойствие. Словно речь шла о вещах обыденных. Я был немного удивлён. Любопытно, что стоит за ним: обычное непонимание ситуации или железное самообладание? Даже не знаю, что порадовало или огорчило бы меня сильнее?
— Глупо. Но в этом вся Синтия. В пренебрежении к опасности, а иногда в элементарной близорукости к ней. Синтия частенько не способна заметить шершня до той поры, пока не станет слишком поздно, и он её не ужалит.
— Но если этот человек может представлять для нас опасность… может быть твоя сестра права?
Я ушам своим не поверил. Я так резко ударил по педалям, что машину на миг занесло и пришлось несколько секунд следить только за дорогой, чтобы избежать возможной аварии.
— Что ты хочешь этим сказать? — наконец поинтересовался я.
— Что покончить с ним сейчас будет проще, чем завтра?
Я не хотел верить в то, что нежная, ранимая, чистая Кэтрин способна глядеть на ситуацию столь… практично.
— Что ты предлагаешь? — засмеялся я, боюсь несколько истерично. — Закопать его живьём?
— Нет, конечно, — поспешно донеслось в ответ.
Столь поспешно, что стало понятным — такой исход вовсе не казался Кэтти невероятным.
— А, понятно. Сначала для верности мы проколем его сердце осиновым колом? Или металлическим брусом? Или ты предпочитаешь более современную пулю в лоб — контрольный выстрел?
Я всё повышал и повышал голос. В конце фразы я уже почти орал во всё горло.
— Ты уверена, что настоящая опасность исходит он Рэя Кинга? А не от тебя самой, способной рассматривать подобный поступок как возможный?
Какое-то время в салоне было совершенно тихо. Казалось, был слышен даже звук капель, стекающих по лобовому стеклу, словно лупа, увеличивающие в разы пойманные в свои сети отблеск фонарей.
Кэтрин отвернулась, глядя в окно.
Ох уж эта её привычка! Замыкаться в себе, отворачиваться, молчать. И поверху сознания, словно белый шум, какое-то молочное марево, через который моему разуму не пробиться. Он тонет в нём, теряется, как в тумане. И никак не понять, что стоит, что таиться за этим загадочным молчанием: мудрость или глупость, доброта или жестокость, слишком острые чувства или полное равнодушие?
— Ты прав. Я… не должна была… убийство любого человека ужасно. Даже такого, как этот. Но, с другой стороны, согласись, что от его смерти выиграли бы все. Возможно включая его самого.
С этим не согласиться было трудно.
— Пока человек живёт и дышит, у него есть возможность измениться.
— А это что-то значит?
— Видимо, да.
— Но ты же сам говорил, что на той стороне ничего нет? Что жизнь конечно?
— И в том и в другом случае она имеет значение. И в том, и в другом случае имеет значение её продолжительность. И в том, и в другом случае, есть ли у человека бессмертная душа или нет, чем позже умирать — тем лучше. А что касается Рэя Кинга, то он умрём не сегодня. Я за это отвечаю.
«Ты как всегда всё испортил», — поплыло предо мной в темноте насмешливое лицо Синтии. — «Ты как всегда всё испортил».
— И горжусь этим.
Призрак сестры развеялся.
На его месте оказались подъездные ворота и воротилы — обезьяны Кинга, способные испортить всё веселье.
И они спешили к вам со всех ног.
— Откройте ворота, — вальяжно распорядился я.
— Зачем мне это делать? — попытался хамовато ухмыльнуться один из верзил.
У него просто не то, чтобы был выбор. И пока его язык выговаривал то, что ему приказал его мозг, руки подчинялись моим желаниям — путь был свободен.
Темно, ветрено и под ногами снежная каша. С тех пор, как я воскрес, тут словно и нет другой погоды.
Двери открылись, словно в супермаркете — сами-собой. Возможно, то же устройство? Как его там? Тепловизор? Да один фиг разница!
— Ну-ка, мальчики, не стойте без дела. Помогите мне донести Кинга до его апартаментов.
Мальчики не возражали, и мы дружной спокойной группой спустились в глубину туннелей, словно крысы.
Картина маслом — или кадр.
Сандра, вся в чёрном, как и полагается принцессе на байке, сверкающая, подобранная и жёсткая; Энджел, в мягком кашемировом свитере, с мягким белыми кудрями, рассыпанными вокруг совершенного тонкого лица подобно сияющему нимбу. Ливиан — в чёрной косухе, незримо дополняющий собой близнецов. Полупьяная Виола на втором плане. И ещё куча народа в массовке.
— Это, кажется, ваше?
— Что случилось? — напряжённо откликнулся Энджел.
— О! Надеюсь, он не сдох? — истерично засмеялась Виола.
Насчёт полупьяной я тут немножечко ошибся. Она была не полупьяной, а пьяной вдрызг.
— Я бы на это не рассчитывала, — пожала плечами Сандра, скрещивая руки на груди. — В некоторых историях с самого начала как бы не предлагается счастливого конца.
— Вот тут ты не права, — донёсся голос Синтия сверху.
Она словно парила над нами всеми, стоя на верхней площадке, как королева.
— В нашем случае это и есть счастливый финал.
— Кто ты? И что за бред несёшь? — подал голос Ливиан.
— Я ваша создательница, мои дорогие. Я та, кого в городе зовут госпожой Элленджайт. А вы — вы все, за маленьким исключением, плод моих неустанных трудов. Моё творчество, моё детище. И разве не счастливый финал то, что мы все, наконец, в сборе?
Близнецы Кинги переглянулись между собой.
— Всё это откровенная бессмыслица.
— Видишь, ли, красавчик, — улыбнулась Синтия Ливиану. — Жизнь по сути своей бессмысленна. Если только не принять за смысл то, что она постоянно возобновляет и поддерживает саму себя исключительно ради данного процесса. Но если уж вам так нужен смысл… на самом деле он есть. Я создала вас за тем, чтобы вы управляли этой землёй. Из-за кулис. Незримо. Во славу того, кто всем нам дал шанс на существование здесь и сейчас.
— Имеет значение то, что я не верю в бога? — с усмешкой проговорил Ливиан.
— Ни малейшего. Лишь бы ты верил в дьявола, мой сладкий.
— С этим, прости, тоже проблемы. Не собираюсь я никому служить.
— Сказал винтик внутри схемы, давно участвующий в общем движении, — засмеялась Синтия. — Хочешь ты того или нет, но ты в игре. Или в деле — как посмотреть. Мы есть то, что мы есть. От этого никуда не деться. Как не скрыться от себя самого. Мы — семья, пусть и собравшаяся по печальному поводу.
— Если ты о моей смерти, любимая жёнушка, то твоя скорбь преждевременна, — подал голос Кинг, приподнимаясь на локтях.
Выглядел он хуже не куда. Рискну предположить, чувствовал себя ещё хуже, но всё равно голос его сочился сарказмом.
— Не стану спорить насчёт бога и дьявола, мне эти дали неведомы и малоинтересны. Но религию, определённо, стоит сменить на ислам. В исламе чтобы вновь стать холостяком достаточно три раза прокричать: «Я развожусь». Сейчас бы мне это очень подошло, дорогая.
