И Азамат, четвёртый побратим, где-то сгинул.
Хорь, злясь на себя, сжал зубы. Бог даст – свидимся, и будет чем названых братьев обрадовать.
Вернулся на край оврага, лёг за тёплым камнем, спугнув пригревшуюся на солнце ящерку, и стал смотреть, как вдали сверкают оружием сквозь пыль колонны русского войска, преследующего уходящих на восток монголов.
Две гигантские силы, настолько разные, насколько могут быть разными тенистая чащоба и привольная степь, искали встречи. И эта встреча грозила чудовищными потрясениями.
* * *
– С Богом.
Дмитрий перекрестился и пошёл в реку, ведя на поводу золотого Кояша. Жеребец фыркнул, попробовал мягкими губами чёрную воду. Тряхнул головой и поплыл.
Ярилов выбрал это место для ночной переправы заранее – здесь ширина Калки не превышала пятидесяти саженей, а противоположный берег был пологим, удобным для подъёма. Выше по течению имелся брод, но его наверняка стерегли монголы. Десяток отборных добришевцев двинулся вслед за воеводой.
Выбрались на берег, обмотали тряпками копыта коней, стянули верёвками морды – чтобы не заржали не вовремя. Ехали шагом, вслушиваясь в ночную тишину – вязкую, тёплую, густую от весенних запахов. Тонкая сабля молодого месяца светила слабо и разведчиков не выдавала.
Анри подъехал, коснулся коленом и прошептал:
– Справа, впереди.
Но Дмитрий и сам уже увидел тусклый свет сторожевого костра, кивнул. Спешились. Лошадей оставили под присмотром коновода – ближе подъезжать было нельзя из-за того, что монгольские кони могли почувствовать приближение чужих собратьев.
Подползли на расстояние шагов в двадцать. Дюжина караульных дремала у огня, двое тихо разговаривали. Наконец, один проснулся, отошёл справить нужду – Дмитрий подтолкнул тамплиера. Неслышно подобрались. Ярилов поднялся, ударил монгола в затылок, подхватил обмякшее тело. Анри ловко набросил на пленённого мешок, в мгновение опутал верёвкой. Отнесли «языка» к месту, где оставили лошадей. Дмитрий тихо велел:
– Жук, ты за старшего, возвращайтесь. Головой за татарина отвечаешь. Гляди, чтобы в реке не захлебнулся.
– Будет сделано, воевода. А ты?
– Мы с франком ещё погуляем, за нас не беспокойтесь.
Ярилов и де ля Тур беззвучно исчезли в темноте. Жук восхищённо пробормотал:
– Это ж надо! Добыли басурманина, будто высморкались. А евоные дружки даже не дёрнулись.
Кто-то поддержал:
– А то! Ловок наш Ярило. Ох, ловок и удачлив.
– Тьфу три раза, чтоб не сглазить, – сплюнул Жук и велел: – Тронулись. И тихо мне!
Месяц восхищённо качал рогами в начинающем бледнеть небе.
* * *
Мстислав Романович присмотрел для своей стоянки высокий холм. Велел огородить телегами обоза, поставить частокол. Вышло крепко: крутые склоны холма исключали врагу внезапную атаку и сильно затрудняли планомерный штурм.
Князья собирались на совет. Проходили в просторный шатёр, удивлённо разглядывали расчерченный иноком Варфоломеем с помощью Дмитрия план будущего поля сражения. Поражались его точности и подробности:
– Глянь, и река верно написана, и рощица на том берегу! А здесь, вестимо, костры их ночью были – значит, застава.
Вошёл Мстислав Киевский, поздоровался с каждым отдельно. Потом сказал:
– Добришский воевода Димитрий сам лазутчиком был на татарском берегу, добыл пленного. Монгольское войско всё здесь собрано, готовится к бою, нас ожидает. Димитрий расскажет, как нам на битву идти. Послушаем его.
Мстислав Удатный фыркнул:
– Вот ведь, сучье подхвостье!
Но продолжать не стал.
Ярилов заговорил о том, что у татар бойцов вдвое меньше (князья сразу заулыбались, начали друг другу подмигивать – мол, справимся легко), и этим надо воспользоваться: выстроить полки широкой дугой, чтобы напасть крыльями, охватить вражеское войско с флангов. Монголы хитры, если видят превосходство противника – обманывают, изображая наступление. Когда преследователи в азарте погони разрывают строй, отдаляются друг от друга, монголы разворачиваются и нападают, бьют поодиночке. Могут и на засаду навести. Поэтому всем надо действовать по уговору, только по приказам великого князя. Охват с краёв не позволит басурманам организовать сопротивление и правильный отход. А переправу через реку и начало битвы надобно сделать таким образом.
– Первыми переправляются черниговцы на лодках и половцы под командой Яруна через брод – вот здесь и здесь, – Дмитрий показал на плане, – они прикрывают переход Калки остальным войском. Потом киевская дружина занимает левое крыло, следом галичане Мстислава Удатного и волынцы Даниила Романовича заходят справа. Всё это время большой полк из черниговцев и половцев должен стоять крепко, отбивая наскоки татар, и не покидать своего места, даже если вдруг всё монгольское войско побежит. Ну, а когда выстроимся – по знаку первым нападает правое крыло. Остальные малые дружины – псковская, смоленская, луцкая и прочие – распределяются между главными тремя полками и беспрекословно выполняют приказы старших – Мстиславов Киевского, Галицкого и Черниговского. Монгольское войско – сильное, спаянное в боях. Они уже три года в походе, многие народы одолели. Не смотрите, что нас больше – победить их будет нелегко. Только едиными усилиями справимся, чётко исполняя задуманное и слушаясь приказов.
Дмитрий оглядел собрание – князья слушали внимательно, и только Удатный продолжал что-то сердито бормотать себе под нос.
Ярило решил немного польстить знаменитому полководцу: добавил голосу значительности:
– Повторяю: первым нападает Мстислав Галицкий, как самый заслуженный и умелый. От его успеха и дальнейшее зависит.
– Мне подачки не нужны, сучье подхвостье! – взорвался Удатный, сверкая чёрными глазами. – Кто ты такой, воевода, чтобы тебя князья слушались?! Я и поляков бивал, и венгров бивал, и по отдельности, и вместе! И чудь, и весь, и корелу!
Мстислав распалялся всё больше и больше, наступая на прячущих глаза князей:
– Что примолкли, как обмочившиеся щенки? Я с мечом в Киев входил, и в Чернигов! И владимирцев с муромцами громил. Или забыли? А мне тут выскочка добришский, Тимоши блаженного холоп, указывает, куда идти и что делать!
Мстислав Удатный подскочил к Дмитрию, схватился за рукоять меча: князья охнули, ожидая расправы. Ярилов посмотрел сверху на гневливого полководца, демонстративно заложил руки за спину.
Мстислав Романович понял, что нельзя называть Дмитрия истинным автором плана битвы – не поймут князья. Успокаивающе сказал:
– Остынь, Мстислав Мстиславович. Всем тут твои подвиги ратные известны и уважаемы. Воевода рассказал мой замысел на битву, просто у него ловчее говорить получается. Я-то уж немолод, могу что-нибудь и позабыть, вот и попросил его рассказать, как бы моим языком послужить.
И засмеялся, заперхал нарочито по-старчески. Князья облегчённо вздохнули, заулыбались. Удатный убрал руку с меча, нахмурился. Отступил, тяжело дыша.
Великий князь продолжил:
– Всем всё понятно? Если так – завтра начинаем в полдень. Утром туманы стоят, могут помешать битве, так что подождём, когда солнце поднимется высоко. Знаком для начала будет моё знамя, воздетое над шатром. А до этого, с рассветом, инок Варфоломей с митрополичьим причтом войска обойдёт с мощами Андрея Первозванного, благословит на битву. Помните, други: мы не только соседей своих, половцев, из беды выручаем, не только родную землю оберегаем от басурман, но и души свои спасаем – ищем в этих степях святыню, лик Иисуса, написанный рукой апостола Луки. Дело наше правое и богоугодное. Идите с Богом.
Первым из шатра выскочил, конечно, Мстислав Удатный, что-то бормотавший про сучье подхвостье. Остальные князья оживлённо переговаривались, обсуждая завтрашнюю битву.
Дмитрий выдохнул. Вытер выступившую испарину: сердце заколотилось бешено, как будто обкурившийся барабанщик выбивал в висках сумасшедший ритм. Не верилось, что всё прошло относительно спокойно, что его план на бой, рождённый бессонными ночами, был принят.
