Сколько раз, ещё в детстве, думал он об этой битве! Страдал от непонимания, почему сильное русское войско уступило монголам на Калке без малейшего шанса в мае 1223 года. Крики раздавленных под помостом с пирующими победителями пленных русичей не давали покоя, мучили…
Именно это поражение убедило наследников Чингисхана в слабости, раздробленности русских княжеств. Поэтому они вернулись в 1237 году, довершая начатое Субэдэем и Джэбэ. На родину на долгие двести пятьдесят лет обрушилась ночь татарского ига, навсегда сломавшая историю страны, ввергнувшая её в бесконечную спираль страданий, бесправия, безумной жестокости.
И вот ему, Дмитрию Ярилову, удалось воплотить детскую мечту в реальность: убедить русских князей во главе с Мстиславом Киевским действовать не разрозненно, но совместно, по продуманному плану, под единым командованием. Теперь у монголов нет шансов: они неизбежно проиграют роковое сражение. Конечно, на этом беды отечества не закончатся в одночасье: останутся внутриусобицы, никуда не денутся угрозы с запада и востока. Но главное, что теперь его страна останется в европейской семье – а значит, и путь её будет другим: более светлым и справедливым.
Подошёл Мстислав Романович. Улыбнулся:
– Молодец, воевода. Всё очень толково у тебя вышло. Вот тебе награда с моего плеча.
Кивнул боярину Смороде: тот набросил на Ярилова роскошный тяжёлый плащ из шитой золотой нитью парчи.
Ярилов склонил голову в глубоком поклоне, забормотал слова благодарности.
– Тебе спасибо, воевода. Это только начало. Завтра расправимся с басурманами, и не так ещё отмечу твои заслуги перед Киевом и всей землёй русской.
Счастливый Дмитрий вышел под густо-синее небо. Предзакатное солнце подожгло рыжий костёр на вихрастой голове, заискрилось на щедром великокняжеском подарке.
Завтра. Всё решится завтра.
Из записей штабс-капитана Ярилова А. К.
г. Баден-Баден, 29 июля 1924 года
…совершенно не помню происшедшего. Доктор сказал, что был сильнейший нервический приступ, меня обнаружила полиция, в которую сообщил о моей пропаже встревоженный херр Думкопф. Якобы я выломал голыми руками решётку в его клинике и исчез. Где шатался двое суток – неизвестно, но от шуцманов я отбивался подобно дикому льву и немало помял мундирчики доблестных служителей закона.
В этой истории есть странная мистика: некий тайный покровитель замял судебное дело, оплатил моё лечение и проживание в этом курортном захолустье, в Баден-Бадене. Херр Думкопф многозначительно отказался раскрывать секрет; я помучился бы этой загадкой, будь у меня силы. Местные чопорные монахини и так нагоняют на меня тоску, а от немецких минеральных вод развивается кислая изжога. Впрочем, зато вид «невест христовых» в огромных белых шляпах, напоминающих хвосты гигантских стрижей-альбиносов, напомнил мне о совсем других служителях господа и подвиг на возобновление этих записей, чему доктор Думкопф чрезвычайно обрадовался.
Тот бурят оказался вовсе не бурятом, а тибетским монахом, и знакомство с ним стало важным событием, повлиявшим на все последующие. Тогда, ранней осенью 1918 года, мы наконец добрались до Екатеринодара. В другой раз я опишу эту дорогу, полную жутких картин разбушевавшейся Гражданской войны; нам с отцом Василием приходилось переодеваться в буржуа и в крестьян, ему – сбривать бороду, мне, напротив – отращивать. В иных условиях это напомнило бы забавные приключения какого-нибудь Пинкертона, но нам было совсем не до забав. Поезда останавливали и грабили; а иногда эшелон сам останавливался, и пассажиры шли заготавливать дрова для замершего паровоза. Ехали мы и верхом, и на бричке, и на крестьянской телеге. Дорога, которая до войны заняла бы не более трёх суток, отняла у нас почти месяц. Путь наш был причудлив, извилист и несколько раз пересекал сам себя, будто свихнувшаяся змея; в финале сего анабасиса мне пришлось отстреливаться от каких-то одичавших черкесов, а потом идти пешком. Мы потеряли и повозку, и лошадей, и весь багаж, а в моём браунинге оставалось всего два патрона. Но всё кончилось благополучно, в Екатеринодаре нас приютили старые друзья отца Василия; и не просто друзья, а соратники по нашему Делу. Меня постепенно посвящали в детали. Видимо, не спешили, жалея мой материалистический ум. Вновь были рассказы о древнем умении путешествий во времени, приводились примеры успешных, как в древней Индии, предприятий, когда удалось изменить течение истории и восстановить исчезнувшее было от действия ужасного оружия человечество.
Я тогда подумал, что это – вовсе не подвиг, а глупость: возможно, Создатель давно понял безнадёжность прожекта под названием «Человек» и решил от него отказаться, но азартные Путешественники спутали карты, и вот теперь всему населению Земли приходится страдать из-за продолжения бессмысленного эксперимента. Что может быть страшнее Верденской мясорубки или газовой атаки? Вытекших от горчичного газа глаз, сгоревших в пламени огнемётов лиц? Танков, этих гигантских железных колесниц апокалипсиса, надвигающихся подобно року – скрипя, раскачиваясь и убивая? Господь плюнул на нас и отвернулся; теперь с небес доносится не пение ангелов Его, а вой бомб, сброшенных с аэропланов и цеппелинов.
Впрочем, я держал свои мысли при себе, да и вряд ли они имели значение для этих людей.
Потрясением для меня стала встреча с тибетцем, последним выжившим из тайного монастыря в горах. Ещё в начале века на их убежище напали воины, кричавшие гортанные проклятия то ли на фарси, то ли на пушту, и вырезали всех; нашему монаху чудом удалось спастись, бросившись в ледяную воду горной реки. Долгие скитания по Монголии, Китаю и Маньчжурии закончились плачевно: японский патруль схватил его и должен был расстрелять за якобы шпионаж, но тут счастливым образом случился набег кавалеристов Урало-Забайкальской дивизии на Инкоу. Это было в январе 1905 года, и монаха спас русский подполковник. Офицер когда-то закончил Академию Генерального штаба и сразу распознал великое значение в рассказах спасённого тибетца о погибшем монастыре Путешественников во Времени. Используя свои полномочия, подполковник отправил монаха в Санкт-Петербург. Тогда же с тибетцем познакомились Рерих и отец Василий; эти события послужили толчком к созданию тайного общества, избравшего целью изменить судьбу России путём выпрямления (или искривления?) её исторического пути. Тогда, в ужасе русского бунта и чудовищной трагедии нашего поражения от Японии, эта мысль родилась, конечно же, неизбежно и своевременно – так же своевременно, как рождается в крови и муках долгожданный младенец.
Тибетец объяснил мне, что извечно Путешественники во Времени создавали некие ворота, лазы, через которые могли проникать в прошлое для исполнения своих благородных целей. Когда-то таких «дверей» было предостаточно, но враги Путешественников, хроналексы, последовательно закрывали их – пока не уничтожили все до одной. И теперь необходимо вновь открыть «дверь». Путём многолетних наблюдений за светилами и сложных цифровых вычислений тибетец обнаружил место, подходящее для прокола в ткани времени. Сие место располагается в Екатеринославской губернии, где-то к западу от Ростова – подробнее он отказался говорить.
Но главное, для такого предприятия нужен особый человек. Отмеченный звёздами или самим мирозданием (здесь речь тибетца сделалась малопонятной; он постоянно сбивался на своё родное наречие, не находя нужных слов в русском языке). И вот я – представьте! – я, обыкновенный штабс-капитан Ярилов Александр Константинович, являюсь таковым «отмеченным». Мои атомы сложились каким-то хитрым образом, поэтому я могу послужить ключом для искомой двери. Особенность эта передаётся каким-то образом по наследству: то есть и батюшка мой, и мои сыновья, если таковые родятся, заведомо обладают ею. Именно поэтому меня приметили ещё в Петрограде, именно поэтому со мной познакомился отец Василий в далёком январе шестнадцатого года.
