— То есть ты считаешь, что когда женщина выходит замуж, то ей только муж, кухня и дети остаются? — рассеялся я.
У меня аж от сердца отлегло. Это Дуся такая паникёрша. Стоило Машеньке раз или два чуток задержаться на работе, как она сразу уже раскудахталась. Привыкла, что Мулина мать всегда дома. А ведь в советских институтах и на предприятиях в эти года было обычным делом задерживаться после работы чуть ли не до ночи, ради всевозможных собраний и творческих вечеров. Вот и Маше приходится…
Так я размышлял, а у самого что-то словно ныло изнутри. Перед глазами стоит Машенька, которая капризным голосом отбирает у Дуси её подарок — югославский плащ. И ведь даже не подумала, что той же Дусе подарка хочется. Но тогда я списал всё на последствия беременности. А сейчас, когда Дуся начала рассказывать, как-то многовато всего набирается. На первый взгляд, вроде как ерунда это всё. А вот если всё суммировать и хорошенько подумать, то картина получается неприглядная.
Я вздохнул и, под речитатив Дуси, продолжил размышлять: Модест Фёдорович спит на кухне. И Машу это совершенно не колышет. Она приходит поздно, потому что у неё там какие-то мероприятия. А то что она замужем за профессором, и что ей следует быть для него музой и поддержкой — её это не заботит. Я уже молчу об интересном положении.
Ведь женщина, прежде чем идти замуж не за простого инженера или рабочего, а за учёного, писателя, художника и так далее, должна трижды подумать, что с такими людьми обычной семейной жизни не получится никогда. Что главным у такого мужа всегда будет его служение: науке, искусству и т. д. И эта женщина должна быть в первую очередь поддержкой, помощницей, вдохновительницей своему талантливому супругу. Вон как Маргарита, которая поселилась в подвале с Мастером и верила в него до последнего. И с рукописью помогала. И боролась за него.
А Маша, видимо, решила, что достаточно выйти замуж, и всё завертится вокруг неё? Странно это. Тем более, что она же и сама к науке причастна.
— А ещё она подружкам на него говорила, что он старый, — продолжала ябедничать Дуся. — Я случайно подслушала.
— Прям так и сказала? — не поверил я, — с чего бы это?
— Они обсуждали какой-то спектакль, а она и говорит, мол, мы не пойдём, у меня муж старый, ему это не понять, — заложила Машу Дуся.
Ладно, всё равно с отцом говорить придётся, как вернётся. Заодно и об этом расспрошу. С чего это он вдруг стал старым?
А прямо на работе мня выловил Капралов-Башинский.
— Иммануил Модестович! — вскричал он при виде меня, — я слышал, что скоро югославские коллеги приезжают?
— Угу, — кивнул я, с подозрением глядя на него, — А что?
— А массовку для фильма вы где брать будет?
— На «Мосфильме», — пожал плечами я, — они там и набор уже открыли.
— Муля! — всплеснул руками Капралов-Башинский, — ну какая массовка может быть на «Мосфильме»? Ну ты сам подумай!
Я подумал и ничего не понял:
— Нормальная массовка. Они там профессионалы. Что они людей постоять две минуты в одежде крестьян на заднем плане не наберут? Или солдат? Там всего-то и надо, что бежать по полю.
— Иммануил Модестович! — аж покраснел от возмущения Капралов-Башинский, — так дела не делаются! Даже массовка должна играть талантливо. А не стоять столбом. Зрителя не обманешь.
— К чему вы ведёте? — я с подозрением уставился на режиссёра.
— К тому, что нужно набирать актёров на массовку из моих артистов! У меня такие типажи — пальчики оближешь. Такие есть девочки хорошие.
— Да я как-то и н думал…
— Не думал он! — вскричал, заламывая руки Капралов-Башинский, — ты не думал, а вон Завадский уже настропалялся всю массовку из своих набрать. Как ты думаешь, через «Мосфильм» кого продвигают?
Я задумался:
— И вы хотите, чтобы взяли ваших?
Капралов-Башинский закивал так интенсивно, что я думал, что у него сейчас голова оторвётся:
— Конечно!
— А зачем вам это? И им зачем? У вас состоявшиеся актёры, что им даст минутное участие в массовке?
— Ээээээ… Иммануил Модестович, пусть и минутное, но быть участником такого фильма — каждому хочется.
— Но, может, фильм ещё и не зайдёт, — пожал я плечами.
— Ха! Насколько я слышал, да и сам понимаю — ещё как зайдёт! — усмехнулся Капралов-Башинский, — так что, мы договорились?
В принципе массовка — это вообще никакой роли не играет, будут актёры из «Мосфильма» или из театра Капралова-Башинского. А иметь в должниках директора театра — пригодится. Поэтому я согласно кивнул:
— Хорошо, Орест Францевич. Договорились.
Капралов-Башинский просиял и ушёл, довольно потирая руки.
А примерно через час меня уже выловил Глориозов. И вид у него был озабоченный не на шутку:
— Иммануил Модестович! — бросился трясти мою руку в приветствии он, — сколько лет, сколько зим! Вернулись из Югославии, а всё не заходите! Старика проведать не хотите!
— Ох, да что вы, Фёдор Сигизмундович, — улыбнулся я, — какой же вы старик? Орёл!
Глориозов просиял, но вид у него при этом был весьма озабоченный:
— Иммануил Модестович, тут такое дело… — он немного замялся, но уже более твёрдо закончил, — до меня дошли слухи, что вы в массовку к своему фильму набираете актёров Капралова-Башинского? Это правда?
— Правда, — кивнул я.
— Но как же так?! — вскричал, заламывая руки Глориозов, — как же так, Иммануил Модестович! Мы ведь с вами друзья! Мы почти братья на театральной ниве! Я же вашу Фаину Георгиевну под крыло по вашей личной просьбе взял! Мужественно терпел её придирки! И своим запретил с нею спорить! А вы теперь этого афериста Капралова-Башинского поддерживаете?! Как так-то?
У меня аж челюсть отпала. И я пробормотал:
— Да я даже и не думал, что это имеет хоть какое-то значение. Мы открыли набор на «Мосфильме». Они там начали кого-то набирать. А потом ко мне подошёл Орест Францевич и предложил ускорить процесс и дать своих актёров. Уже готовых на роли.
— Но почему он?! — побледнел Глориозов, — у меня тоже есть актёры на эти роли! И они все заслуженные! А не как у Капралова-Башинского, сброд один!
— Фёдор Сигизмундович, — попытался успокоить Глориозова я, — во-первых, Орест Францевич просто подошёл первым. Я даже подумать не мог, что для ваших заслуженных артистов участие в массовке имеет хоть какое-то значение!
— Конечно имеет! — аж подпрыгнул Глориозов, — этот фильм скоро прогремит, и участие пусть даже в массовке, для каждого артиста — это билет на большую сцену. Вы понимаете?
— Хм… — задумался я, — теперь начинаю понимать. Давайте тогда сделаем так, если останутся места, то наберём ваших. Вы же сами понимаете, что отменять своё решение я уже не могу. Но вот на следующий фильм, тоже советско-югославский, я дам вам приоритет. Договорились?
— Спасибо! — просиял Глориозов и принялся трясти мою руку, преданно заглядывая в глаза, — уверяю вас, Иммануил Модестович, вы не пожалеете! Мы же друзья!
Он ушёл, и я выдохнул.
Ну что, ещё кино даже не сделано, а уже за мной началась охота. То ли ещё будет, когда «Зауряд-врач» выстрелит в Европе и Америке. Ну, и у нас, само собой.
Ну что же, посмотрим.
В прекрасном настроении я вернулся в Комитет и двинул по коридору в сторону приёмной Большакова. С Изольдой Мстиславовной как раз есть что обсудить.
Но тут дорогу мне преградила Лёля. И была она в странном возбуждении:
— Муля! — прошептала она и криво усмехнулась, — я беременна!
Глава 16
Я посмотрел на неё и осторожно сказал:
— Не знаю, тебя поздравлять или сочувствовать?
— Почему это сочувствовать? — обиделась Лёля.
— Ну, разве в обществе не порицается, когда незамужняя девушка забеременела? — спросил я.
Радостное лицо Лёли скисло, и она недовольно буркнула:
— А вот в этом ты мне и поможешь!
— Жениться на тебе не буду! — категорически отрезал я, — у меня невеста есть, и наши семьи уже договорились.
