— Будь осторожен, Муля. Там тебе Завадский сюрприз подготовил.
— Что за сюрприз? — нахмурился я.
Терпеть не могу сюрпризы. Особенно от таких, как Завадский.
— Точно не знаю. Слышала, Ваня с ним по телефону разговаривал и ругался. Так что будь осторожен, Муля. Через два дня большое собрание на базе Центральной студии телевиденья. Будут твой проект обсуждать и поточные мероприятия с югославами. Ты приглашён, но, насколько я знаю, без права голоса.
Я призадумался. Интуиции Изольды Мстиславовны я всецело доверял.
Нужно выяснить, что задумал Завадский. И Капралов-Башинский может это знать. Или знать, кто знает. Но идти к нему было неохота. Сейчас начнёт опять роли клянчить. Лучше сначала спрошу у Раневской. Уж она точно такое не пропустит. Какая-нибудь Любочка ей точно последние слухи передаст.
Когда я подошёл к высотке, Фаина Георгиевна как раз выгуливала Букета на поводке. Точнее на верёвочке. При этом сегодня Букет был своей самой обычной окраски (если не считать кончика хвоста, выкрашенного в зелёный цвет, но это уже мелочи).
— Я смотрю, Фаина Георгиевна, Букет вернулся к натуральному окрасу? — поприветствовал актрису я. — Новая мода?
— Да Ярослав переселился сейчас в общежитие интерната, — ответила Фаина Георгиевна.
— А что, разве занятия уже начались? — удивился я. — Там не с первого сентября разве занятия начинаются?
— Насколько мне объясняла Глаша, он упросил коменданта общежития пустить его, как сироту, прямо сейчас.
— Ничего не понимаю, — нахмурился я. — Зачем ему жить сейчас в общежитии?
— Да что-то они с Машенькой там не поделили, — вздохнула Фаина Георгиевна и тут же наябедничала. — Беременные женщины становятся такими капризными. Вот она вчера и ко мне прибегала ругаться.
— Ругаться? — удивился я. — Маша?
— Да, хотела обратно квартирами меняться, — сконфуженно сказала Злая Фуфа, — я-то понимаю, что она права. Но это же ты всё решал. И я ей сказала, что нужно сначала с тобой поговорить. И будет, как ты скажешь. Но на всякий случай мы с Глашей стали собирать вещи…
— Ещё чего! — возмутился я, — мы с вами честно обменялись. Документы переоформили. Всё по-честному. Это — моя квартира. И я просто пустил туда жить отчима с женой. Если Марии что-то не нравится — она всегда может вернуться обратно к себе в общежитие. Там у неё, если не ошибаюсь, койко-место есть.
От такой моей отповеди Фаина Георгиевна смутилась.
— Не сердись, Муля, я её очень понимаю — жить над хлебом и зрелищами в этой квартире — удовольствие на самое большое.
— Фаина Георгиевна, — вздохнул я, — вся страна живёт в бараках и коммуналках. Маша, по сравнению с остальными, роскошует в отдельной комфортабельной двухкомнатной квартире в центре Москвы. Да ещё и дом — высотка. Нужно жить и радоваться, что санузел ни с кем делить не надо. И на кухне можно готовить в любое время, без графика.
— Готовить она не любит, — хмыкнула Фаина Георгиевна, — просила на сегодня мою Глашу дать. Завтра же Модест Фёдорович приезжает с конференции. А Дусю ты себе забрал.
— Фаина Георгиевна! — возмутился я, — Дуся — не прислуга. Она — член семьи. Она и меня, и мою мать, и тётю Лизу вырастила и воспитала. И это именно она решает с кем ей хочется жить. Неужели вы не думаете, что мать не звала её к себе? Но она хочет жить только со мной. И это её выбор.
— Да, я знаю. Она с тобой даже в коммуналке жила, — кивнула Фаина Георгиевна, — хоть Модест Фёдорович её в квартиру звал.
— Ну вот видите, — сказал я, — а Маше нужно учиться нормально общаться со всеми. Чтобы люди от неё не сбегали. Я вот ещё к Ярославу в общежитие схожу. Сейчас же столовая ещё не работает. Чем он там только питается?
— Вот этого я не знаю, — охнула Фаина Георгиевна и добавила, — сходи, конечно, Муля.
— А у вас как дела? — спросил я, чтобы перевести разговор с неприятной темы.
— Ты знаешь, Муля, я до сих пор под впечатлением, — поделилась Фаина Георгиевна.
— От Югославии?
— И от Югославии тоже, — кивнула она и поделилась, — но больше от общения. От людей. От эмоций.
— И от сестры? — подсказал я.
— И от сестры тоже, — улыбнулась Фаина Георгиевна, — Изабелла хочет приехать ко мне.
— В гости?
— Нет, насовсем приехать, — улыбнулась Фаина Георгиевна.
— Но она же живёт в Праге? — искренне изумился я.
— Она то в Праге, то в Париже живёт, — хмыкнула Злая Фуфа. — Но за Родиной скучает.
— За родными берёзками, — усмехнулся я.
— Зря ёрничаешь, — посерьёзнела Фаина Георгиевна, — многие уехали в лучшую жизнь, а потом всю жизнь прожили воспоминаниями о доме.
— Но вы же не уехали, — сказал я.
— Я не могла уехать, — вздохнула она, — хотя сердце разрывалось между любовью к семье и к профессии. Пришлось делать выбор.
— Зато вы состоялись как актриса, — сказал я.
— Ты знаешь, Муля, долгое время, когда мне никто ролей не предлагал и из театров меня гнали, я думала, что я не состоялась. А вот сейчас, когда я играю роль в твоём фильме — я ожила. И даже если это останется у меня единственной главной ролью в жизни — я уже буду счастлива. Значит, я не зря прожила такую сложную актёрскую жизнь.
Я улыбнулся:
— Знаете, порой даже самая маленькая и незначительная роль может перевернуть мир. А у вас все роли такие.
— А вот если бы мне давали главные роли… — мечтательно вздохнула Фаина Георгиевна, но я покачал головой:
— Если бы вы не переругались со всеми режиссёрами и актёрами — вам бы всегда давали хорошие роли.
— Эх, многого ты не понимаешь, Муля… — вздохнула Фаина Георгиевна, — не всё так просто.
— Кстати, — сказал я намеренно беззаботным тоном, — а вы, случайно, не в курсе, отчего наш Завадский приумолк? Уж не замышляет ли он чего-то?
Фаина Георгиевна пожала плечами и ответила:
— Завадский всегда что-нибудь да замышляет. Тот ещё маразматик-затейник!
Я хотел ещё подискутировать, но тут Букет увидел кошку. Он рванул так, что Фаина Георгиевна от неожиданности выпустила поводок.
Пока ловили Букета, пока очищали его хвост от репейников, нить разговора была утеряна. Но ничего, я ещё поговорю с нею о том, как правильно себя вести с коллегами, чтобы давали главные роли. И жаль. Что про Завадского ничего выяснить не удалось. Придётся-таки поговорить с Капраловым-Башинским.
Но после работы я поехал к Котиковым. Они сейчас были на даче, поэтому я поехал сразу туда. Купил красивый торт с кремовыми розочками (под заказ, Надежда Петровна постаралась организовать для меня). Взял подарки и поехал.
Я был очень благодарен Ивану Вениаминовичу за помочь в организации встречи с тётей Лизой и подсказкам по провозу товаров для реализации. Поэтому тянуть с визитом было нельзя.
— А вот и Муля! — расцвела Ангелина Степановна при моём виде. — Ну как там Белград? Уштипцы пробовал? Как они тебе?
Честно говоря, я там много что пробовал, но как-то специально и не пытался запоминать.
— Это пончики такие, — с лукавой улыбкой подсказала Таня.
Налетел ветер, я аж поёжился. Хоть и был конец лета, но сегодняшний день под конец испортился и стал хмурым и холодным. Прошёл дождь и было сыро. Хорошо, я заехал домой за подарками и хоть куртку надел, а не то продрог бы весь.
В подтверждение этому огромная капля скатилась с дерева и попала мне за шиворот.
Бр-р-р-р… дубарина какая!
Таня звонко рассмеялась и, словно невзначай, легонько зацепила соседнюю ветку прямо надо мной. Целое облако мелких холодных брызг накрыло меня. Я вежливо улыбнулся, Таня проказливо расхохоталась.
— Муля приехал! — из затянутой плющом и диким виноградом альтанки вышел Вениамин Львович и с радостной улыбкой помахал мне. На нём была точно такая же, как у меня куртка. И жёлтый вязанный жилет с растянутыми петлями.
Я протёр глаза. Кажется, где-то я уже это видел.
Глава 17
— Модест Фёдорович приехал, — сказала Дуся, словно между прочим, но лицо её при этом было весьма красноречивым.
