"Фантастика 2025-99". Компиляция. Книги 1-19 (СИ) - Катлас Эдуард

– В чем же состоит коллизия? – спросил Кратов.

– Всем также известно, что вы ведете образ жизни, сопряженный с повседневным риском. И хотя последние несколько месяцев вы благоразумно провели в одном из безопаснейших мест Галактики – я имею в виду метрополию вашей Федерации, – до нас дошли сведения, что теперь вы возымели намерение отправиться в дальнее путешествие, где никто не сможет гарантировать вашего благополучия.

– Не стоит преувеличивать мою неосмотрительность, янтайрн, – смущенно сказал Кратов.

– И все же вы не станете отрицать вероятность того, что ваш путь в материальном мире будет грубо и внезапно прерван против вашего желания.

– Благодарю за доброе напутствие! – засмеялся Кратов. – Но, разумеется, не стану. Такая вероятность действительно существует.

– Если это случится… чего никто искренне не желал бы… ваш титул без промедления должен быть возложен на одного из ваших потомков, в чьих жилах течет кровь четвертого т'гарда Лихлэбра.

– Одного из потомков – сказано чересчур сильно, янтайрн.

– Увы, мой господин. Ведь у вас скоро появится дочь, не так ли?

– Совершенная правда, янтайрн.

– Но по законам Светлой Руки, титульные привилегии не наследуются отпрысками женского пола – только сам титул.

– И с этим не поспоришь.

– Здесь и возникает упомянутая коллизия. В случае не называемого вслух события ваш титул в полном объеме внезапно окажется невостребованным и латентным. Что совершенно неприемлемо ни для дома Лихлэбр, который по нелепому стечению обстоятельств окончательно утрачивает всякий присмотр, ни для Верховной комиссии по Статуту справедливости, которая всемерно блюдет преемственность аристократических родов Светлой Руки, ни для господина моего гекхайана. Надеюсь, вы понимаете всю остроту ситуации, вы… не-эхайн?

– Понимаю, – сказал Кратов, с трудом сохраняя серьезный вид. – Мы, этлауки, всегда были сообразительны.

– Нужно вам знать, яннарр, – сказала Эограпп, потупив взор, – что термин «этлаук» негласно запрещен к употреблению в пределах Светлой Руки как недопустимо оскорбительный для объектов, им обозначаемых, и субъектов, таковой произносящих. Каковой запрет распространяется и на вас как на т'гарда и лицо, приближенное к гекхайану.

– Хорошо, – сказал Кратов. – Вы только что ознакомили меня с означенным запретом, и я намерен его неукоснительно соблюдать… Но у меня могут быть и сыновья.

– Ни для кого не секрет, – усмехнулась Эограпп, – что вы отнюдь не склонны принимать близко к сердцу заботы дома Лихлэбр с тем радением, какого они заслуживают. По отношению к обязанностям, налагаемым на вас вашим титулом, вы, говоря земным языком, хреновничаете.

– Я понимаю, – смутился Кратов, – и по возвращении постараюсь исправить положение вещей к лучшему. Здесь мне и вправду нечем гордиться.

– А скажите прямо, яннарр: намерены ли вы со всем усердием способствовать тому, чтобы кто-то из ваших земных потомков навсегда связал свою судьбу с Эхайнором?

Кратов помолчал.

– Не уверен, – сказал он.

– О да, – сказала Эограпп с великолепной иронией. – У вас нет обычая склонять собственных детей к выбору жизненной стези. Вы можете лишь осторожно, ненавязчиво советовать. И вероятность того, что ваш сын отважится сменить разнообразие и благополучие Федерации на мрачную неустроенность Эхайнора, еще меньше той, что ваш титул вдруг окажется латентным.

– Я уже жалею, что начистил пятак Кьеллому Лгоумаа, – сказал Кратов в сторону.

– Пятак?! А, такой арготизм… В каком-то смысле это действительно была ваша ошибка. Хотя последствия ее оказались удивительно благотворны для последующей цепочки событий. – Она глядела ему прямо в глаза. – Но сейчас я здесь исключительно для того, чтобы свести те немногие негативные следствия вашего промаха к позволительному минимуму.

До Кратова наконец стало доходить, что она имеет ввиду.

– Вы пришли, чтобы… – пробормотал он и замолчал.

– Да, – сказала великанша. – У меня две дочери от разных мужчин. Но теперь у меня должен быть сын.

– Откуда вам знать?

– Я прошла обследование у лучших медиков и генетиков Эхайнора. Они дали заключение, что результатом союза человека и эхайна будет здоровое потомство, а состояние моей репродуктивной функции в настоящий момент с более чем девяностопроцентной вероятностью приведет к рождению мальчика. – Эограпп вдруг заговорила необычно торопливо, что совсем не походило на нее. И хотя слова ее были все так же официальны и суконны, интонация сделалась совершенно женской. – Ваш сын будет эхайном по рождению и воспитанию, и он унаследует ваш титул. Разумеется, вы будете допущены к участию в его воспитании в той мере, какую сочтете для себя приемлемой. Но он будет настоящим эхайном, и я посвящу ему всю жизнь. Я хорошая мать. У вашего сына не будет врагов. («Живых врагов», – подумал Кратов.) Вы не пожалеете о своем решении… Вы не смеете отказать Эхайнору!

– Янтайрн, – сказал Кратов. – Госпожа моя Авлур. Я понимаю, что вами движет долг. Но ведь вы не питаете ко мне никаких чувств, кроме священной ненависти…

– О да! – с горячностью согласилась Эограпп, – я ненавижу вас, как женщина-эхайн может ненавидеть мужчину-человека. Вы даже представить не можете, как я вас ненавижу. Моя ненависть так велика, что я согласна быть ковром для ваших ступней, когда утром вы подниметесь со своего ложа… Вы не смеете отказать мне!

– Да, светлая янтайрн, – сказал Кратов. – Кто я такой, чтобы противостоять вашей ненависти?

Часть вторая

Авалонская Башня

1

Темный и тяжелый зверь возник из ничего – словно клубок ночного мрака вдруг уплотнился до осязаемости и зажил собственной недоброй жизнью. Только что его здесь не было, и вот он уже есть и ступает по застланному ковром полу пружиняще бесшумно и в то же время ощутимо тяжко, ставя лапы по-кошачьи след в след. Массивная голова опущена ниже плеч, холодно-зеленые глаза посверкивают из глубоко утопленных в бугристом черепе глазниц, влажная пасть приотверста, и в рассеянном лунном свете отчетливо видны белые, с неясной желтизной, клыки. Тварь похожа на волка и на кошку одновременно, такие сейчас не водятся, а если и водились, то в те времена, когда человеку не дано было сохранять воспоминания о встрече с ними в рисунке или запечатленном слове. Откуда она взялась в комнате, зачем пришла?.. Пошевелиться и оказать сопротивление не было ни мужества, ни сил. Оставалось просто лежать, подтянув покрывало к самому подбородку, и ждать. Безвольно и оледенело. Вдруг зверь просто осмотрится и уйдет? Вдруг он травоядный… с такими-то клычищами? Но зверь вовсе не собирается уходить. Он поводит взором по углам спальни, издает негромкое рычание где-то на границе с инфразвуком – что храбрости никому не добавляет, а, напротив, отзывается постыдным томлением где-то в области желудка, – а затем с неожиданной легкостью вспрыгивает на постель. Он уже совсем близко, настолько близко, что можно ощутить смрад, сочащийся между слюнявых клыков из самой его утробы. И это ужасное, невыносимое для слуха рычание накатывает, будто волна медленного прибоя, делая всякую мысль о сопротивлении решительно безнадежной…

2

Кратов проснулся. Содрал с лица душное покрывало. Провел по влажному лицу ладонью. Что это за влага? Пот или слезы? Вот только этого ему сейчас недоставало… В горле першило. Похоже, он кричал во сне.

Конфузливо огляделся, с трудом соображая, где это нынче угораздило его пробудиться, да еще от такого позорного кошмара. Слава богу, он был в спальне один, и, слава богу, это была уже не каюта «Тавискарона», с ее замечательной акустикой. (Мадон – Белоцветову: «Вот что, дружок, если ты еще раз позволишь себе неслыханную наглость посреди ночи распевать про своих чертовых уток с гусями, которым не сидится дома, в особенности если учесть все убожество твоих вокальных данных, о котором я не устаю повторять с самого первого дня нашего знакомства…» Татор – Белоцветову же: «Как сейчас помню, еще месяц назад я кое-кому… из соображений ложно понимаемой деликатности не станем указывать пальцем… отдавал распоряжение озаботиться усилением звукоизоляции помещений, если не грузовых – что не менее важно, черт подери! – то хотя бы жилых…» Белоцветов – всему миру сразу: «Вы что, смерти моей хотите? И почему всегда я, всегда я, будто я единственный инженер на этом несчастном судне!..» Белоцветов – Мадону, после того, как за командором закрывается дверь: «Ты помнишь, чтобы он мне говорил о звукоизоляции? Лично я – нет». Мадон: «Лично я – помню. Поскольку он говорил это не тебе, а мне». Белоцветов – Мадону, после того, как за тем закрывается дверь: «Что же ты, сукин кот…») Это был одноместный номер в отеле «Камелот», на планете Авалон… и было бы странно и ненатурально, зовись отель как-то иначе… номер далеко не самый фешенебельный, но что не изымешь из числа его достоинств, так это звукоизоляцию.